Демократия по чёрному (СИ) - Птица Алексей

Как только я разобью мусульман, то сразу примусь за протестантов, а завершу католиками, не нужны мне тут постоянные трения, и пятая, шестая, и седьмая колонна, сам без них разберусь.

Вера и религия у народа должна быть одна, и это будет коптское православие, уж в этом мне Александрийский патриарх поможет, морально хотя бы, и священниками тоже.

А я ему Египет захвачу, если будет хорошо себя вести. Как известно уже давно, чудо привлекает одно лишь гав…, остальных принуждают силой, и чем больше сила, тем сильнее церковь.

А межконфессиональная рознь мне триста лет не улыбалась. Впереди жёсткая схватка, за жемчужину британской колониальной короны, как обозвал Уганду Уинстон Черчилль, а потом, и за всю остальную Африку. Копты мы, и точка. Всех остальных попрошу на выход.

Вон Мадагаскар, стоит в одиночке. И пустыни некому осваивать, и заниматься орошением. А арабам только бы на верблюдах гонять, нефть охранять, да караваны грабить, и рабами торговать. На большее, что-то, местных жителей не хватает. Все Мамбу ждут!

Но Мамба придёт, контуженный бандитской пулей, и… Ну да, не буду загадывать. Врагов много, они сильны, а у меня, пока, только одни проблемы сменяются другими. Да чутьё на неприятности обострилось до предела.

Кажется, я даже стал чувствовать запах яда, как в пище, так и в любой жидкости. Впору наниматься куда-нибудь штатным противоядерщиком, в смысле, противоядовщиком, в смысле, находчиком ядов, тоже нет, тогда, просто сканером ядов. Три в одном, МФУ, так сказать. Яды ищу, по мозгам даю, и всех пропечатываю.

Глава 11 Уганда. Узурпатор

Дорога шла вдоль озера Виктории-Ньяса, чуть дальше от его берега простирались плантации бананов. Напомню читателю, что банан — это гигантская трава, высотой до 10 метров, с огромными продолговатыми листьями. Листья эти служат строительным материалом, посудой, а также используются для других целей.

А вот по употреблению плодов в Буганде их делят на четыре разновидности. Мы знакомы только с одной из них — мейву, сладкими бананами, которые едят сырыми. Из плодов другой разновидности делают пиво, третьи — жарят.

Четвертая разновидность, матоке, бананы для варки и тушения, служат основной пищей в Южной Уганде. Из этих зеленых и жестких плодов, очищенных и завернутых в банановые листья, после долгой варки или тушения, получается мягкое золотистое пюре. Его едят с соусом. В общем, вкуснятина.

Моё войско вышло на холмистую саванну, где неподалёку от города Будда меня ожидало войско Мбого, состоящее из принявших ислам воинов Буганды. Среди них были и остатки египтян, прибывших из Экватории и осевших здесь. Старые друзья решили помериться со мною силами.

Признаться, я недооценил многочисленность и организованность народов, заселявших Буганду. Сейчас против моего двухтысячного войска стояло порядка десяти тысяч, и это были только мусульмане. Одно только играло мне на руку, это моя мрачная слава одержимого злыми духами, способными вернуть меня с того света, а также моя страшная, испещренная шрамами, рожа, и все это, на фоне атлетически сложенной фигуры.

Мои войска, шедшие колоннами, стали разворачиваться в цепи, готовя к бою винтовки. Партизан со мною не было. Местное население не желало присоединяться ко мне. Не хотят, и не надо.

Вместо партизан у меня было три пулемёта, которые я захватил с собой, на всякий партизанский случай. А то иду, практически голый, без соратников и военачальников. Дорога неизвестна, трудна и опасна, вокруг бродят дикими зверями Лугарды с Конвайлами, да ещё и Вествуды, всякие, жаждят меня нае… обмануть, сволочи.

Ишь, как он уставился на мой перочинный ножик. Откуда, мол, у вас такой декоративный кинжальчик, не хотите ли похвастаться им передо мною. Да, щаз, я ещё от алмазов не отошёл. Уж больно нехорошо сверкнули непонятным интересом знаменитые водянисто-голубые глаза отморозков из туманного Альбиона.

Явно, неспроста это жу-жу. Чем-то заинтересовал его этот кинжал, собиратель, блин, антиквариата. Кинжал, и правда, неплохой, немного кривой, с рунами, крестами на лезвии, испещренный всякими надписями, на неизвестном мне языке. Я же Тёмный, не разбираюсь в клиновидной письменности. Химические формулы, и те с трудом осилил, а тут сплошь экзотика, афоризмы древнегреческие, вместе с латинскими.

Латинский мы в фармакадемии изучали, конечно. Ну как изучали, как и всё, что не нравится, на отстань. Вот я на кинжале и смог только прочитать Longinus. Какой-то Логинус, или Логин, или Лонгин, все эти косинусы — синусы, тангенсы — котангенсы. Еврей, наверное, стародавний, из ремесленников.

Сделал клинок, и клеймо поставил своё, чтобы знали, чьё оно, и где сделано. Ну, да мне без разницы, как и почему, кинжал мне нравился, и всё тут. Спокойнее с ним как-то… безмятежно, я бы даже сказал, и думается хорошо. Идеи всякие об объединении в голову лезут, о человечестве, о счастье для всех.

Наверное, я не тот эликсир хлебнул, либо с рецептом ошибся, у недоучившихся фармацевтов это иногда бывает, путают лекарства, от головы и от… другого места, вот и лезет в голову всякая чушь. В двадцать первом веке мы уже всему учены, переучены. Это здесь у всех мозги почти девственны, по крайней мере, у негров.

Приставив подзорную трубу к глазам, я внимательно рассмотрел столпившихся перед нами воинами. Ну что сказать, ну что сказать, только «твою мать» и хочется сказать, глядя на такое, не было печали, пока мусульмане-негры не накачали.

Честно говоря, будущих подданных мне не хотелось убивать, это и без меня готовы англичане делать, но вот бой надо обязательно выигрывать. У меня же был последний довод королей, а у них его не было. Как написал в двадцатом веке англичанин Хиллэр Беллок суровую правду и кровавыми строчками.

На каждый вопрос есть чёткий ответ:

У нас есть «максим», у них его нет.

На каждый ваш вопрос у нас найдётся ответ:

У нас есть пулемёт, а у вас его нет!

На все вопросы ваши такой дадим ответ:

У нас «максимов» много, у вас «максимов» нет.

У меня пулемёты были, и сейчас их выставляли пулемётные расчёты, против толпы воинов. Десять тысяч воинов — это много, но не так уж, чтобы чересчур, против трёх адских молотилок. Глядя, как разворачивают пулемёты пулемётные расчёты, я отчётливо представил себе пулемётные тачанки, это воистину гениальное изобретение Гражданской войны.

Осталось только придумать, кого в них впрячь. Зебры не годились, буйволы тоже, а вот самые крупные антилопы в Африке, под названием канна, будут в самый раз, тем более, кое — где я встречал их одомашненные экземпляры. А ведь они могут развивать скорость до 80 километров в час. Представляю себе такую тачанку, несущуюся со скоростью автомобиля по саванне.

А ещё в голову пришло понимание скоростных миномётных расчётов, передвигающихся на страусах. Пусть и пулемёты будут игрушечными, пятидесяти шести миллиметровые, но никому не будет приятно, когда тебе за пазуху сыплются мелкие гранатные осколки.

Бугандийцы стали волноваться, видя приготовления моих пулемётных расчётов. Их уверенность резко поколебалась, под равнодушными чёрными зрачками трёх пулемётов. И не мудрено, я тоже не сильно хорошо себя чувствую под ливнем пуль, а тут ещё их вооружение.

Винтовками у них были вооружены, отчасти, процентов двадцать, и это в лучшем случае. Я не сомневался в их храбрости, но вот одно дело умирать в отчаянной битве, а другое — гибнуть в мясорубке, когда и до врага не успеешь добежать.

Обдумав всё это, я подозвал к себе все три пулемётных расчёта и кратко, но жёстко проинструктировал их всех. Все глупые вопросы: «А зачем?», «А почему?», «А давайте так?», я пресекал на корню, задумчиво почёсывая свой нос шкуркой одной из змей, свисающих с моего копья, и пристально глядя на неразумных негров.

Вопрос, как правило, застревал у них ещё в глотке, так, что забавно было наблюдать, когда после моих слов они открывали было рот, но, услышав мой начальственный рык, и увидев почёсывание сплюснутого широкого носа о шкурку змеи, резко затыкались, давясь рвущимися из них словами, отчего их, и так расположенные сильно навыкате, глаза, ещё больше вылезали из орбит, и пулемётчики становились похожими на пациентов врача, болевших базедовой болезнью. Ну, а мне какие проблемы?