Королева Таврики - Александра Девиль

— А мне показалось, что ты боишься каких-то разговоров с этим Нефри. — Бартоло, прищурившись, погрозил пальцем. — Что там он у тебя спрашивал насчет женитьбы, а? Признавайся! Ты хотел жениться, а тебе не дали? Или, наоборот, сбежал от невесты?

— Ни то, ни другое, Нефри все напутал, — ответил Донато и, слегка пришпорив коня, вырвался вперед. — Скорее, приятель, что ты тащишься, как улитка? Мы и так задержались в таверне по твоей милости.

— Зачем слишком торопиться, лучше побережем коней.

— Побережем коней? — рассмеялся Донато. — А ты думал о своем коне, когда чуть его не проиграл?

— Ладно, не попрекай. Я и сам знаю, что слишком азартен, а хитрецы этим пользуются. А вот ты, наверное, по натуре не игрок?

— О, я был подвержен этой страсти не меньше тебя. Но не стал бы играть со столь явными жуликами, как в «Морском драконе». А еще знаю по собственному опыту, что нельзя садиться за игру в подпитии, особенно когда соперники наливают тебе из своей фляги. Я сам из-за этого пострадал, так что потом пришлось менять всю свою жизнь… Но теперь я чую шулеров издалека и никогда не попаду к ним на крючок.

— Прошу тебя, Донато, не говори моему старику, что я играл в кости, он очень этого не любит. А еще спасибо, что заплатил за мой обед, я-то остался без единой монеты. Кстати, ты ведь все равно собрался как-то благодарить моего отца за его ворожбу, так не ссудишь ли мне часть этих денег? Отец не будет возражать, мы же с ним одна семья.

— Нет уж, деньги я отдам только ему в руки, и никому другому. А то ведь может случиться, что наша с тобой дорога окажется бесконечной.

— Даю тебе слово, что меня больше никто не задержит и очень скоро мы будем на месте. До Отуз всего-то часа два пути, а дом отца там недалеко.

Однако, вопреки уверениям Бартоло, добраться до темноты путникам не удалось. Скоро золотисто-розовая полоса заката догорела за вершинами гор и на фиолетовом небе все ярче стало проступать полукружие луны и звездная россыпь. Донато невольно залюбовался знакомыми рисунками созвездий, которые и здесь, над далеким краем земли, были такими же, как над его родным Вечным городом.

После теплого дня ночной ветерок повеял прохладой, и Бартоло, поеживаясь, окончательно протрезвел.

— Пустынно тут сегодня, — заметил он и беспокойно огляделся по сторонам. — Ну, ничего, до отцовского жилища уже рукой подать.

Донато тоже ощутил безотчетную тревогу. Он слышал, что в этих местах татары-людоловы могут охотиться за пленниками даже днем, а уж ночью…

В ночной тишине слышался отдаленный шум прибоя, крики чаек. «А впрочем, чего мне бояться? — подумал римлянин с внезапным спокойствием. — Я ведь бежал сюда за свободой и в рабство никому живым не дамся. Так что хуже смерти со мной ничего не случится, а ее все равно никому не миновать». Скоро темнота перестала казаться Донато зловещей, а ночные звуки — тревожными.

— Твой отец живет здесь совсем один? — спросил он, чтобы нарушить молчание. — У него даже нет женщины, чтобы готовила еду?

— Нет, он полный отшельник. После смерти матери он не терпит возле себя никаких женщин.

— Да, я слышал его печальную историю от аптекаря Эрмирио.

— Мы с отцом разные, я бы так жить не смог. Но, впрочем, хоть мой старик и отшельник, а в его хижину иногда заглядывают люди даже очень знатные, потому что никто в Кафе не умеет так лечить раны и останавливать кровь, как он. А еще он может находить травы, которые считаются волшебными. — Бартоло помолчал, вглядываясь в темноту, и со вздохом облегчения сообщил: — Ну, вот мы и приехали.

В призрачном ночном свете обрисовались очертания маленького домика, прилепившегося среди лесистых холмов. Когда всадники подъехали к одинокому жилищу, в одном из его окон загорелся свет и скоро на пороге дома появился человек с фонарем в руке. Спешившись, Бартоло подбежал к нему с восклицанием:

— Отец, это я! Не ожидал?

— Я всегда жду своих сыновей! — в глуховатом голосе отшельника слышалась радость. Он обнял Бартоло и тут же спросил: — Томазо с тобой?

— Нет, он остался в городе помогать мессеру[21] Фантоне.

Из дорожного разговора с Бартоло Донато знал, что мессер Фантоне, дальний родственник братьев со стороны матери, был судейским чиновником в Кафе и иногда давал исполнительному Томазо мелкие поручения.

Донато, спешившись, неторопливо приблизился к отцу и сыну.

— Это мой новый приятель Донато Латино, — представил его Бартоло. — Он недавно приехал из Генуи и хочет с тобой познакомиться.

— Со мной? — удивился Симоне, присматриваясь к приезжему. — Что ж, добро пожаловать, синьор, в мое жилище, хотя, право, не знаю, чем вас могла заинтересовать моя скромная особа.

— Доброго здоровья вам, синьор, — слегка поклонился Донато. — Я наслышан о вашем пророческом даре.

— Ну, обо мне говорят много лишнего, — усмехнулся Симоне, жестом приглашая гостя войти.

Таинственный отшельник был среднего роста, худощав и слегка сутул. От матери-мавританки он унаследовал смуглую кожу и курчавые черные волосы, которые уже обильно припорошила седина. При свете фонаря Донато разглядел лицо Симоне, в котором не было бы ничего особенного, если бы не острый, пронзительный взгляд больших темных глаз. Казалось, его глаза видят человека насквозь, и это в первую минуту смутило Донато, не желавшего рассказывать правду о себе даже прорицателю.

Симоне разжег очаг, повесил над ним котелок с водой и повернулся к гостям:

— Сейчас напою вас целебным отваром и что-нибудь соберу поесть.

— Мы не голодны, обедали в харчевне Кривого Гуччо, — сказал Донато.

— А я уже успел проголодаться и съел бы лепешек с сыром, — заявил Бартоло. — У отца вкусный овечий сыр, он сам его делает. Попробуй, Донато, не пожалеешь. А еще у него всегда есть славное вино, это куда вкусней целебного отвара.

— Бартоло прав, надо поесть после дальней дороги, — заметил Симоне. — А все разговоры о цели вашего приезда мы отложим до утра. Кстати, вино в Отузах и Козио и вправду неплохое, так как здесь почвы особые и хорошо прогреваются. Я покупаю его у знакомого виноградаря в Козио — это генуэзское поселение между Кафой и Солдайей.

Донато не стал возражать, с удовольствием подкрепившись и сыром, и вином, которое показалось ему ничуть не хуже итальянских вин. А после медового отвара усталых путников стало клонить ко сну. Растянувшись на соломенном тюфяке в углу, Донато уснул мгновенно и так крепко, что даже не помнил сновидений.

Утром, когда он открыл глаза, у него было ощущение, что лег всего лишь минуту назад. Между тем в окно скромного жилища, куда путники прибыли при свете звезд, уже пробивались яркие лучи дневного светила.