Судьбы дорога - Леонид Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У тёщи Абрама день рождения, надо бы съездить в магазин за продуктами за 12 вёрст, но трактор сломан, а нанимать чей-то транспорт Денежкину показалось делом невыгодным. Он решил послать в магазин Олега Веселова-«кафтана».
Абрам дал ему денег и список продуктов для праздничного стола, в котором главным ингредиентом выступали – коньяк и копчёная колбаса. «Кафтан» на ногу быстрый и выносливый, что ему 12 вёрст – три часа на всю дорогу, ну минут пятнадцать на очередь в магазине и гонец уже дома.
Олег быстрым шагом двигался в нужном направлении, а Абрам поглядывает на часы. Кажется, время прибытия гонца истекает, Денежкин всё чаще глядит из окна на дорогу, но лимит времени прошёл: что-то случилось! Не выдержав, Абрам оделся и пошёл к посыльному навстречу.
Прошагав по узкой лесной тропинке около часа, миновав бревенчатый переход через речку, Денежкин неожиданно увидел лежавшего на холодной земле посыльного. Абрама охватило волнение, боясь увидеть кровь, он медленно склонился над поверженным, ощупывая пульс на руке. «Кафтан», почувствовав прикосновение, дёрнулся, что-то пробурчав. Денежкин отпрянул, матерясь.
– Так, ты пьян, скотина?!.. Где продукты?.. продукты где?.. Взор Абрама пал на пустую бутылку с коньячной наклейкой, под ногами, подобно осенним листьям, шелестела кожура от колбасы.
Если бы кто знал – как любит Олег то, что нёс в заплечном мешке, как мучит его этот запах копчёности. Едва дойдя до речки, присев на брёвнышко, посыльный, сняв мешок, закурил и, не отрывая взгляда от груза, который нёс на своём горбу. «Кафтан» не выдержал и развязал котомку, взял в руки ароматный круг колбасы и, закрыв глаза, с наслаждением нюхнул. Колбаса жирная, с чесночком. Колдовской аромат ударил в голову, отчего тут же возникла мысль: «Продавцы на весах тоже, ведь, отрезают лишний вес». Олег отрезал тонкую катулечку и положил на язык, чтобы не есть, а просто попробовать, но кусочек совершенно случайно провалился в желудок, пришлось отрезать ещё. Затем, «пробошник» долго приглядывался к горлышку коньяка: «Ну что с того, что из бутылки просочатся наружу несколько капель». Умело распечатав посуду, Олег совершил роковой глоток. Но даже маленькая капля в пустой бочке вызывает звон, «кафтан» вспомнил залихватскую удаль – сытые дни, когда после тайных посещений магазинов был пьян и сыт колбасой.
Отбросив воспоминания, он решительно схватил бутылку за горлышко и большими глотками стал заливать утробный жар, ошкурив ногтями колбасу, торопливо, по-собачьи, глотал её кусками. Напившись и наевшись, Олег, пребывая в радужных снах, был счастлив до первого пинка резинового сапога по пьяной морде. Абрам зверел, у него не укладывалось в голове, что какая-то грязная беспородная собака посмела с его праздничного стола сожрать еду. Он бил эту собаку, не жалея, – по морде, по ребрам, приговаривая: – «Недаром говорят, что старые грехи – фундамент для совершения новых».
В тот день, когда Денежкин выдал мастерам Семёну и Фоке бутылки за содействие по ремонту трактора, был обычным днём. Вечером Букин с Евдокией вместо ужина пили водку, пьяно щурясь в голубой экран телевизора. Лобкова от мужа не отстаёт: ему стакан и ей стакан. Так коротая вечер, обнаружилось, что бутылки опустели. Букин пьян и его Дунька тоже пьяна, но русской душе хочется продолжения застолья. Дуня заплетающимся языком просит мужа:
– Сходи к Абраму, купи ещё бутылочку!
– Не пойду, устал.
– Ну, сходи, да спать будем!
– Ладно, уговорила, давай деньги?
– Пусть запишет!
– Этот еврей в долг не записывает, – не обрадовал Фока.
– Ладно, уж, возьми деньги в тумбочке, на хлеб припасла.
Букин, забыв одеть фуражку, шатаясь, отправился знакомым маршрутом.
Вернулся он в мокрой одежде, вероятно, побывал в объятиях лужи на дороге, про которую в темноте не вспомнил, но бутылку не потерял. Поставив добычу на стол, сняв верхнюю одежду, прикорнул на диване.
Очнулся от боли в шее. В комнатах горел свет.
– Дуня, Дунь? – позвал жену Букин. Но ему никто не ответил, кроме голодного кота с печки. Приподнявшись и скосив глаза на настенные часы, указывающие на два часа ночи, хозяин, покачиваясь, побрёл в переднюю, где на полу обнаружил жену.
– Нашла место на полу, замёрзнешь ведь, иди, ложись под одеяло! – прибавил голосу Фока, – оглохла что ль?
Дуня, с довольным выражением побелевшего лица, лежала не шевелясь. Букин, взяв её за руку и, обнаружив холод её тела, тоже побледнел. Он обхватил жену за щёки, открыл ей глаза, и его затрясло – Дуня была мертва.
Ведь еще вечером она была жива, смеялась, детство вспоминала, пьяных родителей, и вдруг, уже не живая – покойница.
Фока подсунул под голову подушку, накрыл тело одеялом и, одевшись, побежал по лужам к егерю.
Семён услышал громкий лай собак и стук в ворота. Накинув на себя бушлат, вышел во двор.
– Кто стучит? – крикнул он громче собак.
– Семён, это я – Фока, открой, у меня жена умерла!
Журавлёв пустил товарища в дом.
– Рассказывай, что случилось? – потребовал он.
– Всё, нету у меня жены, на полу лежит мертвая!
– Ударил что ли, по пьянке? – возмутился Семён.
– Что ты, не было этого. Выпили мы те две бутылки, которые «металлист» дал, вот Дунька еще просит. Я принёс ещё одну и уснул, а она без меня пила и умерла… Плохо мне, на сердце тяжело, мы хоть не расписанные, но жили, понимали друг друга.
Журавлёв, переживая за товарища, с укором посмотрел в глаза:
– Я тогда не зря сказал, что водка-то палёная, нельзя пить, об этом часто по телевизору говорят, а ты обрадовался!
– Семён, что теперь делать – то?
– В таких случаях сначала вызывают милицию и врача. Надо найти родственников, сообщить о похоронах Евдокии.
Жизнь человеческая похожа на огромную реку, разветвляющуюся на два потока. Один поток несёт всех к успеху, здоровью и счастью. Другой течёт в противоположном направлении и выносит всех к болезням, преждевременной старости, несчастьям и неудачам. Эта река не фантастическая и не искусственная так же, как Волга, но течёт в мозгу человека и состоит не из воды, а из мыслей. Когда-нибудь Земля, сбросив с себя всю накопившуюся грязь, перейдёт в новый мир света, добра и любви. И войдут в этот мир только чистые люди. Люди, не признающие Бога и его заповедей, стали пленниками Антибога, который обольщает людей с помощью чувственных удовольствий, денег, алкогольных напитков, сигарет, наркотиков, секса и других сатанинских удовольствий.
Евдокия никогда не стояла перед иконами, жила в своём замкнутом мирке, поддавшаяся искушению «зелёного змия». Так трагически закончилась её Судьбы дорога, женщины энергичной, работящей и доброжелательной.
Глава девятнадцатая
Однажды Роза Васильевна посетила лесной край Семёна и была очарована голосами лесных птах, особенно артисткой высокой эстрады – кукушкой, распевающей своё «ку-ку», иногда громко хохоча в сосновых борах и берёзовых рощах; задумчиво слушала, как в зеркальной глади озёр о чём-то шепчется камыш, а в заводях, блестя серебряной чешуёй, плещутся рыбки и где-то у кромки воды в дремучей стенке леса притаилось таинственное эхо, всегда готовое многократно отозваться на голос.
Мать Розы, Василиса Пантелеевна, переехала жить к сыну в родную деревню, а дочь, продав квартиру, переехала к Журавлёву в лесной посёлок. К приятному удивлению новая хозяйка оказалась старательной и домовитой. Она предложила Семёну купить тёлку, от которой он отказаться не посмел. Затем они съездили на птицефабрику за курами и индюками.
Тёлку назвали – «Зорька». Она выросла крупной коровой чёрно-белой масти. Родила толстенького, лобастого бычка. Приплоду дали имя – «Платон». Зорька пасётся недалеко от дома, по берегу озера, Платончик, подняв хвост коромыслом, без устали носится по лугу, разгоняя кузнечиков и мотыльков.
Семён вспахал землю для посадки картофеля и других овощей. Роза, вырастив на подоконниках рассаду овощных культур, высадила всё на грядки, каждодневно поливая и спасая её от сорняков. Хозяйка встаёт с восходом солнца, кормит животных, птиц, а подоив корову, выпускает Зорьку и Платона пастись на лугу.
Как-то, насытившись травой, корова легла отдохнуть. Закрыв глаза, пережёвывая жвачку, бурёнка грелась на солнце. Из трухлявого пня выползла чёрная, как шланг змея, она неслышно подползла к розовому вымени коровы и укусила за сосок.
От жгучей боли Зорька вздрогнула и увидела гадюку переползающую через ноги. Корова, почувствовав недомогание, шаткой походкой пошла в свой двор, громко мыча.
Роза, услышав голос кормилицы, была удивлена ранним приходом. Впустив животное в хлев, пошла за подойником, решив, что корова пришла на дойку.
Присев на стульчик, хозяйка хотела обработать вымя тёплой водой, но, только прикоснувшись к нему, корова ударила ногой по ведру. И тут Роза увидела опухший, посиневший сосок, она ворвалась в дом.