Математик - Александр Иличевский

Время от времени в колледже работы учащихся прокручивались на экране, и начиналось совместное обсуждение, спор. Максим бывал на этих занятиях. «Такой семинар показывают в начале фильма Doors, — Барни шепнул ему, когда привел его первый раз на это действо: — Помнишь? — „А я им говорю: здесь нет сценария“. — „А как вы снимаете без сценария?“ — „Годар вообще не признает сценарии…“ — „А кто такой Годар?“».

Барни постоянно был озабочен апгрейдом своего компьютера, так как программы монтажа требовали все больших вычислительных мощностей. Он был поглощен наблюдениями — заглядывал в лица людям, ждал натуру — луч солнца, который появлялся на пять минут над крышами домов и выхватывал какой-то драгоценный ракурс; выслеживал образы: облако, похожее на гепарда или на Эйнштейна. Мало того что он таскал с собой фотоаппарат и камеру, при нем еще была складная рамка формата 16 на 9, которую он то и дело выставлял перед собой, направляя на возможный объект съемки, то поднося ее к глазам, то удаляя.

Барни утверждал: «Кино произрастает из театра в гораздо большей степени, чем из литературы. Если актерство — это выверенный эксгибиционизм, то в каждом режиссере зреет тиран. Режиссер, если он хорошо понял свою профессию, знает одно: кино — самый действенный способ изменить мир. Ничего более гипнотического, чем движущиеся картинки, цивилизация пока не придумала».

Проектов у Барни было множество, но все они были не вполне продуманы и находились в состоянии движимой наитием пробы. К такой импровизации относился и проект, посвященный озеру Берриесса. Барни намеревался рассказать документальную историю об этом искусственном горном озере, находящемся за долиной Напа, на месте которого в каньоне располагался один из лагерей для перемещенных лиц, где во время войны содержались японцы. В начале пятидесятых была возведена высоченная плотина с вертикальным турбинным сливом, который теперь являл жутковатое зрелище: в огромное круглое отверстие в поверхности озера головокружительно медленной воронкой ниспадала вода. Дыра в штилевой стекловидной поверхности озера выглядела с шоссе фантастически. Но более всего Барни увлекала история о маньяке, который в конце шестидесятых несколько лет терроризировал подростков, обожавших загорать на берегах этого озера. Маньяка этого так и не поймали, хотя он и проявил дезавуирующую дерзость: переписывался с полицией, требуя денег в обмен на прекращение преступлений.

Барни был уверен, что в одну из годовщин убийств престарелый маньяк вернется на место преступления. Вот почему они с Максом несколько раз выезжали на тот или иной участок озера, изобиловавшего песчаными пляжами, и пустынными тихими вечерами под кружащими в небе коршунами и струйками возвращавшихся в гнезда диких пчел поджидали неизвестность.

Еще один сюжет был связан с теми загадочными телами, которые городу поставлял океан: Барни хотел не упустить разгадку и всегда отправлялся отснять место, на котором было найдено очередное тело.

И вдруг горячка по утопленникам закончилась — Барни принес на занятия в колледж San Francisco Chronicle и уныло ткнул пальцем в заметку, написанную неким Майклом Смитом.

— Прочитай. Тут объясняется, откуда к нам заплывают утопленники.

Максим недоверчиво вчитался в заметку под заглавием Deeper Lake— Deeper Freezing: «Если у вас есть небольшая подлодка или вы знаете некоего эксцентричного богатенького дайвера, который имеет таковую в своем распоряжении, пожалуйста, дайте мне знать незамедлительно, — писал Майкл Смит. — Я хотел бы воспользоваться ею для одного дела. Раз и навсегда я хотел бы доказать или опровергнуть легенды, таящиеся в глубинах озера Тахо. Эта идея возникла, когда на прошлой неделе мне рассказали очередную непроверенную историю, самую мрачную из всех легенд. Один рыбак прямо напротив череды казино вдоль Южного берега зацепил блесной топляк, но, как ни странно, крючок легко сошел. Когда рыбак вытянул леску, на блесне он обнаружил верхнюю часть человеческого уха.

Это может показаться бредом, но за последние три года я слышал по крайней мере дюжину разных версий этой истории. В одном из вариантов рыбак получал глухой зацеп, освобождался от него и вытягивал на поверхность часть руки с двумя отрубленными пальцами, в стиле того, как это делали мафиози, пытая неугодных. История эта известна под названием „Легенда о трехпалом Тони“.

Итак, верьте на слово — если спуститься на подлодке на 900 футов у Южного берега, то можно увидеть сотни тел, висящих в воде, которые выглядят будто в подводном музее восковых фигур; большинство мертвецов одето по моде 1920-х, 30-х, 40-х годов. Легенда гласит, что это то самое место, куда мафиози-убийцы сбрасывали тела казненных. Рыбаки называют это место Могила. Местные жители запросто говорят об этом странном явлении — так, будто всем на свете известно, что там внизу — в ледяных глубинах — висит множество гангстеров в костюмах в тонкую полоску и их любовниц с презрительной усмешкой на губах и пулевыми отверстиями во лбу.

Объясняется все это просто. Тахо настолько глубокое (средняя глубина озера — 989 футов) и настолько холодное (температура воды чуть выше точки замерзания), что давление и холод предотвращают образование газов, которые в иных, более теплых водах раздули бы труп и вынесли его на поверхность. Геофизическая модель озера Тахо впервые была предложена прославленным геологом Дж. Уитни. Он предположил, что озеро возникло в результате колоссального землетрясения, когда центральный участок долины был сжат между двумя разломами. Возможно, очередное землетрясение нарушит подводные течения, и все висящие в глубинах озера трупы всплывут в одночасье на поверхность. Однако есть шанс, что тела эти останутся под водой навечно, подобно тому, как мохнатые мамонты Ледникового периода в течение четырнадцати тысячелетий оставались в целости и сохранности в вечной мерзлоте.

Прославленный океанограф Жак Кусто в середине 1970-х годов после погружения на дно Тахо сообщил, что столкнулся на дне озера с чем-то ужасным. „Мир еще не готов воспринять то, что находится там внизу“, — вот что обычно цитируют из объяснений океанографа. Кусто не обнародовал ни одной фотографии или каких-либо данных, собранных во время того погружения; ясно, что это только сгустило ореол тайны. Кто-то полагает, что Кусто говорил об ископаемом чудовище, наподобие лох-несского монстра, которого местные уже прозвали „Тахо Тесси“. Вряд ли. Но если бы я смог арендовать подлодку, я бы все тут же выяснил.

Максимальная глубина озера Тахо составляет полкилометра, и другая легенда сообщает о том, что где-то в самом глубоком месте есть разлом, соединяющий озеро с системой подземных рек, которые впадают в залив и океан. Как раз это и объясняет, каким образом тела, сброшенные в Тахо, иногда всплывают близ города.

На прошлой неделе я приценился. И обнаружил „семейную подлодку“ „Джемини“ стоимостью 845 тысяч, погружающуюся только на глубину 150 футов. Есть еще „Феникс“, „двухсотфутовая люксовая подлодка“ — всего за 78 миллионов долларов. Инженер из Сан-Ансельмо Грэхэм Хоукс изобрел „планирующую“ подлодку, способную погружаться до полутора тысяч футов. Это как раз то, что надо для исследования озера Тахо, но цена этого аппарата превышает миллион долларов. Я уже позвонил Хоуксу и попросил устроить мне демонстрационное погружение на дно Тахо. Вместе мы сможем проверить легенды этого озера.

Вы являетесь владельцем подлодки и желаете самолично принять участие в разгадке озера Тахо? В таком случае я призываю вас подать мне весточку, но только не такую, как у того рыбака на крючке…»

История о ледяных могилах на дне озера Тахо поразила Максима. Ему не раз потом снилось, как он погружается в глубину на батискафе. Сброшенные мафией тела висят у дна в самых разных позах — они замерзли на большой глубине, обросли слоистыми, сосульчатыми, остистыми могилами: ледяная лучистая паутина выхватывалась глохнущими в глубоководных потемках фонарями.

В какой-то момент Макс поддался уговорам Барни, мечтавшего подкараулить масонов, и устроился на подработку в охранное агентство. Работа была сменная, случалось попасть в ночь куда угодно: и в интересующее Барни здание AT&T, разгромленный изнутри ампирный дворец, где Макс восседал на кафедральной ресепшн у лифтов в холле, отделанном самоцветами, а в туалет выходил в разрушенную до восьмого этажа часть здания, полную строительных механизмов — бетономешалок, лебедок, экскаваторных каров, гор песка и ящиков с инструментами; могли его заслать и на разливочный завод «Кока-колы» — у черта на рогах, в конце улицы Pole, где то и дело из-за шастающих крыс срабатывала система сигнализации; дежурил он и при разного рода действах — например, во время школьной вечеринки, проходившей близ охотничьего клуба, откуда доносилось хлопанье выстрелов и долетали несбитые тарелочки; или — доводилось торчать всю ночь напролет в магазине Dunhill, вдыхая табачные ароматы и запах дорогой кожи, наблюдая за разгрузкой трейлера и общаясь со степенными рабочими, стаскивающими на ремнях по мосткам тяжеленные кофры и застекленные сундуки сигарных хранилищ.