Тысячеликий демон - Ростислав Левгеров

В ответ Андрей рассмеялся.

– Почему ты смеешься?

– Это нереально.

– Почему?

– Да потому. Слишком ты наивен. Зачем Борису платить за вещь, которую можно взять и так?

Великий князь округлил глаза.

– Брось, – сказал он. – Что ты такое болтаешь?

– А ты подумай.

Мечеслав призадумался.

– К тому же, – прошептал Андрей, наклонившись к отцу, – ты забыл о Военеге.

Великий князь Мечеслав медленно шёл по скудно освещённому редкими факелами коридору. В голове немного шумело, тело охватила истома. Проходя мимо, Мечеслав обратил внимание на паутину, плотной липкой массой облепившую почерневшую от старости и сырости картину, с изображенным на ней венценосным предком великого князя, имя которого он позабыл, да в общем-то, никогда и не знал.

"Надо же, как отсырели стены, – подумал он, разглядывая картину и крупные капли, висевшие на кирпичной стене. – Что делать?"

Впереди маячил свет, пробивавшийся через приоткрытую дверь. "Менелая не спит. Пожалуй, проведаю её".

В горнице супруги великого князя, княгини Менелаи, горело множество свечек, всего около трёх десятков, – больших и маленьких, в подсвечниках и в канделябрах, а то и просто в стаканах, набекрень, капая воск прямо на комод, на тумбы и прочую мебель. Искомая мебель, кстати говоря, вся покрылась словно одеялом оплывшими свечами, обрывками ткани; тут и там валялись склянки, ложечки, деревянные и тряпичные игрушки. Но весь этот бардак в какой-то мере оттеняли пышные, покрытые мерцающими блёстками гобелены, подаренные ей шамранскими купцами ко дню свадьбы. В углу стояло ложе с шелковым полупрозрачным пожелтевшим балдахином, рядом – нарядная изукрашенная кроватка.

В центре горницы находилась и сама хозяйка – тощая скуластая женщина, с болезненно-розовой кожей, жидкими светло-русыми волосами и большими, зелёными, как у младшего сына, глазами.

– Молчи, молчи! – прошептала она, на цыпочках подбежав к мужу. – Дитя разбудишь.

Мечеслав, глубоко вздохнув, молча подошел к ней и поцеловал её в лоб.

– Ты сегодня её еще не видел, – суетясь, сказала Менелая. – Подойди же, посмотри на дочку.

Великий князь хотел было возразить, но передумал. Менелая цепко схватив супруга за рукав, подвела его к пустой кроватке.

– Видишь? – умилительно пробормотала она, – какая красавица! – "Где? Всего лишь взбитая белоснежная подушка и цветастое одеяло". – Похожа на тебя. Не уходи, посиди, пока она спит.

– Нет. Пожалуй, я пойду, – мягко отстранив руку княгини, сказал Мечеслав. – Еще надо встретиться кое с кем. Спокойной ночи, – неловко прибавил он, уходя.

– Ты всегда убегаешь, – скривив тонкие синюшные губы, сказала Менелая. – Почему ты нас не любишь? Ни разу подарочка не принёс…

"Пусть себе ревёт, – думал Мечеслав, вдыхая скомканный затхлый запах в коридоре, как спасительный глоток воздуха. – Чего с ней произошло? Если бы, допустим, неудачная беременность, или ещё чего… так ведь ничего. На ровном месте. Хотя… на ровном ли?"

Приблизившись к своим покоям, великий князь остановился, осенённый внезапной мыслью.

"Грех на мне. А она ведь чувствует. Что же она, не женщина что ли? Грех… и дети мои за него расплачиваются".

Он сделал ещё шаг и снова остановился, прислушавшись. В его покоях находилась Краса – прислужница, готовившая ему постель. Но не только она.

"Он пришёл. Он там. Вот – сердце так застучало. И в горле ком. Нет, надо собраться, придать себе свой обычный скучающий, рассеянный вид. Чтоб не догадалась. Не догадается. Краса девка простая".

Краса сидела на краю кровати и удивлённо рассматривала помпезные батальные сцены, вышитые на гобеленах, других, не тех, что висели в покоях царицы – эти были изготовлены местными умельцами. В руках служанка держала кувшин с водой, на табурете таз. Увидев царя, она вскочила и поклонилась.

– Оставь всё и уходи, – сухо бросил Мечеслав.

Он уселся в глубокое кресло, обитое синим бархатом. В открытое окно светили звёзды. Отдёрнутая занавесь надувалась парусом, словно играя с летним ветерком.

– Ты здесь, – произнёс Мечеслав, слушая, как удаляются шаги прислужницы. – Выходи.

Откуда-то из дальнего угла, покрытого мраком, вышел молодой человек, одетый во всё чёрное. На шее висел золотой медальон, изображавший летящую птицу. Смуглое лицо в тусклом свете казалось почти чёрным; волнистые темные волосы, прямой острый нос, чувственные губы; в прищуренных глазах читается вызов. Вместе с тем было в его облике нечто противоестественное, и это нечто всегда ускользало от пристального взора Мечеслава. Юноша преклонил одно колено и поцеловал руку великого князя.

– Я ждал тебя, Лорн, – сказал Мечеслав, ласково гладя юношу по волосам.

– Я тоже жаждал встречи с тобой, мой повелитель. – Лорн прижался щекой к руке Мечеслава, потом взглянул на него – и его глаза заблестели. – Ты опять боишься?

Лорн поднялся, выпрямился и протянул Мечеславу руку.

– Иди ко мне. Иди. Чего же ты ждёшь?

– Не могу, – еле слышно ответил великий князь. – Моя жена вот уже третий год баюкает невидимое дитя, один сын искалечен, другой существует только в своих играх… – Пальцы царя впились в подлокотники. – А я забавляюсь с любовником!

По лицу Лорна пробежала едва видимая тень, но потом оно вновь просветлело.

– Часто мне кажется, что тебя кроме любви ничего более не интересует, – медленно проговорил Мечеслав, поставив локти на колени и обхватив голову руками. – Так же часто мне кажется, что любя меня, ты пьешь мою жизнь, словно комар – кровь. За все эти годы я так и не узнал тебя. Более того, я постарел, а ты так же молод, как и тогда, десять лет назад.

Великий князь резко встал, вплотную подошел к юноше и посмотрел в его глаза.

– Кто ты? – спросил он. – Откуда ты? Ответь, хоть раз, найди в себе силы.

– Я люблю тебя… – начал было Лорн, но Мечеслав властным жестом остановил его.

– Не надо. Я задал вопрос. И не заговаривай меня.

– Позволь мне хотя бы обнять тебя? Всего на миг?

Мечеслав слегка отодвинулся, но юноша всё же обхватил его за талию, засунул руку в волосы князя, вдохнул их запах, поцеловал в шею…

И у Мечеслава закружилась голова. Он приник к нему, приник будто поневоле, влекомый неясной силой возникающей всегда, когда Лорн находился рядом. Он не мог ей сопротивляться. Он забывал все слова, и дух захватывало, и хотелось плакать, хотелось кричать, радоваться; хотелось всецело отдаться этой запретной любви.

Мечеслав, судорожно сжимая одеяло, как сквозь пелену смотрел на неясные очертания своей кровати, и ему казалось, что он, вместе с Лорном, чьё вспотевшее, вздрагивающее тело прижалось к нему сзади, улетает куда-то. Их корабль качается на воздушных волнах, вызывая приступы приятного головокружения, и уносит, и уносит, и уносит…