Нулевая область - Анатолий Радов

– Иногда они отступают никого не убив – задумчиво проговорил дед – А иногда пока не убьют, не уходят. Никак их понять нельзя. И убить тоже.

– Ну надеюсь мы их не встретим – сказал Макс, хотя так не думал. Конечно же, вероятность встречи очень высока, но она его не пугала. Он сказал это больше для Пашки, чтобы тот лишний раз не поддавался паническим настроениям. А встретят, не встретят – это уже дело третье. А дело первое – выбраться отсюда. И не потому что так хороша жизнь там, в том мире, а потому что Макс начинал чувствовать, как затягивает жизнь эта. Он вдруг отчётливо осознал, что ещё день-два здесь, и тот мир померкнет, а этот станет единственно возможен. С его вечным напряжением, с опасностью исходящей отовсюду и постоянно, с возможностью стрелять в этих тварей, пусть даже не убивать, но стрелять и чувствовать, что причиняешь им боль. И не задумываться о том – гуманно это или не гуманно. Эти твари – враг, а по отношению к врагу не могут применяться некоторые категории. И ещё, его волновали слабо мелькнувшие чувства к дедовской внучке. Мелькнувшие где-то в глубине, но уже готовые хлынуть волной наружу.

Дед занёс ружьё в сарай и вернулся с чайником.

– Ну что, чайку попьём? – спросил он, посмотрев на небо – Вечереет уже.

Не дожидаясь ответа, дед пошёл по дорожке в сторону огорода.

– Опять чаёк этот – протянул Пашка – Блин, надоело уже. Сейчас бы водочки.

– Вернёмся, нажрёмся водочки – заверил Макс.

Он догнал деда, свернувшего за угол дома, и увидел на земле, в паре метров от стены дома, чёрную горку пепла. Дед уже поставил чайник на обильно, по всей площади потрескавшийся бетон дорожки, и взяв в руки тяпку, сгребал часть пепла в сторону.

– Сейчас сгребу чуть – проговорил он, двигая тяпкой – Собирается постоянно.

Макс разглядел, что пепел лежит на ржавом листе железа, а с двух сторон этого листа воткнуты в землю две толстых деревянных рогатины. На одну из них была прислонена тонкая арматурина, слегка согнутая пополам. В метре от кострища лежали два широких бревна, положенных под прямым углом друг к другу, и Макс подойдя к одному из них, не без удовольствия присел. Усталость уже давно чувствовалась в теле, и хотя больше не физическая, а какая-то моральная, но всё равно, хотелось отдохнуть, как будто только что закончил тяжёлый труд.

Дед уменьшил кучу примерно наполовину, и приставив тяпку к рогатине, присел на корточки. Он взял лежавший возле бревна пучок сухой травы и положил его на оставшийся пепел, потом туда же уложил домиком тонкие веточки, и достав из кармана коробок спичек, принялся разжигать. Пашка сел рядом с Максом и удивлённо поглядел на деда.

– У вас что, за тридцать лет спички не кончились? – спросил он, и усмехнулся.

– А ты знаешь, Паша, сколько ящиков в сельмаге было, когда всё началось? – сказал дед, бережно поднося спичку к пучку травы.

– Откуда ж – буркнул Пашка.

– Ну так вот тож. Четыре ящика. Это только маленьких. Ещё три с большими коробками – дед улыбнулся, глядя, как пламя понемногу крепнет, перебираясь на тонкие веточки – А знаешь почему?

– Не-а – Пашка мотнул головой.

– А потому что кроме них к нам почти ничего и не привозили. Ну, соль ещё была.

– Да-а – протянул Пашка – Плохо жили.

– Да не плохо жили, Паша. Хорошо жили. Нам здесь всего хватало.

– Странно – Пашка пожал плечами.

– А чего ж странного? Человеку много не надо. У человека когда избыток, он дурнеет. Всякая чушь в голову лезть начинает. То ему не так, это не так. А когда всего в меру, тогда и на душе хорошо.

– Не, я не согласен – Пашка значительно покашлял, собираясь вступить в умную полемику, но Макс его зло остановил.

– Да какая разница. Согласен, не согласен. Люди, блин, уже тридцать лет живут тут без всяких твоих несогласностей.

Пашка обиженно промычал.

– Хлопцы, не бранитесь – дед медленно поднялся – Максимка, подай там за бревном дровишки.

Макс обернулся. За бревном лежало штук десять толстых, нарубленных веток. Он стал брать по одной и подавать деду, а тот аккуратно улаживал их, так, чтобы не сбить невзначай ещё слабое пламя.

Когда были уложены шесть веток, дед взял чайник, надел его на арматуру и установил арматуру на рогатины.

– Ну, вот – довольно выдохнул он, усаживаясь на второе бревно – Через полчасика закипит.

– Нифига себе – Пашка идиотски заулыбался – Вот у нас там, ну в нашем мире, электрочайники, нажал на кнопочку, две минуты и готово. А вы тут что, вот так круглый год на костре всё и готовите?

– Ну почему же – дед удивлённо вскинул брови – На костре только летом, а зимой на печи. Топить есть чем. Мы из пустующих домов и полы снимаем, и балки с крыш. Аккуратно конечно топим, по чуть-чуть. Вот если бы коровы были…

– Коровами топили бы? – Пашка засмеялся.

– Зачем коровами – дед усмехнулся – Кизяком бы топили. Да без коров вообще плохо. Их как краки резать начали, мы и погубили всех. А что делать? Так бы они их всех поутаскивали. Да и лишний раз наведывались они сюда за ними, а заодно и людей убивали. В общем – дед тяжело вздохнул – Об одном сейчас жалею, что молока парного попить уже, наверное, никогда не доведётся.

Макс не вслушивался в разговор деда и Пашки. Он смотрел на костёр, и этот костёр, в отличии от погребального, вызывал спокойствие и надежду. Быстро темнело, и в надвигающейся темноте, костёр становился всё более живым и каким-то своим. Макс представил, сколько вот так людей, ещё давно, до первых цивилизаций, смотрели на огонь и чувствовали тот же покой и надежду, которая теперь была в нём. Миллионы. Миллионы выживающих в суровом мире, наполненном опасностями. А потом те опасности перестали существовать. Люди заняли верхнюю позицию в пищевой цепочке, благодаря развившемуся разуму, и им стало казаться, что те опасности больше не вернутся. Никогда. И так прошли тысячи лет и вот вдруг, здесь, в этой маленькой деревне всё вернулось. Вернулось к тому времени, когда люди были всего лишь выживающими, а не полновластными владыками. Откуда вернулось? И главное – зачем?

– Вот я помню, ещё после войны – услышал Макс дедовский голос – Мы только коровками и спасались. И заготовителям молоко отдавали, и себе немного оставалось. Вот я думал, тогда тяжело было, а теперь всё же тяжелее. Тогда мы понимали, что всем тяжело, что для своей страны стараемся, а сейчас выживаем только, да и всё. Я вот помню в сорок восьмом заболел сильно. Тифом. Так мать в город ездила. Почти все вещи отцовские продала и лекарств с продуктами купила. А я тогда ничего не понимал, в бреду был.

Дед взял палку и пошурудил костёр.

– Егорыч, скажи, а как вы думаете дальше жить? – Макс чуть наклонился вперёд – Ну, когда закончится всё, спички, патроны, вообще всё.

Дед несколько секунд молчал.

– А и не знаю – сказал он наконец, и Макс ожидавший услышать в его голосе волнение или грусть, услышал к своему удивлению только спокойствие, простое и уверенное – Как-нибудь, Максимка, как-нибудь. Ох ты! – дед вдруг стукнул себя ладонями по коленкам – Кружки ж там, в доме. Ай-яй-яй. Сгоняй, Пашок, а? А-то запамятовал что-то я.

– А чего я сразу? – заартачился Пашка и недоумённо посмотрел на Макса.

– Я схожу, Егорыч – Макс быстро поднялся, отвечая на взгляд Пашки холодной усмешкой – Пашка краков опасается. Да, Пашок?

– Ничего я не опасаюсь. Влом просто. Как что, так сразу Пашка. Я что крайний, что ли?

Макс вернулся с кружками, и увидел, что дед уже снял чайник с костра и поставил его на бревно. Пашка сидел сгорбившись, и исподлобья смотрел на костёр. На его лице шевелились красноватые блики, делая всё его выражение каким-то злым. Рядом с костром, на земле лежала арматура, и слабо краснела в незаметно подступившей и укутавшей этот мир темноте. Поставив кружки рядом с чайником, Макс присел возле Пашки и легонько толкнул его в плечо.

– Чего приуныл? – спросил он, и улыбнулся.

– Ничего я не приуныл – недовольно ответил Пашка – Просто в сон чё-то уже потянуло. Устал, наверное, очень.

– Щас-щас – торопливо и словно извиняясь за медлительность, заговорил дед и стал наполнять кружки – На сон грядущий, травки моей попьём, да и спать. У вас завтра сложный день будет. Выспаться нужно хорошо. Чтобы завтра начеку быть всё время.

– Угу – согласился Макс, и взяв протянутую дедом кружку, принялся задумчиво дуть на дымящийся травяной чай.

Глава 10

Пашка уснул сразу, как только добрался до кровати, к Максу же сон не шёл. Несмотря на усталость, насыщенность дня, а может именно поэтому, мозг никак не мог успокоиться. Мысли кружили как стаи ворон, возвращающиеся вечером с полей в город. Взбудоражено, и как-то зло. Макс стал думать о том мире, чтобы отвлечься, попытаться забыть о похоронах, костре, о Маше с её растерянным и испуганным лицом. В начале он переключился на отношения с женой, не те, что были в последнее время, а те, с которых всё началось. Тогда он любил её, целовал через каждые полчаса, заглядывал в её глаза, ища какую-то общность. Он словно хотел нащупать эту общность сначала взглядом, а потом ухватиться за неё душою, и уже никогда и ни за что не отпускать. Но с каждой новой попыткой он всё отчётливее понимал, что взгляд проваливается в пустоту. Какое-то время он думал, что дело в нём, что общность есть, но она столь эфемерная и тонкая субстанция, что он из-за своей грубости не может её ухватить. Потом он стал думать, что для всего этого необходимо время, и стал ожидать. Но за три года ничего не произошло. Общности не обнаружилось, и даже больше того, пустота, которая была с самого начала, словно возрастала, хотя и глупо, наверное, было так думать о пустоте.