Загадки любви - Лора Брантуэйт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брэндон посмотрел на нее с сомнением, но отправился за новой порцией «сладкого наркотика». Кэндис потерла виски. Она и впрямь чувствовала себя наркоманкой, у которой ремиссия закончилась срывом. Сейчас — очень-очень хорошо, очень-очень сладко, хочется погрузиться, нырнуть в свое безумие еще глубже — и почти не думаешь о том, что будет завтра, или послезавтра, или через неделю. В общем, будет, когда-нибудь потом обязательно будет плохо. И очень скоро.
— Вот. Ваша воля выполнена, мадемуазель. Чего еще изволите?
— Танцевать. Но здесь...
Брэндон не дал ей договорить, изящным, но сильным движением вытащил ее из-за столика. Тихая ненавязчивая музыка, которая лилась из невидимых динамиков под потолком, никак не подходила для того зажигательного и чувственного танца, который исполнили Брэндон и Кэндис — точнее исполнил Брэндон, а Кэндис просто некуда было деваться, он держал ее крепко. Руки у Брэндона оказались сильнее, чем Кэндис могла предположить. Он вертел ею так, словно она ничего не весила.
— Ты сумасшедший! — Кэндис думала, что получится визг, но с губ сорвался только шепот. Все ее дыхание забрал танец.
Брэндон осторожно усадил ее на место. Кэндис чувствовала, как с завистью, доходящей до ненависти, смотрят на нее две сонные девочки за кассой. Эх, девчонки, знали бы вы, с каким удовольствием я поменялась бы с вами местами, подумала Кэндис.
Простая работа. Простая и в то же время сложная жизнь. Может, в колледже учатся, а может, еще в школе... Наверное, у них есть мальчики, есть братья и сестры, мамы и папы...
Впрочем, их мамы и папы тоже чего-то от них ждут. По меньшей мере, того, что их дочки проживут жизнь лучше, успешнее, веселее, чем они.
И всего-то разницы между ними и Кэндис, что ей нет никакой необходимости работать, тем более — работать официанткой, и ездит она не на метро и не на автобусе, а в собственном авто, иногда еще и с шофером, и роман с парнем вроде Брэндона был бы для каждой из них большой удачей и надеждой на будущее счастье.
Кэндис усмехнулась. Каждому свое.
— Что такое? У тебя печальное лицо. Ты же сама хотела танцевать.
— Хотела. Мне понравилось. Спасибо.
— В чем дело? Спать хочешь?
Брэндон очень помогал ей своими догадками. Врать человеку, который готов поверить в то, что ты ему скажешь, намного проще.
— Хочу!
— Пошли отсюда?
— Пошли.
На выходе из торгового центра в лицо бросился мокрый запах холодной весенней ночи. Странно... В центре огромного города весна все равно пахнет влажной землей и пробуждающимися деревьями.
— Куда мы поедем?
Кэндис не сразу поняла вопрос Брэндона. А когда поняла — вспыхнула. Хорошо, что ночь. Жаль, что так много фонарей вокруг.
Разве не этим заканчивается рядовой день мимолетного романа? Не веришь, Кэндис, спроси у Глории.
Разве не к этому ты готовилась, выбирая сегодня самое соблазнительное белье?
Разве не этого хочешь всем... нет, не сердцем — телом?
— Я подброшу тебя, а потом поеду домой. Мне завтра рано вставать, — решительно заявила Кэндис. И выдохнула остатки воздуха — набрала в легкие лишнего.
— Хорошо. План рассмотрен и одобрен.
Кэндис покосилась на него — шутит, но не издевается. Не рассчитывал на большее? Правильно, не дурак же. У нее на лбу написано, что она, может, и странная, но никак не... Как там мама говорит? «Легкодоступная девица»...
— Или... нет?
Брэндон привлек ее к себе и поцеловал — долго, пылко, до умопомрачения. Он отпустил Кэндис за миг до того, как ее решимость в самое ближайшее время заснуть в своей постели рухнула. Она почти сказала ему: «Давай поедем к тебе». Почти — но не совсем. «Почти» все равно не считается.
— Нет, Брэндон.
— Что ж... Я буду ждать своего часа.
— Жди, — усмехнулась Кэндис. — Кто знает, может, тебе повезет.
— Когда-нибудь мне непременно повезет, — сказал Брэндон, и в его глазах колыхнулось что-то такое, отчего Кэндис на миг стало страшно.
Что станет с ее жизнью после того, как ему «повезет»?
9
Это был блистательный вечер, один из множества таких же блистательных вечеров. Они теряются один в другом, воспоминания смешиваются, сливаются, тасуются, как колоды карт. Пусть это яркие, блестящие лаком карты, дорогие, коллекционные... Если сотню колод перетасовать или просто бросить и перемешать, получится нечто хаотичное, неприятное и утомительное для разглядывания. Перебирать не захочется — захочется просто уйти и забыть. Кэндис иногда жалела, что их так много в ее жизни, ярких событий светской жизни. Вот Золушка наверняка запомнила свой бал на всю жизнь. Впрочем, если бы она так и осталась Золушкой, это было бы правомерное утверждение, а так... Когда она вышла за своего принца и сделалась принцессой, балы посыпались на нее, как горох из мешка, и потеряли всю свою ценность.
Кэндис иногда думала: а что, если бы вот этот раут был единственным в ее жизни? Или если бы она никогда прежде не бывала на концерте симфонического оркестра и знала, что и впредь ей не доведется это повторить? Если бы ее только один раз пригласили на благотворительный вечер, один-единственный раз — и предупредили, что этот раз — первый и последний, другого уже не будет...
Наверняка все было бы тогда по-другому. Атак...
Вечерние наряды, смокинги, галстуки-бабочки, бриллианты, бинокли ювелирной работы... Бриллианты. Бриллианты.
У нее, Кэндис, тоже было колье с бриллиантами, и серьги, и кольца, хотя она в своей жизни не сделала ровным счетом ничего, чтобы их заполучить. Она просто была дочерью Гордона Барлоу и все. Бриллианты полагались ей по статусу.
Она знала, что «простые смертные» тоже ходят в оперу — но много реже, чем такие, как она, и сидят на совсем других местах, и запоминают эти вечера на всю жизнь.
Вот бы ей так...
Может, хватит желать для себя другой судьбы, а, Кэндис?
Внутренний голос звучал раздраженно и даже презрительно. Конечно. Его можно понять. Это, наверное, глас рассудка — или справедливости. У нее есть почти все, а она не прекращает ныть о том, чего у нее все-таки нет. Так, мол, хочется лишений и скромности...
Кэндис вспомнила о Брэндоне. Нет, не лишений и скромности как таковых ей хочется, а хочется сейчас сидеть с ним в его квартире, в его комнате, сидеть на кровати, закутавшись в одеяло, и есть черешню из большой тарелки...
Они сидели в своей ложе, которую обычно выкупали на весь сезон — мало ли когда и что захочется послушать, гостей пригласить, — и наслаждались «Богемой» Пуччини. Точнее — считалось, что они наслаждаются «Богемой», а на деле каждый наслаждался своим.
Мистер Барлоу наслаждался тем, что все идет хорошо, он вывел жену и дочь в свет, и отношения с потенциальным инвестором у него складываются превосходно, дружеские такие, теплые отношения, которые, возможно, перерастут когда-нибудь... в родственные. Разумеется, после того как его компания получит деньги Джеймса Сидни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});