Знак Пути - Дмитрий Янковский

– Исполать! – опешил от неожиданности Микулка.

Он ожидал узреть пышнотелую бабенку, какие обычно бывают за ковалями, а тут такая красунья, аж дух перехватывает.

– Нам бы хозяина…

Женщина оглядела витязей, сверкавших исподним в рыжей грязи, ржавые цепи, дрожащего как осиновый лист паренька с огромным мечом за спиной.

– Беглые тати, что ли? – подозрительно спросила она. – Хотя нет… ТАКИМИ цепями татей не полонят.

Она испуганно глянула в небо, пытаясь узреть размытое тучами солнце и мигом рванулась внутрь, оставив дверь отворенной. Мерно стучавший в кузнице молот смолк, брякнув на излете последним ударом и вскоре сам хозяин перекрыл дверной проем могучей фигурой, черные глаза из под лохматых бровей сверкнули подозрительной неприязнью, огромные ручищи размазали сажу по холщовому фартуку.

– Чего надобно, спрашивать глупо… – буркнул наконец он. – С такими-то веригами на руках. Ага… Лучше кажите откуда утекли. Хотя цепи-то знакомые, неужто свою работу не признаю? Вот уж не думал, что кому-то удастся с такими сбежать… Ладно… Все ясно. Вот только не туда вы пришли, коль за помощью. Знаете почему я такие цепи ковал, отчего так старался, чтоб предназначенные Змею не утекли? А… Не ведаете. Невдомек вам, что Змей хоть за жертвой раз в год прилетает, а без жертвы не улетит. Куму-то в его пасти лезть все одно придется, а коль нет, так еще хуже. Три дня, ровно в полдень, будет прилетать он, пока не ухватит назначенных ему пленников. Али пленниц, это как повезет. Но если и на третий день не найдет в положенном месте жертву, спалит город дотла. А там народу тьма… Даже представить жутко. Так что вы геройство свое зря показали. Геройством было бы как раз остаться и принять смерть заместо других несчастных.

– Ну так пойди сам… – презрительно скривился Ратибор. – До полдня как раз успеешь.

– Разбежался! Мне еще жену кормить, может в скорости и дитенка, а вы все одно без всякого толку жизнью рискуете. По вам же за версту видать, что не трудовые вы люди. Бездельники. На чужом горе харч добываете, на войнах, на раздорах людских. Князья меж собой петухами бьются, а вы за того, кто больше заплатит. Видывал я таких, будьте спокойны!

Ратибор сел и глухо спросил, уставившись в землю:

– Не поможешь? Неужто тебе не в радость любую жизнь спасти? Одна, значит, достойна спасения, а другая нет?

– А как Покон говорит? – усмехнулся коваль. – Та жизнь ценнее, от которой больше проку для роду-племени. Али я напутал чего? От вас ведь одни страданья и боль, жены овдовевшие, да матери пережившие своих же сынов. Тьфу… Смотреть противно! А уж говорить и подавно.

Микулка недобро поднял глаза на хозяина.

– Все же, коваль, – словно через силу вымолвил он. – Тебе ПРИДЕТСЯ их расковать. Так надо.

– Да ты ли, щенок, мне указ? – сжал кулаки кузнец. – Соплей перешибить можно, а туда же… Указывать.

Он скривился с натуги и рука резко рванулась неожиданным размашистым ударом, пытаясь достать обнаглевшего юнца.

Молодой витязь чуть отклонил голову и огромный кулачище прогудел у самого уха, а сам хозяин едва не свалился от собственной дурной силушки, пущенной мимо цели. Ножны коротко и невнятно шепнули, выпуская на волю широкое лезвие и сверкающее острие Кладенца легонько уткнулось кузнецу прямо в горло.

Драться не было ни сил, ни желания, ни смысла.

– Не волнуйся так! – ласково протянул Микулка. – Ишь, разбуянился. Давай, молот тащи, али что там потребно. Тока рыпаться даже не думай, мне не до шуток нунечку. Уразумел?

– Куда уж яснее… – кузнец аж побагровел от злости, глядя как вода потоком стекает с грозного клинка. – Щас принесу… Тока Богами прошу, не чините вреда.

Он осторожно повернулся и через миг зазвенел железяками в кузне, вышел красный, взволнованный, еле прятал бурливший гнев. Но притащил таки молот и клещи, руки заученно принялись за работу, хотя в каждом движении сквозила крайняя неохота. Сделанные на совесть цепи поддавались с огромным трудом – железо стонало словно живое, короткая дрожь при каждом ударе сушила кожу, а искры то и дело плевались злыми укусами. Но человек так устроен – хоть сам из нежной плоти, а побеждает и железо, и камень, не даром в жилах капля крови Светлых Богов.

Скоро вериги плюхнулись в грязь, Ратибор с удовольствием плюнул следом, хотел пнуть для успокоения, да ноги босые. Сершхан поднялся с колен и зажмурившись растер запястья, а Волк озабочено ощупал пальцы – вроде работают.

– Цепи себе оставь. – усмехнулся Микулка. – В хозяйстве сгодятся.

– Во-во, – кивнул Волк. – Может в следующий раз тебя именно ими на том самом месте и прикуют. Или жену красунью. Не думаю, что чужаки в сих местах часто хаживают. Али не так? Сколько люду скормили поганой гадине! И не совестно?

– А ты нас не совести, – кузнец бросил молот и клещи на крыльцо, сам присел на дощатых ступенечках. – Смотри чтоб тебе самому помирать не соромно было, когда время придет. Что ты сделал в жизни? А?

Волк стиснул зубы, но промолчал – отродясь ведь не хвастал и хвастунов не терпел, а тут от кривого слова даже сердце кольнуло. Впервые захотелось высказать здоровяку все как есть, но Сершхан остановил строгим прищуром глаз, сам вымолвил еле слышно:

– А что ТЫ окромя цепей выковал? Ухват старой бабке? Сжалился… Ну молодец… За это тебе прямая дорога в вирый, без сомнений.

– Дурни вы молодые… – уже без злобы ругнулся хозяин, показав мозолистые ладони. – Эти вот руки делали и орало для плуга, и серп для жатвы, а ваши только лили кровь. Идите куда шли!

– Нет уж погоди! Орало, серп… А цепи?

– Да что ты прилепился до этих цепей аки банный лист до срамного места? Когда Богам жертву приносят, ты небось не роптал?

Сершхан медленно поднял лицо и впился взглядом в хозяйские очи. Тот аж отпрянул, почувствовал клокотавшую ярость.

– Значит для тебя нет разницы, – медленно произнес витязь. – Светлым Богам принесть жертву или мерзкой змеюке?

– Да ОН сам как Бог… – испуганно опустил глаза коваль. – Только не светлый. Ступайте, говорю, не бередите душу!

– Это не душа. – не глядя в лицо отозвался Волк. – Это как раз и есть твоя совесть! Пытается выйти на свет, тока ты ее не пускаешь, от того и болит.

Кузнец поднялся и в сердцах ухнул кулаком в стену, бревна отозвались испуганным скрипом.

– Совесть, совесть… Засовестели совсем! Я вам что, дитя малое? Сам понимаю что к чему! Не дурак… Но нельзя с ним биться, нельзя! Вы даже представить себе не можете, что это такое! Это… Тьфу на вас! Все же разворочали душу. Или совесть, будь она не ладна. Поймите, Богам жертву приносят во спасение рода, тут то же самое – мы малым откупаемся от большой беды. Никто не сможет одолеть этого Змея. Никто… Да что говорить, до полдня осталось времени с гулькин нос, пойдем, поглядите сами! Он как раз разозлится до крайности, вас не застав. Узреете во всей красе, будь она не ладна.

Друзья переглянулись и Ратибор тихонько кивнул. Коваль скривил улыбочку надменного превосходства, – мол, щас я вам покажу, взяли бы портки закладные! Затем сунул голову в приоткрытую дверь и выкрикнул громогласно:

– Жена! Слыш, я щас буду! Провожу на окол этих… витязей. И не сиди зазря, полдень уж, пора щи на печь ставить!

11.

С пригорка, хоть и далековато, хорошо виднелись оставшееся столбы, желтели свежим деревом на фоне свинцовой реки. Дождь быстро смывал глубокие следы беглецов, ведущие прямо к деревне и Ратибор успокоился, найти их теперь будет не просто, разве что коваль или жена языки распустят. Но кузнец помалкивал, съежился весь, плечи ссутулились, казались уже не такими огромными. Он то и дело поглядывал на северо-восточный край небосклона, взволнованно теребил край потертого фартука.

– Начинается… – наконец вымолвил он. – Вы поглядите, а я пойду, уж… Нагляделся за прошедшие годы. И не вертайтесь в деревню, Богами прошу, не то точно беду накличете.

Он мокро зашлепал в сторону изб, друзья даже не обернулись, пытались рассмотреть дивные изменения в небе. Северный край небосвода быстро наливался густой чернотой, словно кто-то выпустил в мокрые тучи целую реку пугающе черной краски. Ударил первый порыв жаркого ветра, в лицо полетели потоки дождя, сбитые с проторенных в воздухе троп.

– Нда… – подавленно шепнул Сершхан. – Это что-то новое для полденного Змея. Не слишком ли много знамений для одной пупырчатой твари?

Ветер ударил сильнее, жарче, огромная черная туча на севере полыхнула жуткими багровыми отсветами, Днепр потемнел, словно растворился в навалившейся мгле, лишь неясные красные сполохи отражались в бурливших волнах.

– Кажись, – Волк хмуро поскреб небритую щеку. – Мы погорячились малешко, совестить местного коваля. Что-то эти знамения навевают смутные мысли о его правоте. Не знаю как портки, а место нам бы лучше сменить. На более дальнее.

– Не боись! – буркнул Ратибор. – Самому боязно… Что скажешь, Сершхан?