Трафик по-русски - Максим Шахов

Тюля облегченно вздохнул и попытался нащупать ногой тела. При этом он чуть повернулся и вдруг услышал за спиной хриплый голос Бурого:

– Эй, фуцын, я здесь!

Тюлю словно молнией пронзило. Резко повернувшись, он вскинул «макаров», но опоздал. «Пш-ш! Пш-ш!»– негромко чихнул с земли пистолет Бурого.

В живот Тюли словно раскаленные стержни вонзили. Согнувшись от нестерпимой боли, он качнулся и выстрелил – раз, потом второй.

Грохот разнесся в лесу и вернулся эхом. Дико засмеялся где-то филин.

А Тюля все стоял и качался. В ушах его шумело, глаза застилала пелена, живот горел. Наконец он плюхнулся на колени рядом с Бурым.

Тот слабо пошевелился и прошептал:

– О, привет, Тюля!.. Ты не на Мальдивах? И я тоже!.. А жаль…

В следующий миг Бурый вроде как засмеялся, но смех этот сменился бульканьем, после чего Бурый дернулся и внезапно затих.

– Урод! – с ненавистью пробормотал Тюля.

Придерживая живот одной рукой, второй он попытался нашарить фонарик Бурого. И вдруг наткнулся на мобильник. Телефон был включен, экранчик светился тусклым светом, на нем был отчетливо виден номер.

И только тут Тюля окончательно понял, что за игру вел Бурый. О каждом их шаге он докладывал Крюгеру.

– Падла! – вздохнул Тюля, бросая мобильник в лицо Бурого.

Но тому было уже все равно. Четыре куска свинца оборвали его жизнь в самом расцвете.

Тюля же понял, что ему надо срочно отсюда уходить. Рванув с убитого рубашку, он перетянул себе живот и, пошатываясь, побрел к берегу.

Его бычий организм, не подорванный тяжелой работой, творил чудеса. Он упрямо продолжал функционировать, несмотря на две пули, засевшие в животе.

– Я умру на Мальдивах! – бормотал «бригадир». – А вы, уроды, сдохнете здесь, в этом говне! Отвечаю!..

Но силы покидали Тюлю с каждой секундой. Жизнь вытекала из него. Его алая бычья кровь сочилась сквозь повязку, как клюквенный сок сквозь марлю, и капала в темноте на изумрудную траву. Крови было столько, что трава чавкала под Тюлиными ногами.

Но он этого не замечал. Он упрямо брел к берегу и повторял словно молитву:

– Я умру на Мальдивах! А вы… А вы, уроды…

А потом «бригадир» вывалился из кустов на берег и упал. В тот же миг его ослепил мощный луч, и Тюля вдруг услышал до боли знакомый голос:

– Ба, какие люди! Ты сам пришел, Тюля? Молоток!

Глава 47

Вздрогнув от вопля Сергея, Веня тут же рванулся в сторону. Но, едва вскочив, он зацепился и снова упал. Тогда Веня перевернулся на бок и приготовился защищаться лежа.

Локтев раненым зверем боролся с проволокой где-то справа, чуть в стороне кряхтел и отчаянно пытался выбраться из-под велосипеда Билл. Только вот нападавших слышно почему-то не было.

– Что за черт! – пробормотал Веня.

Поднявшись на корточки, он пошарил руками вокруг и тут же наткнулся на шершавую деревянную поверхность. Сообразив что к чему, Веня сплюнул на дорогу:

– Да уймитесь вы! Никакой засады здесь нет! Это просто столб упал!

– Какой столб?

– Обычный! Телефонный…

– Да? – Подавшись в сторону, Локтев нащупал рукой изолятор и облегченно вздохнул: – Вот же блин! А я думал, кранты.

– Единственное, чего я не пойму, – сказал Веня, поднимаясь, – так это того, как он мог упасть… Ветра-то не было!

– Ну?

– Да что – ну? Может, его специально подпилили, чтобы лесника связи лишить?

– Кто?

– Как кто? Наркокурьеры! Или их сообщники!

– Да расслабься, Веник! – хмыкнул Локтев. – Тебе уже за каждым кустом наркокурьеры мерещатся! Короче, поднимайтесь. Я пойду отолью, и двигаем дальше…

Несмотря на скепсис Сергея, Веня достал фонарик и двинулся к обочине. Основание упавшего столба он не без труда отыскал за кустами.

В тусклом свете фонарика следов надпила на нем видно не было. Отметины оказались несколько другими – как будто столб кто-то от души долбил киркой. И запах за кустами стоял какой-то странный.

Вене все это здорово не понравилось, а тут еще справа вдруг противно захрюкал подлый Локтев.

– Да уймись ты, Серый! – нервно повернулся Веня.

В тот же миг волосы на его голове встали дыбом. За ветками в свете фонаря блеснули налитые злобой глазки, хрюканье стало угрожающим.

На секунду Веня просто оцепенел. Потом сиплым голосом проблеял:

– Серый, Серый! Здесь, кажется, дикий кабан!

– Ага! – хмыкнул с дороги Локтев. – А почему не мамонт? Короче, Веник, поехали! Хватит фигней страдать!

– Я не страдаю! Это правда! – выдохнул Веня.

Локтев немного помолчал, потом завопил:

– Тогда сматываемся! Билл, прыгай!

Секунду спустя велосипед на дороге звякнул и помчался прочь. Веня развернулся и крикнул:

– А я?!

– Ты тоже сматывайся! – заорал Локтев. – Догоняй!

В тот же миг кусты затрещали под огромной тушей, и кабан с кровожадным рыком бросился к основанию столба. Веня подпрыгнул на полметра и рванулся к дороге.

Мчался он так, что воздух в ушах свистел. Впереди дребезжал велосипед, сзади, хрюкая и топая словно мамонт, несся дикий кабан. Локтев на ходу орал:

– Прыгай на багажник, Веник! Ну! Где ты там?

– Я тут! – хрипел Веня. – Подождите! Да подождите же!

– Догоняй!.. – неслось спереди.

В бешеной гонке прошла минута. Догнать велосипед Веня никак не мог, а дикий кабан все не отставал. От его рыков кровь прямо-таки стыла в жилах.

Когда Веня решил, что ему конец, топот сзади неожиданно затих. Кабан, удовлетворенно похрюкивая, помочился на дорогу и повернул назад.

Веня пробежал еще немного и перешел на шаг. Локтев с Биллом оторвались далеко вперед, и Веня заорал:

– Стойте! Да стойте же! Он повернул!

– Точно? – крикнул откуда-то из темноты Локтев.

– Точно, точно!

Тяжело дыша, Веня добрел до остановившегося велосипеда и сказал:

– Ну, спасибо, друзья, что не бросили в беде!

– Так, а чего ты хотел? – пожал плечами Локтев. – Дикий кабан – это дикий кабан, не погибать же всем… На, лучше, глотни, помогает!

Бутылку с самогоном Локтев не потерял даже в такой ситуации. Веня удивленно уставился на нее, потом вздохнул и сделал несколько больших глотков. Затем бутылка перекочевала к Биллу и только после этого вернулась к Локтеву.

Сергей тряхнул ее и сказал:

– Эх, блин, надо было еще одну брать! Ну, будем живы, не помрем!

После этого тоста Локтев заглотил остаток самогона, развернулся, чтобы швырнуть бутылку в кусты, и вдруг заорал:

– Смотрите, смотрите! Кажись, трасса!

Глава 48

Услышав голос Крюгера, Тюля попытался было вскинуть пистолет, но не смог. Он настолько ослабел от потери крови, что даже не расслышал шума глиссера, вошедшего в бухту.

А глиссер тем временем ткнулся острым носом в берег, с него спрыгнули два человека, и в висок Тюли уперся холодный глаз глушителя.

– Со свиданьицем, Тюля! – проговорил Наперсток, телохранитель Крюгера.

Вырвав из скрюченных пальцев «бригадира» «макаров», он быстро облапал Тюлю и сказал, вытирая о траву окровавленную руку:

– Порядок, Федя! Он чистый…

Крюгер наклонился к Тюле:

– Где Бурый?

– Нет твоего Бурого, – зло прошипел Тюля.

– Жаль, правильный был пацан! Не успел я его вместо тебя поставить, – зло проговорил Крюгер. – Ну да ладно… Так где наркота, а, Тюля? А то я что-то не совсем понял.

– Спроси у Бурого… – через силу улыбнулся Тюля.

Крюгер вроде как искренне расстроился:

– Ах, Тюля, Тюля, не усугубляй, я и так на тебя немного дуюсь! Раздосадовал ты меня сегодня, дружище, ох как раздосадовал! Представляешь? Сижу я в «Арлекине», пью за то, чтоб у тебя все получилось, эту проклятую кактусовую водку с перцем, а тут звонит Бурый и говорит, что ты меня предаешь! А я ведь тебе верил… Да что там верил! Я тебя, можно сказать, любил! В общем, дружище, не буди во мне зверя! Давай лучше по-хорошему – ты мне информацию о наркоте, а я тебе прощение и доктора! Договорились?

– Ага! – прохрипел Тюля и с трудом поднял руку.

Тут уж Крюгер опечалился совсем. Глядя на скрученный Тюлей огромный кукиш, он спросил:

– Нет, Наперсток, ты это видел? Я к нему со всей душой, а он…

– Да сука он! Хватит с ним бисером рассыпаться!

– Ты прав, дружище! – печально вздохнул Крюгер. – Но я этого не хотел, ты свидетель!

– Хорошо, хорошо! – кивнул Наперсток, боясь, что Тюля окочурится раньше времени. – Крои его в темпе!

– Ах, что за клиент пошел! – еще раз вздохнул Крюгер и вдруг выудил из кармана ножницы с тонкими концами.

Вообще-то раньше, до эпохи бандитизма, Федя работал закройщиком. В самом обычном ателье. Потому с ножницами он обращался поистине виртуозно, что и испытали на себе немало ранних кооператоров.

С тех пор Федя заматерел, от суетных бандитских дел отошел, но с ножницами не расставался никогда. Любил он этот инструмент, душой к нему прикипел. И при вопросе о роде занятий всегда доставал их из кармана и говорил, щелкая зубчиками: