Время Полицая - Айдар Павлов

Его губы плавно опустились на ее рот и сняли утренний нектар с маленьких пушинок над верхней губой нимфы. Так шмель, едва притрагиваясь к лепестку, целует святая святых цветка, оставаясь витать в небесах, дабы не испачкать предмета ночных грез грязными подметками. Вадим окунулся в стихию, вновь озаренную запахом куртки, вязанного свитера и чудом воскрешенного девства.

… Таинство слияния прошло быстро. Гораздо быстрее, чем хотелось бы. Настя ничего не почувствовала. Вадиму хватило десяти секунд, чтобы разрядиться. Затем он блаженно улыбнулся, положил голову на подушку и глубоко вздохнул. Еще через десять секунд Вадик спал. Настя залезла в джинсы, которые он с нее стащил, заправилась, привела себя в порядок и вышла из номера.

17

… Вскоре Вадим стоял у входа в костел под названием Нигулисте между двумя поразительными афишами:

"В связи с кровавым преднамеренным убийством органиста Августа Яолы, концерт из произведений Иоганна Баха переносится на двадцать четвертое декабря. Имя исполнителя будет объявлено дополнительно", – гласил первый плакат.

"Добро пожаловать на персональную выставку Августа Яолы!" – бодро призывал второй.

Вадик задумался, чему бы отдать предпочтение: дождаться двадцать четвертого декабря или прямо сейчас сходить на персональную выставку убитого органиста? В конце концов, он решил совместить оба удовольствия, открыл дверь, ведущую в собор, и переступил через порог.

Его встретили два ангельских создания – дети Кобры, которых он видел в своем доме на снежном облаке. Но теперь у обеих были пепельные волосы, ниспадавшие до плеч, так что отличить девчонок казалось совершенно невозможно.

– Кока-кола, – сказала одна.

– Хочешь посмотреть на бронзового мальчика, Чапаев? – предложила вторая.

– Кока-кола, – повторила первая.

– Иди все время прямо, никуда не сворачивай! – Вторая показала пальцем вверх.

– Спасибо, – поблагодарил Вадим и направился прямо.

– Кока-кола!

– Никуда не сворачивай! – пропели ему вслед.

Он вышел на просторное место. Видимо, это и была персональная выставка Августа Яолы: огромный зал, высокий потолок и свет, устремленный в одну точку в центре зала. Ослепительные лучи скрещивались на одной-единственной бронзовой статуэтке.

Небольшая такая фигурка…

Голый бронзовый парень стоит на коленях. Его ноги словно пустили под землей глубокие, жадные корни и сами наполовину вросли, утонули в почве. Тело дугой откинуто назад. Руки по запястья – в земле, их тоже затягивают вниз корневые жилы. Обезумевшее лицо устремлено к небу. Во всем теле: от еле проступающих над поверхностью земли пяток до затылка, – мышцы сведены в предельной судороге. Нет ни одной жилы, ни одного куска мяса, не натянутого до боли. И голова, с которой стекают не то слезы, не то пот, и шея, и тело – единый вылитый ком, рвущийся из живых щупальцев земли. Все говорит о том, что в следующий момент этот пацан отдаст душу. Непонятно лишь, кому она достанется: всепожирающему болоту или равнодушному небу…

– О, ля-ля! – услышал Вадим за спиной. – Кто к нам пожаловал!

Он увидел Кобру.

– Поди, не чаял меня здесь встретить? – спросила она, подплыв ближе, точно змейка. – Так, кого мы теперь хотим больше всех на свете?

Вадик виновато опустил голову.

– Чапаев, я же объяснила – меня не надинамить. Многие пытались – не прошло. Тебе светят крупные неприятности. Ладно, может, и выкарабкаешься… – Она обошла по кругу бронзового мальчика с таким видом, словно перед ней лежал ее новорожденный ребенок.

– Кто это? – не понял Вадим.

– Классно? – улыбнулась Кобра, засияв белыми зубами. – Мой любимчик: никогда не расслабляется, всегда знает свое дело. Кристальная душа – вот уж кто не подвержен инфляции – с каждой секундой все дороже и дороже. Знаешь, Чапаев, я обошла всю землю, но ни у кого не встретила такой веры. – Цыганка погладила бронзового человека. Мир в его представлении заселен миллиардом демонов и несколькими ангелами, он верит в реинкарнацию: будто демоны, которые послушно вели себя в прошлой жизни, попадая на землю, по своим скромным понятиям считают, что попали в рай. Ангелы так не думают. Их присутствие в тварной оболочке – своего рода ГУЛАГ. Но они провинились, у них нет выбора, они одиноки и неприкаянны. Демоны кишат стаями на празднике новой жизни. Ангелы стенают в пустыне и молят лишь об одном, чтобы вернуться в изначальное материнское лоно. Чем скорее, тем лучше.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил Вадим.

– А чтобы ты знал. Проходимец Август не ведал, что творил, совсем от рук отбился. Он слепил эту статуэтку за мгновенье до смерти. Нельзя человеку брать столько духа, нельзя. Он просто пожадничал. А жить-то хотел – о! – еще как. Всем бы так хотеть.

– Кто убил Августа Яолу?

– Я.

– За что?

Кобра пожала плечами:

– Я и не думала. Захотела убить, и убила. Я не имею права не делать того, что хочу. Я никогда не думаю. Идем, я тебе покажу бедного Августа, – Кобра куда-то направилась, поманив за собой Вадика.

Она привела его к винтовой лестнице, и они поднялись под крышу собора. Цыганка оставила его в тесном и душном помещении, напоминавшим келью монаха, а сама ускользнула. Словно змейка.

Он присмотрелся и увидел в полумраке группу людей – человек пять – в черных фраках. Все они стояли на коленях вокруг жертвы и не обращали на Вадима никакого внимания. Жертва лежала на полу тоже в черном, однако самом шикарном фраке, какой только можно себе вообразить, без признаков жизни. Ее голова представляла собой убойное зрелище: от башки не осталось следа – вместо нее валялась бесформенная чурка, густо облитая красным кетчупом.

Вадим подошел ближе, присел на корточки и забинтованной рукой дотронулся до головы жертвы: да, это, действительно, кетчуп – убедился он…

Его, наконец, заметили.

– Как вы сюда попали? – спросил пожилой дядька со слуховым аппаратом в правом ухе, невероятно напоминавший Стаса-пиротехника, который продал ему револьвер: – Немедленно выйдете!

Вадик поднялся с колен. Старик тоже. Однако последнему это далось нелегко: бедняга долго и мучительно разгибал неповоротливую спину остеохондрозника, при этом его мужественное, умное лицо давало исчерпывающее представление о той бессмысленной борьбе, которую он вел в течении нескольких десятилетий с проклятием человеческого рода, благополучно пережившим каторги, ссылки и лагеря, – радикулитом. Вадим попытался, было, ему помочь, но дед не подпустил к себе – больно ткнул пальцем в его живот и погрозил кулаком.

– Это Август Яола? – Вадим вытаращил глаза на размазанного мужика.

– Это он, – подтвердил дед. – А вы кто?

– А я Полицай, – ответил Вадик.

– Ну, тогда другое дело, – смягчился старик. – Добро пожаловать на персональную выставку милого Августа! Хи-хи-хи-хи!! – Внезапно его лицо исказила гримаса, он прекратил издавать глумливые смешки, согнулся и схватился за поясницу.

– Кто убил Августа Яолу? – спросил Вадим.

– Я не убивал. – Дед страдальчески вздрогнул. – Я уже стар для таких подвигов. – Припадая на одну ногу, он прошелся по кругу: – Сейчас здесь будут фараоны, берегитесь!

– Я не надолго. Только один вопрос: как это произошло?

– Элементарно. Работал профессионал. Пистолет-автомат с глушаком – полагаю, немецкий – Вальтер. Идеальный случай: беззвучно, преднамеренно, наверняка, – все выстрелы легли в яблочко, – дед показал на голову несчастного музыканта. Погладив больную спину, он подрулил к форточке: – Окно открыто. Сквозняк. Август Яола перед каждым выступлением любил покурить возле этого окна: открывал форточку, доставал марихуану… Вечно он высовывался, куда не надо. Наркотики были его второй музой. Первой была музыка. Третьей – бабы. Он был страстной натурой, убийца это знал. Подойдите сюда! – Старику удалось-таки разогнуться во весь рост, он пригласил Вадима к окну: – Подойдите, Полицай, не бойтесь – молния дважды в одно место не бьет.

Вадим приблизился к роковой форточке.

– Вы видите? – Дед смотрел на дом, расположенный напротив собора: – Смотрите!… Видите?

– Вижу.

Прямо напротив разместился трехэтажный домик с удобной фигурной крышей – прекрасная позиция для киллера, просто под заказ.

– А теперь выметайтесь, – попросил старик. – Я жду криминалистов. Чем глубже вы начнете копать, тем глубже увязните в дерьме, Полицай. Взгляните на свою руку, на что она похожа?

Вадим уставился на забинтованную руку, она была вся залита кетчупом, с нее стекала красная вязкая жижа. Должно быть, не следовало трогать башку Августа Яолы.

– Напрасно вы влезли в эту грязь, – продолжал дед. – Но если уж оказались в дерьме, надо хотя бы уважать дерьмовые обычаи, сынок. За земле бесчисленное количество стерильных мест, дожидающихся молодых, энергичных людей. Шли бы, пока целы, по делам, жили б на удовольствие своей девушке. А вы сюда, в кровищу! К чему это пижонство? Вы славный малый, Полицай, это видно даже не укуренным глазом, а носитесь с сорок пятыми пистонами как ребенок! Без шаров хотите остаться? Брюхо выпотрошить? Или вас не предупреждали? Кому вы нужны в дерьме без яиц? Папе? Бабе? Вот, вы впутались в грязь, хорошо. – Он показал на кетчуп в изголовье Августа Яолы, от которого Вадика уже тошнило. – Солидный, деловой мальчик. А кто вы теперь? Никто! Мокрое место! Короче, выметайтесь, пока здесь не появились фараоны. Я вас знать не желаю. Или еще что-то интересует?