Мы – животные: новая история человечества - Мелани Челленджер

Важность «видения в»

Живя в XXI веке, мы не знаем, сколько животных убили, хотя, по некоторым оценкам, каждый день мы убиваем примерно три миллиарда животных, чтобы прокормить себя. Список стран, которые используют животных для опытов, включает в себя Великобританию, США, Канаду, Китай и Японию, а также многие страны Западной Европы. Опять же, мы не знаем точных цифр, но приблизительно это более ста миллионов животных в год. Мы оправдываем использование других животных, потому что утверждаем, что они не обладают разумом, что могло бы заставить нас сожалеть об этом. Мы полагаем, что наша выгода от использования других животных перекрывает тот вред, который мы наносим, потому что наше процветание превыше всего. И мы редко говорим об этом в открытую, потому как это соответствует нашим целям.

Многие правовые системы мира юридически закрепили необходимость защиты некоторых животных от чрезмерной человеческой жестокости. Но не потому, что эти животные обладают какой-то внутренней ценностью вроде индивидуальности и чувства собственного достоинства. Такие качества, как нам говорят, можно обнаружить только у людей. Именно поэтому люди с тяжелой инвалидностью обладают правоспособностью и получают поддержку в соблюдении своих интересов. А у животных, как нам говорят, никаких интересов нет.

Подобного взгляда можно избежать. В других культурах считалось, что разум и тело животных отличаются, но при этом они являются значимой формой субъектности. В книге «Разум в пещере: сознание и истоки искусства» археолог Дэвид Льюис-Уильямс описывает момент, когда живущий в XVII веке француз Рубен де ла Виале входит в пещеру в Арьеже, таящуюся в тени лесистых Пиренеев, и царапает свое имя и дату своего визита – 1660 – рядом с тем, что он и другие считают граффити недавно побывавших там туристов. Но это не граффити. Сам того не осознавая, он оставляет отметки на художественных работах древних охотников-собирателей. В свое время, напоминает нам Дэвид Льюис-Уильямс, западные мыслители понятия не имели о предыстории человеческой жизни. Неудивительно, что де ла Виале даже не подумал о том, что разрушает уникальный доисторический памятник. Он не понимал «важность того, что видел, и поэтому, по сути, он “не видел” его вовсе».

К XIX веку, когда дон Марселино Санс де Саутуола обнаружил в своих владениях пещеру Альтамира, униформизм и эволюция уже начали менять исходные черты людей. Но история его семьи – это пример жестокого влияния заблуждений. Нам нравятся научные открытия, уничтожающие рак, но не те, которые уничтожают оберегаемые нами убеждения. В таком случае люди, как часто бывает и сегодня, могут быть особенно жестоки, отвергая истину, которую они не в силах принять. Когда стало известно о том, что Саутуола обнаружил доисторическую живопись, волна изначально возникшего интереса быстро превратилась в агрессивную защиту прежней ортодоксальности. Над ним смеялись до самой его смерти, считая мистификатором или жертвой мистификации. И все же правда была не на стороне тех, кто оклеветал Саутуолу и отвернулся от него. Завораживающие изображения животных в Альтамире, а также в ныне всемирно известных пещерах Ласко и Шове, были нарисованы древними людьми тысячи лет назад.

Когда попадаешь в Альтамиру, кажется, будто попал в чертоги Фрейда – странную подавленную область ума. Сама по себе пещера не особо большая. Чтобы до нее добраться, нужно проскользнуть через узкий проход в скале в полость со сталактитами, которые, кажется, с каждой каплей воды обращают время вспять. Кто знает, возможно, именно тут некоторые наши предки сидели вокруг костра, укрывались от непогоды, шили одежду, вместе обедали и пели.

Сейчас потолок покрыт колониями бактерий актиномицетов, которые мерцают, когда на них попадает свет, превращая темную скалу в планетарий сверкающих серебряных и золотых галактик. Место наполнено магией – и это еще до входа в знаменитую «полихромную комнату». Встаньте спиной к светлому входу, поверните налево в узкий коридор – и вы попадете в длинную комнату с потолком, разделенным надвое крупным, привлекающим взоры разломом. По обе стороны разлома, часто намеренно используемого, разбросаны поражающие воображение рисунки животных, выполненные углем и охрой. Их огромное количество опьяняет. Но просто стоять и глазеть на них нет смысла. Надо наклониться или – еще лучше – проползти на корточках по всему пространству, подняв глаза вверх. И тогда бизоны и лошади оживают, мерцают сквозь двумерное изображение, их мускулы подергиваются, а глаза следуют за вами, куда бы вы ни направились.

Специалист по пещерному искусству Дерек Ходжсон уверен, что наскальная живопись зародилась в результате пристального напряженного наблюдения охотников за животными. Тени в пещерах – это триггеры, намеки на опасность. Обстановка пещеры и игра света в ней могли стать имитацией настоящей охоты. Как пишет Ходжсон, «зрительная кора мозга охотников эпохи палеолита не только специализировалась на обнаружении наиболее значимых частей животных, но и научилась остро воспринимать очертания животного – в результате ежедневной практики на охоте». Приглушенное освещение пещер и риск наткнуться на хищников, например пещерных медведей, «активировали» нейронные цепи. Когда эти люди видели в пещерах и скалах похожие на животных очертания, они рисовали поверх них то, что увидело в тенях их испуганное воображение.

Есть и другие намеки на это древнее внимание. В недавнем исследовании амигдалы невролог Флориан Морманн обнаружил, что, когда людям показывают изображения достопримечательностей, людей и других животных, наибольшая мозговая активность возникает в момент рассматривания животных, будь то домашняя собака или змея. В результате дальнейших исследований стало ясно, что реакция на животных возникала в правой части амигдалы. Эта однобокость поддерживает более раннюю теорию о том, что правое полушарие мозга в большей степени задействуется во время реакций на неожиданные, но значительные изменения или стимулы в окружающей среде. Поскольку мы сами являемся животными, именно другие животные – неважно, враги они, друзья или еда – заставляют двигаться наши тела.

Пытаясь объяснить пещерное искусство, антропологи провели опрос сохранившихся до наших дней охотников-собирателей, живущих общинами в обширной части Южной Африки и продолжающих рисовать внутри пещер. Изучавших племя Сан антропологов поражало, насколько тщательно те изображали животных, на которых охотились. В некотором смысле охотники сами становились животными, чтобы понять, как может вести себя их добыча. И это вылилось в ритуал. В рамках шаманской культуры племя Сан использует гипервентиляцию и ритмичные движения, чтобы создать состояние измененного сознания.

На финальных стадиях транса, пишет Льюис-Уильямс, «люди иногда чувствуют, как они превращаются в животных и подвергаются другим пугающим или возвышающим трансформациям». Антрополог Ким Хилл считает, что наблюдение за животными и определение, кого съесть,