Мы остаёмся жить - Извас Фрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я говорю ей все эти странные и грустные слова; и почему-то добавляю:
– Но для нас – это совершенно неважно. Для нас – значение имеет лишь собственное будущее – единственное, о чём имеет смысл думать всерьёз.
Мы проходим мимо Контрактовой Площади.
– Эти мысли могут прийти к тебе, когда ты с чашкой полуночного кофе станешь в сотый раз пролистывать свою однообразную ленту в телефоне; или читать книгу; или ехать в переполненном вагоне поезда, вдыхая запах, от которого начинаешь жалеть, что у тебя не заложен нос. Эти мысли догоняют тебя, как бы быстро ты ни бежал. Они могут застать тебя при исполнении самых обыденных и рутинных дел. Но так или иначе: они приходят всегда и ко всем – это знали люди, которые жили ещё три тысячи лет назад. Эти мысли могут прийти к тебе, когда ты шестнадцатилетняя или шестидесятилетняя. Они – чудовищны и прекрасны. Они заставляют тебя смеяться сегодня; но завтра – уже плакать. Но благодаря ним ты знаешь точно, что жива.
Эти мысли…
Проходит полчаса.
– И чего ты снова улыбаешься? – слышу я голос, будто издалека.
– Да так: задумался.
– О чём?
– О будущем, конечно.
Мы свернули вправо; дом за домом, улица за улицей – нам открывался город. Мы остались совершенно одни. Я заразил её своими думами о грядущем; но своё прошлое мы вспоминали вместе. Это было не очень приятно. На той позабытой территории лежала лишь давно умершая любовь. Вернуть её к жизни было невозможно. Нет, и думать даже здесь не над чем. И эти одинокие мысли на пару – напоминали мне город, по которому мы всё идём и идём, и не видим ему конца.
– Ты веришь в ту историю, которую я тебе рассказал этой ночью?
– Разве тебя это волнует?!
– Иначе окажется, что вся моя жизнь – это просто выдумка.
– А ты попробуй самому себе доказать обратное.
Она улыбнулась.
– Забей, ладно? Ты позвал меня в это путешествие и мне нравится здесь. А ещё: мне просто нравится тебя слушать. Хорошая история. Жду продолжения.
– Я это делаю не только для того, чтобы она тебе просто нравилась.
– Пока что у тебя хорошо получается только это – хорошо рассказывать, – она похлопала меня по плечу, – надеюсь, твоя следующая история окажется убедительнее. Давай купим кофе в этом киоске и сядем вон там – оттуда открывается хороший вид на закат.
Что и говорить: так мы и поступили. Сели; и она спросила:
– Ну и в какую эпоху мы отправимся сейчас?
Мы – путешествуем постоянно, каждую секунду; и не важно: по лабиринтам планеты Земля или в глубинах собственного сознания, своих судеб.
Нам обоим – это известно. И мы – отправляемся в путь.
Она купила кофе латте, а я эспрессо. Мы сели, смотрели на умирающее солнце. И в этот момент я продолжаю свою историю.
Бойня №1
Начнём с того, что смысла у жизни – нет; и нечего даже его искать. Проблема в том, что узнав эту правду с утра – к вечеру, как говорят, можно и умереть. А раз так – значит всё дозволено.
В то время: мы были сыновьями своей родины. Это не мы должны были спрашивать вас, потомки: «Что вы сделали с нашей страной?», а вы нас: «Почему вы сделали нас такими? Зачем родили в мире рабов тех, кто больше всего на свете жаждет свободы?!». Мы – не желали мириться со своей проклятой и нелепой судьбой; потому и встали на баррикады и шли со штыками против пушек. Мы хотели, чтобы наши дети родились в свободном мире – не том, в который пришли мы. Это – была настоящая школа ненависти и огня. И я – учился жить заново, в новом для всего мира времени.
Но будем говорить обо всём по порядку.
План всеобщего кретинизма – действовал безотказно. И сотни тысяч людей по всей Франции уже устали ждать, пока придёт кто-нибудь и избавит их от тиранов, варваров и беспощадных убийц, закрывшими двери своих роскошных дворцов перед гибнущими толпами; поэтому, они взяли оружие в свои руки. Когда революция свершилась – самое трудное только начиналось. Парижу нужны были герои, которые не дали бы ему вернуться к той рабской жизни, против которой он восстал.
В день, когда это произошло: все в городе стояли как на иголках; и почти никто не знал, что творится вокруг.
Но ясно было одно: власти отныне боятся нас – простых людей. Они бояться того, что мы можем сделать. И они отправили армию сражаться против собственных граждан – против тех, кого однажды поклялись защищать.
Я не видел, как всё это происходило; но слышал, как люди кричали и пели гимны, когда солдаты присоединились к народу и взяли в плен генералов-живодёров. Быстрее ветра дух восстания разнёсся по городу от бедных рабочих кварталов до самого Нотр-Дама на острове Сите. Я шел по улице и видел столько радостных лиц, когда преступное правительство было свергнуто и на его месте – родилось новое, где, прежде всего, власть имел народ.
Двадцать два года назад уже происходило нечто подобное; и я заранее мог себе представить, чем это закончится. По крайне мере, мне так казалось. Двадцать два года назад – улицы покрыты были трупами и по их телам маршем прошлись полки убийц. Но теперь, народ казался сильнее, чем прежде. И я, вместе со всеми – поверил в тот дух, которых пахнул свободой и новой, лучшей жизнью.
Это было похоже на праздник, который длится и день, и ночь; и на котором каждый отныне волен делать всё, что хочет. Каждый может осудить буржуа, если тот вёл себя несправедливо. Нам было всё равно, что в девятнадцати километрах от нас – в Версале – армия тиранов готовится покорить самый свободный город на Земле. Мы были готовы принять этот бой.
Я наблюдал за всем этим по сторонам – это было моим любимым занятием уже не одно столетие; и я