Жестокий рикошет - Сергей Самаров

Но мне самому понравилось мое поведение. Я не суетился от близкого присутствия врага, я сохранял полное хладнокровие, хотя раны у меня по-прежнему болели. Вернее, болела, по большому счету, только одна рана – в боку. И болела, к моему неудовольствию, все сильнее и сильнее. И даже снова подступило ощущение повышенной температуры тела. Это началось после того, как я наклонялся над ручьем, чтобы набрать воды. Видимо, что-то там, внутри, начало уже срастаться, а я, приложив усилия и принимая неудобную позу, разорвал срастающиеся ткани. Надо впредь быть осторожнее. Впредь. Потому что у меня будет, вероятно, много моментов, при которых невозможно будет тихо и мирно отдыхать. И лишний раз бередить рану не стоит.

Я шел по берегу ручья между самим ручьем и «зеленкой», подходящей здесь к воде на расстояние метра, и чувствовал, как сгущается темнота. Но я понимал, что это не ночь становится чернее. Ночь уже полностью вступила в свои права, и дальше ей сгущаться уже некуда. Просто стены ущелья здесь сходились близко, сдавливая, прижимая друг к другу дорогу, ручей и «зеленку». И где-то здесь должен быть пост, место для которого выбрано, естественно, правильно.

Костер я увидел из-за следующего поворота ущелья. Увидел вблизи, метров с двадцати. И двух бандитов у костра тоже увидел. Оба бородатые, немолодые, судя по фигурам, хотя фигура может и обманывать, поскольку грузные тела и у молодежи сейчас часто бывают. Один сидел ко мне спиной, второй вполоборота, но смотрел не в мою сторону. Но даже если бы смотрел в мою сторону, он все равно не смог бы меня увидеть, потому что человек у костра видит только то, что костром освещается, а темень для него остается мраком, хотя мрак на дне ущелья и без того был непроглядным. Но я на всякий случай все же сдвинулся на тот единственный возможный шаг в сторону «зеленки», чтобы слиться своим «камуфляжем» с зарослями и стать с ними единым целым. Лишняя мера безопасности при каких-то условиях может оказаться не лишней – это закон, которому учил нас командир взвода старший лейтенант Скорняков.

Здесь же, рядом, освещаемый светом костра, был и пост. Как я и предполагал, это были четыре шеста, вбитые или вкопанные в землю, и между ними натянут простой брезентовый полог, провисший посредине. Понизу без всякого, похоже, крепления была выложена из природного камня невысокая стенка, заменяющая, судя по двум углублениям, бруствер. Стенка была обращена в сторону дороги, противоположно селу, следовательно, должна была бы защищать от возможной атаки со стороны севера, хотя я лично, например, представить не смог, как она или сам пост смогли бы защитить, если бы кто-то пожелал пост атаковать. Дураков идти в лобовую атаку на поднятые стволы искать пришлось бы долго. Любой человек просто поднялся бы хотя бы на пять метров по противоположному склону – именно такое расстояние костер освещал, и я видел, что на пять метров подняться можно, – и имел бы преимущество в высоте. А с высоты стреляй в свое удовольствие в тех, кто за бруствером заляжет. Но в принципе это мне пока и осматривать было не к чему. У меня задача была иная, и подходил я не со стороны склона, а со стороны противоположной от ручья и от «зеленки».

Прежде чем сближаться, я выждал около десяти минут, свыкаясь с обстановкой, чтобы не чувствовать себя в ней чужим, и убедился, что один из бандитов у костра просто дремлет, в то время как второй, мне показалось, к чему-то прислушивается. Прислушался и я, но ничего уловить за журчанием ручья не смог. Но поворот головы бандита показывал, что прислушивается он к той стороне дороги, что ведет к селу. Оттуда звуки должны были бы и до меня доноситься, потому что от ручья бандита отделяет только на шаг большее расстояние, чем от меня. И только потом догадался – бандит знает, что его товарищи ушли преследовать меня. И ждет результата. Он нисколько не сомневается в результате конечном. И слышал, несомненно, множественные выстрелы и взрывы. Догадался, что меня обнаружили, предполагает, что меня должны убить. И не понимает, почему до сих пор никто не вернулся. Он и не поймет. Я постараюсь сделать так, чтобы он не успел понять.

Все равно до утра никто не пойдет искать пропавших. Не потому, что не беспокоятся, а потому, что будут думать, будто бандиты ищут меня в темноте. В темноте трудно человека найти, но можно. Стоит только обложить его хорошо и замереть на постах, дожидаясь, когда он попытается выйти из окружения. Эта тактика всем известна. И никто не пожелает в процесс вмешиваться, чтобы не спугнуть беглеца. Меня то есть. Потому что никто не подозревает вообще, в принципе, о возможности такого, что случилось в действительности. Я сам раньше не подозревал. Я осознал все только потом, когда стал считать потери бандитов. Я желал такое сотворить и сделал это. Когда они поймут, они будут только толпой даже в туалет ходить, и тогда уж будут мне не страшны. Они тогда каждой тени бояться будут. И навсегда запомнят, что такое спецназ ГРУ. А ведь столкнулись они только с младшим сержантом контрактной службы. Я всего-то четыре года в спецназе ГРУ служу. А что бы они против офицеров делали? И что бы с ними стало, окажись на моем месте офицер? Тогда, может быть, и сам Авдорхан Дидигов себя в собственном доме окружил бы охраной и круговую оборону занял.

Я совершенно не хвастал сам перед собой. Я сам себя просто подбадривал, зная, что мне еще предстоит сделать, и настраивая себя на то, что не бывает невозможных вещей, если человек ставит перед собой цель и упорно стремится к ее выполнению. Я перед собой цель поставил конкретную и ясную – спасти остальных десятерых пленников, поскольку им не предоставилась возможность спастись самостоятельно. Бывает так, что при всей специальной подготовке возможность не предоставляется. Она и мне могла бы не предоставиться, не обрати внимание Авдорхан на мой нательный крестик и не пожелай показать себя. Впрочем, у него и другие планы в отношении меня были, и он уже знал, кого выделял из общего числа. Но я не пожелал быть выделенным главарем бандитов и предпочел выделиться сам. Если бы Авдорхан кого-то другого выбрал, мне кажется, произошло бы то же самое, только на моем месте был бы другой спецназовец. И жертв в рядах бандитов было бы не меньше. И задачу себе ставил бы не я, а кто-то другой. Ту же самую задачу по освобождению остальных, в том числе и меня.

Но сейчас задачу поставил я и пока нашел только один вариант для ее решения. Вариант дерзкий и опасный, но правильный. Ризван Дидигов сбежал из-под стражи. Значит, он многого стоит, потому что из-под стражи не каждому удается убежать. Мне удалось, удалось и ему. Мы должны друг друга стоить. И только захват Ризвана способен остановить расстрел пленников. И тот факт, что я ранен, вовсе не говорит о невозможности выполнения плана. Во-первых, я не знаю, в каком состоянии сам Ризван находится. Во-вторых, у меня просто нет иного пути, и, значит, даже невозможное должно стать возможным.

Оценив обстановку, я стал искать место для собственной засады. Как мне сказал раненый бандит, Ризван Дидигов должен был приехать «к утру». До утра у меня время было, чтобы опробовать хотя бы мысленно одну позицию и другую, и даже третью осмотреть на предмет удобности для атаки, и остановиться на четвертой, пятой или шестой, в зависимости от удобства. Естественно, подбирать себе позицию я начал с «зеленки». Только на шаг углубившись в заросли, я стал передвигаться вперед. Конечно, на самой опушке, как это чаще всего бывает, заросли не самые густые и только в самых высоких местах достигали уровня моих плеч. В другое время суток здесь передвигаться было бы опасно. Но в такой темноте и учитывая, что бандиты у костра сидят, следовательно, им плохо окружающую местность в темноте видно, даже по открытому месту передвигаться можно было бы спокойно и неторопливо. Кроме того, на фоне более высоких зарослей мой силуэт не видно.

Это я рассчитал правильно. Мои передвижения бандитами у костра остались незамеченными, а чтобы они остались вдобавок ко всему еще и неуслышанными, я об этом особо заботился, стараясь ставить ногу твердо только в том случае, если был уверен, что под ногой нечему шевельнуться или хрустнуть. При тренированности это автоматически делается даже вслепую. И не приходится задумываться о тишине, когда передвигаешься по ровному месту. Это где-то на склоне, где каждый камень стремится к основанию горы и потому готов с высоты сорваться при первом прикосновении к нему, там осторожнее следует быть и под ноги приходится смотреть чаще. Но на склон я пока подниматься не собирался, хотя совсем эту идею не отбросил.

Склон мне предстояло еще осмотреть, потому что в светлое время я не успел добраться до поста и не знал, на каком расстоянии этот склон пригоден для подъема. Те пять метров, что освещались костром, меня интересовали мало. Вполне возможно, что выше пяти метров стоит отвесная скала, делающая все усилия забраться невозможными, тем более для человека с проткнутым ножом боком.