Аэций. Клятва Аттилы - Алекс Тавжар

Каждый отстаивал собственную правоту. Оба ведь были по матери норками. А уж если норки сойдутся в споре, то никогда не уступят.

— Эй, довольно. Перестаньте браниться, вы же братья, — приструнил их Зеркон.

— Как здорово, что ты меня выручил, — сейчас же откликнулся Карпилион, бросаясь на колени рядом. — Я уж боялся, что придется промаяться несколько дней взаперти.

— Молчи лучше, негодяй, — огрызнулся Зеркон, хотя и подтаял внутри от доброго слова. — Опять тебя угораздило ввязаться в неприятности. Да еще с сыновьями уважаемого человека.

— А что надо было? Терпеть насмешки?! — вспылил Карпилион. — Они сказали, что мы с Гаудентом родились у какой-нибудь суки, поэтому её тело сожгли на костре. Я просто засунул им эти слова обратно. Наш отец поступил бы так же. Разве нет?

— Ваш отец… — со вздохом проговорил Зеркон и опустил глаза.

— С ним что-то случилось? Он погиб? — посыпалось с обеих сторон.

— Почему погиб? — всполошился карлик. — Об этом еще ничегошеньки неизвестно.

— Раньше ты говорил, что отец служил у Аэция, — сказал Гаудент. — Я слышал, южане разбили их в пяти миллиариях от Аримина. Это правда?

— Конечно, правда! — воскликнул Карпилион, не дожидаясь ответа дядьки. — Теперь они только и хвалятся, что победили непобедимых! Жаль, у меня нет войска, — добавил он с ненавистью. — Я бы заткнул им глотки.

Оба и думать не думали, что говоря об Аэции, говорят о своем отце. Как и для всех мальчишек, для них было важно, чтобы отец оказался героем, и уж если погиб, то только геройской смертью. Зеркону хотелось их успокоить. Аэций не разрешил раскрывать сыновьям свое настоящее имя, но остального запрет не касался, и карлик этим живо воспользовался.

— В сражении при Армине погибли не все. Кое-кто выжил, — произнес он таинственным голосом.

— Значит, отца не убили?! — не удержался от нового возгласа Карпилион.

— Да тише ты, труба иерихонская, — выразительно поглядел на него Зеркон. — Ваш отец находится в Маргусе, в плену. Но об этом… — предупредил он, прикладывая указательный палец к губам, — нельзя не то, что кричать, но даже шепотом думать.

— В плену у кого? — не понял Карпилион.

— Да у тех, кто его заточил, — с досадой ответил карлик. — В Равенне его не сегодня-завтра объявят врагом. И вам, как детям врага Империи, лучше уехать подальше. Отправляться надо немедленно. В Норике у меня есть дальние родичи. Они вас укроют. Остальное расскажу по дороге. Так что собирайте пожитки и бегом к городским воротам. Живо.

Гаудент хотел уж подняться с места, но Карпилион остановил его возгласом.

— Не́чего нам делать в Норике. Мы поедем в другое место.

— Куда это? — осведомился карлик.

— В Маргус. Вызволять отца, — ответил Карпилион и порывисто глянул на брата. — Гаудент, ты со мной?

В ответ его брат, не раздумывая, кивнул.

Напрасно Зеркон убеждал племянников отказаться от этой затеи. Напрасно потратил свое красноречие. Карпилион как обычно уперся и продолжал стоять на своем — если врагом Империи считают его отца, то врагом Империи будет и он.

«Зачем я только сболтнул про Маргус. Кто меня тянул за язык. Ослиная голова», — стенал про себя безутешный карлик, и все же, несмотря ни на что, в глубине своей норской души испытывал гордость за своевольного несгибаемого мальчишку, у которого не возникло и тени сомнений спасти отца или нет. Вдохновившись его решимостью, Зеркон и сам подумывал, может и правда удастся что-нибудь сделать. Кому же радеть за несчастного узника как не его сыновьям?

— Никуда я вас не пущу. Ни в Маргус, ни в Камаргус. Даже думать об этом забудьте! — повторял он для вида, а сам прикидывал про себя, какие вещи понадобятся в пути, и уже через некоторое время все трое, одетые по-дорожному, двинулись к городским воротам.

В Маргусе

— Почему тут так холодно, — удивлялся Карпилион затянувшейся непогоде.

— Мало того, что холодно, так еще и кормят какой-то несъедобной мутью. И места тут дикие. И дороги несносные, — вторил ему Зеркон, уплетая в три горла всё, что подавали на стол гостепримные хозяева постоялого двора. В пути ему ни разу не пришлось ковылять на своих двоих. По хорошей твердой дороге его везли на повозке, а в местах, где повозка не могла проехать, сажали на мула, накрытого мягкой попонкой.

Маргусом в этих краях называли оживленное поселение на равнине, а собственно крепость находилась чуть дальше у холмов. В неё никого не пускали. Повозки с продовольствием и те разгружали возле ворот.

— И как мы туда проникнем? — ехидно спросил у племянников Зеркон.

— Обратимся в пташек, — огрызнулся Карпилион.

— Тогда охранники мигом перестреляют нас на ужин, — невозмутимо ответил карлик. — И, думаю, ты будешь первым, потому что лезешь всегда вперед.

— Всё бесполезно, — расстроился Гаудент. — Ворота нам никогда не откроют.

— Тогда мы сделаем так, что они откроются сами, — не сдавался брат. — Помнишь, в Равенне оплакивали погибших южан? Про одного я слышал, что у него на родине остались два младших брата. Вали и Нари.

— Ты собираешься назваться их именами?

— Ну, а что здесь такого? Подойдем к воротам и скажем, что мы его ищем. А когда нас впустят, дождемся ночи и обследуем крепость.

— На ночь в крепости выставляют стражу, — подбросил деталей Зеркон, удивляясь находчивости племянника. — Вам понадобится кто-то третий, кто станет морочить стражников и отвлекать их внимание. Этим третьим, если не возражаете, — добавил он, снисходительно улыбнувшись, — буду я!

Узник

С тех пор как Пелагея ушла, Аэций прислушивался к каждому звуку шагов. Подручные Севастия лениво шаркали кожаными подошвами сапог. Их шаги Аэция интересовали мало. Он с нетерпением дожидался, когда вернуться легкие, едва заметные, а вместе с ними появятся другие — тяжелые, уверенные, стремительные, которые принесут ему долгожданную свободу.

И вот до него донеслись какие-то странные звуки, словно кто-то крался по лестнице осторожной неуверенной поступью. Аэций замер и весь обратился в слух. Он сидел, повернувшись спиной к стене, озаренной слабыми потоками света, и с напряжением всматривался в черную темень, откуда обычно приходили его сторожа и