Его новенькая - Наталья Семенова

– Знаешь почему Вики стала поваром? Потому что наша мать не могла оплатить её обучение в хорошем ВУЗе, а кулинарный колледж был бесплатным. В хорошие времена мама обожала готовить и привила эту любовь своей старшей дочери. Всё удачно совпало, понимаешь?

– Не совсем, – вглядывается в меня Ник.

Я отвожу глаза, чувствуя, как в горле собирается ком:

– О хороших временах в нашей семье я только слышала. Тогда отец был ещё жив, а мама… мама видела свой смысл жизни исключительно на дне бутылки. – Я вновь смотрю на Ника и выдыхаю: – Моя мать алкоголичка.

– Она начала пить после смерти вашего отца?

– О, нет, – горько усмехаюсь я. – Она начала беспробудно пить после смерти нашего отца. Потому что больше некому было её сдерживать. Она всегда была пристрастной к алкоголю, но при папе не позволяла себе скатываться на самое дно. А затем скатилась.

Ник протянул руку и накрыл мои дрожащие пальцы своими:

– Как вы справлялись, Ан-ни?

– Вики первые два года очень старалась: заботилась обо мне, с завидной периодичностью выгоняла из нашей квартиры маминых собутыльников, выливала в раковину алкоголь, умоляла маму не пить, ругалась с ней, естественно. Но всё было тщетно. Ей было восемнадцать, когда у мамы появился первый сожитель, и она не выдержала – ушла из дома. Забрать в общежитие и меня она не могла. Но только благодаря ей в первый класс я пошла не в поношенной одежде, чумазая и растрёпанная, а в новенькой: блузке, юбке и туфельках без каблука. Не передать словами в какой восторг привели меня белоснежные банты, которые Вика вплела в мои волосы… Впрочем, я вообще могла не пойти учиться, если бы не она. Маме на всё это было плевать.

– Иди ко мне, – шепчет Никлаус и вынуждает меня пересесть к нему на колени. Осторожно стирает пальцами слёзы с моих щёк и касается губами моего виска: – Продолжай.

Мои, по-прежнему дрожащие руки, стали купаться в тепле ладони Никлауса. Я начала прерывисто вздыхать и прикрыла глаза:

– Я несколько лет не ценила заботу сестры, Никлаус. Когда у Вики появилась возможность забрать меня к себе, я постоянно от неё сбегала. К маме. Вика возвращала меня снова и снова, но я продолжала на что-то надеяться. Несмотря на то, что ещё в восемь лет поняла, что моя мать – превосходный манипулятор. Она без зазрений совести пользовалась моей любовью: вымогала у Вики через меня деньги на алкоголь, продавала ботинки или одежду, которые мне покупала сестра, а затем просила у меня прощения и обещала, что такого больше не повториться, говорила, что она бросит пить. Врала, что любит… Не знаю, почему я ей верила каждый следующий раз.

– Потому что тоже любила, – тихо замечает Никлаус.

– Тоже? – усмехаюсь я и сама стираю слёзы с глаз. – Она любила только водку. На нас с Викой ей было плевать. Она не любила ни её, ни меня. Мне было двенадцать, когда я осознала это в полной мере…

– Что случилось?

– Я ненавижу громкую музыку, – глухо произношу я. – В маминой квартире почти всё время было шумно, дымно и грязно. И воняло так… Сколько бы раз я ни мыла пол, ни выносила звенящий стеклом мусор, ни проветривала помещение, распахнув все окна настежь, я не могла избавиться от всего этого. – Я с силой зажмуриваюсь, ощущая, как меня начинает трясти, и Ник обнимает меня сильнее, поддерживая. – В тот день я в сотый раз сбежала от Вики, и сразу же приступила к наведению порядка. Нового сожителя мамы звали Игорь. Когда я вернулась, выбросив на помойку мусор, они приступили к распитию второй бутылки, он сказал маме, что я хорошенькая. И его взгляд… К вечеру пришли их друзья, музыка орала чуть ли не на всю улицу. Я хотела сделать потише, но этот урод не позволил, притянул меня к себе и похвастался мной перед остальными, словно я его заслуга. Мама разозлилась. На меня. И прогнала в другую комнату. Спустя некоторое время он пришёл следом за мной…

Я больше не могла сдерживать рыдания, и Ник, уложив мою голову себе на плечо, напряжённо произнес:

– Всё. Остановись. Не нужно. Это в прошлом, ладно? Сейчас тебе нечего бояться. – И на грани слышимости: – Сукин сын…

Я прижалась к Никлаусу, глотая слёзы, и ненавидела себя за глупое упорство, которое тогда привело меня обратно к маме, но, возможно, то, что случилось в тот день, было необходимо.

– Мне было мерзко и страшно, – шепчу я. – Его потные руки и запах изо рта… Я всё кричала, звала маму…

– Аня… – с болью в голосе выдыхает Ник, стискивая меня сильней. – Чёрт…

– …Но пришёл Саша, парень Вики. Ворвался в комнату, не допустив самого страшного. Избил его и забрал меня к Вике. Он успел вовремя, за что я всю жизнь буду ему благодарна, а мама… Больше я к ней не сбегала.

– Чёрт, мне так жаль, что я тогда… Я придурок, Ан-ни. Какой же я придурок…

– Ты не знал.

– Я всё равно не имел права вести себя с тобой так отвратно, – прижался он своим лбом к моему, закачал головой. – Не имел… Прости меня.

– Я простила, Ник. Говорила же…

– Но я буду извиняться снова и снова. Я такой дурак.

– Ладно, если тебе так хочется… – тихо улыбаюсь я и обнимаю его за шею, прижимаясь губами к горячей коже. – Всё в прошлом, ты прав. Но… Ты не… не разочаровался во мне, Ник?

Он отстраняет меня за плечи и вглядывается в моё лицо недоумённым взглядом:

– С чего бы, Ан-ни?

Я стыдливо отвожу глаза:

– С того, что я была такой дурой…

– Шутишь? Ты была ребёнком, любила и верила своей матери, самому родному из людей. – Ник вдруг хмурится и продолжает уже тише: – Это нормально – доверять своим родителям. Другое дело – их собственные поступки. Когда мы дети, то нам кажется, что родители самые умные и сильные люди, что они