Случай Портного - Филип Рот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но зато ко мне, в этот дом, никогда не зайдет Болтушка и не пососет мой член, а к Смолке – пожалуйста!
Кстати, иду я недавно по Уорт-стрит и, угадайте, кто навстречу? Мистер Мендель с чемоданчиком медицинских инструментов! Вчерашний онанист сегодня торгует зажимами, пинцетами и ланцетами! У его тестя целый магазин такого добра на Маркет-стрит, он у него торговым агентом. У меня – глаза на лоб! Представляете? Он говорит, что женился, остепенился, отрастил вот такой член, завел двоих детей, купил дом в Меп-лвуде и по воскресеньям жарит барбекю у себя в саду! Неужели это тот парень, который настолько приторчал на Пьюпе Кампо и Тито Валдисе, что сразу после школы заявился в мэрию и попросил сменить ему имя на Арнольда Ба-ба-лу, который мог выпить полдюжины пива, которого постоянно исключали из школы, который целыми днями околачивался на углу Ченселлор и Лесли, который носил свой «утиный хвост» и стучал на барабане, как настоящий черномазый? Почему его не покарало небо? И он еще спрашивает, чем я зарабатываю? Он что же, не знает, что я воплощенная добродетель?
– Государственный служащий, – скромно отвечаю я.
– Женился?
– Нет.
И тут я узнаю в нем прежнего чумазого латиноса, он говорит:
– И как тебе без пизды?
– Подружки, Арни, к тому же я и сам могу себя подергать, – отвечаю я и тут же спохватываюсь: вот досада, а что если он поделится этим с «Дейли ньюс»? Представляете, какой будет заголовок? «ДВУЛИЧНЫЙ ИЗВРАЩЕНЕЦ. РАДЕТЕЛЬ О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА ЖИВЕТ В МЕРЗКОМ РАЗВРАТЕ, СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ ЕГО ОДНОКЛАССНИК». Везде заголовки! Все про меня всё узнают! Всенародное возмущение!
– Эй, а ты помнишь Риту Джирарди? Которая у нас всех сосала?
– А что такое? – спрашиваю я и мысленно умоляю его говорить потише. – Как она поживает?
– Так ты не читал в «Ньюс»?
– В какой «Ньюс»?
– «Ньюарк ньюс».
– Извини, я давно не видел местных газет. И что там?
– Кокнули ее в баре на Хоторн, направо от «Аннекс», внизу. Она сидела там с одним еба-рем, и вдруг пришел другой и прострелил им обоим головы. Каково, а? Вот ублюдок!
Я огорченно присвистнул и спросил:
– А как там Смолка?
– Понятия не имею, – ответил Ба-ба-лу. – Профессор, что ли? По-моему, я слышал, что он профессор.
– Смолка? Профессор?
– Что-то, типа, преподает в колледже.
– Этого не может быть, – презрительно усмехаюсь я.
– Может! Я слышал, что он где-то в Принстоне.
– В Принстоне?
Как это можно? Без горячего томатного супчика в морозный день? Без свежей пижамы? Это Смолка-то, у которого только и было-то, что красные презервативы с колючими усиками, за которыми девки, как он говорил, бегают табунами и лезут на стенки в Париже? Плавать в бассейне «Олимпик» и остаться в живых? Профессор в Принстоне! Интересно, что он читает: греческий, латынь, астрофизику? Ерунда какая-то! Ты, Ба-ба-лу, как моя мама, и все путаешь, ты хотел сказать, что он водопроводчик или электрик. Я отказываюсь верить! Нет, я конечно верю, что у Менделя может быть свой дом и у Смолки, в конце концов, у всех есть работа – это я понимаю умом, но вот нутром, всем своим существом, я не могу поверить, что им удалось не то что добиться каких-то успехов, а просто дожить. Они были шпаной, им место в тюрьме, в канаве, потому что они никогда не делали домашних заданий. Смолка-то у меня хоть списывал на испанском, а Мендель даже не списывал, он давно забил на учебу, как и на мытье рук. То есть, в соответствии с установками моей матери, их уже не должно быть в живых. Нашкодил, напортачил, распутничал – ответишь по всей строгости. Например, Болтушка. Сосала концы у кого попало, и что? Справедливость восторжествовала: ей за это прострелили голову! Вот, это по правилам, так мир и должен существовать!
Смолка входит на кухню и говорит, что ничего не выйдет. Она не хочет.
– Как?! – взрывается Мендель. – Ты обещал, что мы будем трахаться! И в рот, и в зад, и в перед! – вот что ты говорил.
– Ну, не хочет – не надо, – говорю я. – Пошла она в жопу!
– Но я дожидался целую неделю! Как это, пошла? Что за ерунда? Пусть хотя бы подрочит руками!
– Ну, если ей не хочется, то пойдем, а? – продолжаю канючить я.
– Что значит, не хочется? Даже рукой поработать не хочет? Что она из себя строит? Никуда я не пойду! Так и скажи ей, или – или! Вот сучка!
Смолка отправляется обратно и через полчаса приносит весть, что она согласна кого-нибудь одного, но с условием, что он не будет снимать штаны. Мы тут же бросаем жребий, и возможность подхватить сифилис выпадает мне. Мендель кричит, что это несправедливо, что монета ударилась в потолок, он готов убить меня, но я отправляюсь в гостиную.
Болтушка ждет меня на диване в одной комбинации. На вид весит она чуть не семьдесят килограмм, у нее растут усики. Я скажу, что меня зовут Антонио Пирато, если она спросит, но имя, похоже, ее не интересует.
– Значит так, – говорит она. – Повторяю еще раз: мы договорились, что я сделаю это тебе одному. И все!
– Как прикажете.
– Тогда расстегни штаны, но не вздумай снимать! Я предупреждаю, что яйца трогать не буду! Покажи его!
– Хорошо, хорошо, одну минутку.
– И не вздумай лапать меня!
– Может, мне лучше уйти?
– Давай, доставай уже.
– Сейчас, сейчас. Если вам хочется… – бормочу я, роюсь в ширинке, но не могу его нащупать. Он куда-то пропал. Где он?
В школе я часто специально думаю про смерть, про больницу, про аварию на дороге, только бы я смог спокойно встать, если спросят, или выйти из автобуса, если надо, и никто бы не заметил, что у меня торчит в штанах. А сейчас я не могу его найти!
– Вот, вот! – наконец говорю я.
– Такой?
– Поверьте, – начинаю я, густо покраснев, – он обычно у меня гораздо больше и толще…
– Предупреждаю, я не буду с ним возиться до утра.
– О, не думаю, что это займет много времени!
– Ладно, ложись – приказывает она, все еще недоверчиво поглядывая на мой кончик.
Я быстренько исполняю приказание. Болтушка придвигает к дивану стул, садится и так энергично приступает к делу, будто у нее не рука, а какая-то электрическая машинка.
– Что с тобой? – через некоторое время спрашивает она. – Почему не кончаешь?
– Я потом, я кончаю…
– Не вздумай сдерживаться.
– Я не сдерживаюсь, я стараюсь…
– Учти, я считаю до пятидесяти и все, пеняй на себя!
До пятидесяти! Хорошо, если у меня раньше не отвалится. Я хочу крикнуть: «Осторожно, помедленней! И не тискай головку, пожалуйста!»
– Одиннадцать, двенадцать, тринадцать!
Мне становится обидно: я мечтал об этом с тринадцати лет! Наконец-то я засунул, не в яблоко, не в бутылку с вазелином, а девочке в ручку настоящей девочке, в одной комбинации, с настоящими титьками и пизденкой! У нее, правда, усики, но какая разница – свершилось! А кончить – никак. И тут мне внезапно становится ясно, что нужно делать: к черту грезы, это я сам! Уставив глаза в потолок, я представляю не как кого-то трахаю, а что сам мастурбирую, и результат не замедливает сказаться – я тут же достигаю кульминации. Но в этот момент Болтушка говорит:
– Пятьдесят, – и останавливается.
– Еще! – умоляю я. – Еще!
– Заткнись. До вашего прихода я два часа гладила.
– Ну, еще чуть-чуть! Ну хоть разик, хоть два!
– Не-ет!
Тогда я, чувствуя, что все рушится, все падает и рассыпается, хватаю себя за член и сразу кончаю. Одного хозяйского движения было достаточно. Ну, кто, я вас спрашиваю, знает мой член лучше меня? Правда, это добро, разлетевшись фонтаном, залетает мне в глаз.
– Ты что наделал, жидовская морда? – вопит Болтушка. – Ты мне заляпал этим дерьмом весь диван, всю стенку, всю лампу!
– Обождите, мне самому попало в глаза! И не называйте меня «жидовской мордой», прошу вас!
– А кто ж ты еще? Ну все испоганил, посмотри на салфеточку!
Вот, правильно говорил папочка: стоит тебе поссориться с шиксой из-за любой ерунды, и она тут же обзовет тебя жидовской мордой. Катастрофа, мои родители, которые всю жизнь заблуждались, тут попали в самую точку! А тут еще глаз! Как там жжет! Я знаю почему: Смолка рассказывал, как на Острове Дьявола охранники развлекаются тем, что спускают в глаза заключенным, и те слепнут. Я тоже ослепну! Вот оно, возмездие за то, что шикса потрогала мой пенис голой рукой. Эх, доктор, зачем вам мои сновидения? У меня психика первоклассника, с моим анализом запросто справится и какая-нибудь Роза Францблау из «Нью-Йорк пост»!
– Грязный жиденок! – вопит Болтушка. – Ты даже кончить не можешь, пока сам не подро-чишь! Ублюдок!
Так и не дождавшись сочувствия, осыпаемый оскорблениями, с криком:
– Я себе в глаз попал! – выбегаю в кухню, где мои приятели просто валяются со смеху:
– В глаз!… – захлебывается Мендель, шлепая ладонями по полу. – В свой ебаный глаз!!.
– Воды, засранцы, воды! Пустите! – кричу я, пробиваясь к мойке. – У меня щиплет глаз! Я ослепну!