Неземное создание - Марина Серова

– О себе?

– Ну да – что у тебя болит, какое настроение было с утра, мысли о только что прочитанной книге. И собеседник тоже незаметно настраивается на эту же волну.

– Неужто – всегда? Ведь встречаются люди замкнутые, скрытные…

– Вы забываете, что это так приятно – говорить о себе, жаловаться на судьбу, плакаться кому-нибудь в жилетку. Нет ничего слаще. Многие мужчины, которым предоставляется такая возможность, вообще уверены, что это и есть любовь.

– А что же такое – любовь? – спросила я Лилю с любопытством, но она только неопределенно пожала плечами.

– Не знаю. Я только могу сказать, что у каждого человека любовь к себе побеждает все остальные чувства. Ну, еще, может быть, немного к родным.

– Но… твой брат теперь за решеткой…

– Это его проблемы, – недовольно перебила меня Лиля. – Я уже много раз говорила, что не имею никакого отношения к делам брата, никогда не участвовала в его кражах и ничего про это не знала. Откуда я знаю, что ему приходило в голову? Не скрою, мы с братом порой бывали очень откровенны, и я многое рассказывала ему о разных людях, о своих друзьях. Но я же не знала, что он таким образом будет использовать эту информацию!

– И тебя не удивляло, когда в доме неожиданно появлялись дорогие вещи и тебе преподносились новые шубы, драгоценности? Ты не знала, что у брата есть уже несколько счетов в коммерческих банках и что он ограбил…

– Я уже сказала – я ничего об этом не знала, – нахмурилась Лиля, явно не желая меня дальше выслушивать. – Это мужские дела. Шубы? Подумаешь, так и должно быть! Брат очень любил меня – и я не удивлялась, что он меня иногда баловал.

Я знала, что Лиля мне врала.

Но как легко, виртуозно у нее это получалось!

– Вы ведь знаете – у нас нет родителей, – прибавила она, помолчав. – Они еще восемь лет назад попали в автокатастрофу, и родных в Тарасове тоже нет. Мы тут были совсем одни. Поэтому я привыкла рассказывать своему братишке буквально все – и о себе, и о своих друзьях. Надеюсь, это еще не запрещено законом?

Если бы я уже не имела кое-какого представления о Лиле, то – ей-богу! – у меня от жалости к сироткам могли бы на глаза навернуться слезы.

Вот чертовка!

Мало того – ей удалось даже заполучить роль невинной жертвы – самую трудную, драматическую роль!

Но меня эта лапка-царапка провести не могла.

Я уже знала, что на самом деле Лиля вела жизнь профессиональной проститутки, только несколько особого толка, с учетом потребностей сегодняшнего времени.

С каждым из своих «друзей» или, говоря более точным языком, потенциальных пострадавших, ей, перед тем как перейти на чисто телефонное общение, приходилось хотя бы разочек-другой переспать, чтобы скрепить начавшуюся дружбу.

Или разок-другой – не считается?

И тогда наивные клиенты, надеясь на продолжение, уже охотно включались в предложенную телефонную игру в доверие.

Ничего не скажешь, хитро придумано!

Уже сейчас удалось выяснить, что братец и его компания по наводке Лили за достаточно короткое время сумели ограбить нескольких крупных бизнесменов и активно готовились к новым делам.

И если учесть метод работы нашей красавицы, основанный на случайной, внезапно получаемой информации, то у нее одновременно должно было иметься в наличии не меньше десятка таких «друзей», ожидающих продолжения так дурно начавшегося романа и с радостью изливавших ей по телефону душу.

Вот он, профессионализм в действии!

Особый «телефон доверия», но только на дому и с далеко идущими последствиями.

И главное – никто из друзей и воздыхателей Лили до сих пор не верил, что она была самым прямым образом причастна к ограблениям.

Никто, кроме меня.

Но сейчас девушка, которая сидела напротив меня, так беззаботно грелась на солнышке и по-детски жмурилась, что чем-то напоминала милую кошечку.

– Все же меня особенно интересует случай с Сергеем Конищевым, – произнесла я упрямо.

«Ведь он не настолько богат, чтобы мог представлять для тебя, лапка-царапка, интерес», – прибавила я про себя, но вслух говорить этого не стала.

– А что – Сергей? – переспросила Лиля.

– Ты ведь уже знаешь – он был ограблен, потом – избит. Неужто из-за этого своего ножика, который, кстати говоря, оказался дешевой подделкой? Правда, Конищев по наивности выложил за него весьма кругленькую сумму и считал, что владеет настоящим сокровищем.

– Но… Сережа мне действительно нравился! Мы с ним встречались. Я не знала, что брат так поступит с ним. Правда, понятия не имела! Да и вообще я ничего, совсем ничего не знала! Зачем вы мне сейчас об этом снова напоминаете?

И я увидела, что на глазах Лили появились самые настоящие слезы.

– И потом – он меня уже простил, я имею в виду – за брата, – поспешно добавила Лиля. – И сделал мне предложение. Мы с ним скоро поженимся.

У меня от удивления чуть было не открылся рот.

Вот дела!

Мало того, что моего школьного дружка обворовали и жестоко избили, так он теперь задумал добровольно сунуть голову в петлю!

Наверное, решил проявить благородство, показать великодушие…

Полученных уроков ему оказалось мало – пусть еще похлебает.

А я теперь умываю руки.

Когда мы с Конищевым лет через десять, даст бог, встретимся на вечере выпускников, надо будет поинтересоваться, как сложилась его жизнь со второй по счету женой.

Но никак не раньше.

– А что вы так смотрите? Я ведь теперь осталась совсем одна, – проговорила Лиля с такой невыразимой грустью, что у меня от нервного тика задергался глаз – так трудно было сдержаться, чтобы не расхохотаться ей прямо в лицо.

Что и говорить, эта девица вовсе не выглядела счастливой невестой.

Наоборот, сейчас я видела, как жалобно скривился ее хорошенький ротик и испуганно забегали глазки.

Кажется, она и сама не понимала, правильно ли теперь делает, решив выкарабкаться из паршивой истории подобным способом, под звуки свадебного марша.

Ведь она ни секунды не верила ни в его любовь, ни тем более в какие-нибудь свои чувства…

Она глядела на меня и словно ждала совета.

«Наказание лжецу не в том, что ему больше не верят, а в том, что он сам не может никому верить», – вспомнила я мудрое предсказание магических костей, смысл которого только сейчас стал мне окончательно понятен.

Я собралась было повторить его вслух, но тут зазвонил телефон.

Вечная староста Ермакова позвонила, как всегда, не вовремя.

– Иванова, ты мне вот что скажи, – раздался в трубке знакомый голос с командирскими нотками. – Только честно.

– О-о-о, ну что еще? – простонала я.

Наверняка сейчас начнет меня пытать, почему я не осталась тогда на общих посиделках, доложит, кто из-за этого на меня обиделся и еще какую-нибудь ерунду.

– Только честно: сколько бутылок коньяка ты приносила?

– Три вроде бы. А что?

– Ну, так и есть! Точно! – взревела Ермакова в трубку. – Нет, ну какая же гадина!

– Ты про кого? Про меня, что ли?

Признаться, я несказанно удивилась такой неблагодарности!

Тем более коньяк я выбрала отличный, пятизвездочный.

Знала бы, что так обернется, ни за что бы ни стала стараться.

– Да нет, при чем здесь ты? – пояснила Ермакова. – Я про Светку Линькову говорю. Потому что в твоем пакете оказалось только две бутылки. Значит, одну Линькова свистнула, это точно. Нет, не зря же говорят, что горбатого могила исправит.

– Но почему ты думаешь, что именно она? – попыталась я было защитить Светку. – Мало ли… Может, кто-нибудь из мальчиков? Вон, Колька Салиенко – на вид сделался настоящим алкашом.

– Уж прям, – коротко оборвала меня Ермакова. – Я на следующий день зачем-то звонила Линьковой и спрашиваю между делом: «Что делаешь?» А она мне так, через губу: «Кофе с коньяком пью, с пятизвездочным». Прикинь?

– Ну и что? И пусть пьет.

Я явно не врубалась в ситуацию.

– Как – что? Да у нее дома – шаром покати, четвертушки водки не найдешь, я как-то была. Ну я тогда сразу все про коньяк и поняла, но все же решила на всякий случай у тебя уточнить. Я тебе еще раньше звонила, только тебя почему-то дома не было. Ты где все время пропадаешь? Чем занимаешься?

– Тоже коньяк пью, пятизвездочный, – засмеялась я, окинув взглядом стенку, где призывно поблескивала заветная бутылка, давая понять, что мне давно пора расслабиться.

Но Ермакова никак не отреагировала на мою реплику.

– Вот воровка! Скажи, Иванова, все-таки таких воровок, как наша Линькова, еще свет не видывал! И наглая к тому же… А ты чего там смеешься?

Но я действительно больше не могла удержаться от смеха.

– Вчерашний день, – только и смогла проговорить я в трубку. – Такие, как наша Линькова, – это уже вчерашний день, доисторическая эпоха.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что она – динозавр!

– Ты имеешь в виду, что толстая стала, страшная?

Но я ничего не стала дальше объяснять Ермаковой, молча разглядывая застывшее передо мной прелестное, совсем юное личико.