Австралоиды живут в Индии - Людмила Шапошникова

5

Похищение

Корэ лежал в зарослях и боялся выдать себя каким-нибудь неосторожным движением. Конечно, ему нужно было лежать здесь не одному, а с друзьями. Но друзья были заняты на плантации и в засаду идти отказались. День тянулся бесконечно долго. Сначала Корэ с интересом следил за пестрыми птицами, которые прыгали с ветки на ветку. Потом он обнаружил дорожку красных муравьев и наблюдал за тем, как они трудятся. Муравьи чем-то напоминали ему людей. В их работе была своя организация. Дорожка текла в двух направлениях: одна — на запад, другая — на восток.

Время от времени Корэ поглядывал вниз, туда, где у склона примостилась деревня. Люди, казавшиеся отсюда много меньше, чем они были на самом деле, входили в хижины и выходили. Некоторые копались на небольших клочках земли, где росла тапиока, другие узким топором рубили длинные ветви для очага. Две женщины рушили падди в высокой деревянной ступе. Они попеременно опускали в ступу тяжелые палки — пестики. Когда одна опускала, другая поднимала. Наблюдать за этим было не очень интересно. Перед глазами Корэ, как тихая спокойная река, текла повседневная жизнь деревни панья. Он хорошо знал эту жизнь. Корэ стало скучно, и он зевнул. Никто из жителей деревни не обращал внимания на заросли, где лежал Корэ. Все шло своим будничным путем.

Наконец из крайней хижины показалась Нара, дочь Палана. Она спустилась с кувшином к ручью и набрала воды. Корэ стало почему-то обидно. Лежал он здесь из-за нее, Нары. А она, как и другие, не посмотрела даже сторону зарослей, где притаился отчаянный похититель Корэ. Корэ, который должен доказать сегодня ночью, что он настоящий мужчина. Собственно, Корэ не собирался ничего доказывать. Во всем была виновата Нара.

«Тоже мне хранительница обычаев. Пришла бы хоть проведать», — раздраженно подумал Корэ.

Хотелось есть, а Нара даже не догадывалась об этом.

— Глу-пец! Глу-пец! — прочирикала над ним птица с сине-зеленым оперением.

— И то правда, — согласился с ней Корэ. — Можно было бы сделать все так, как делают сейчас многие.

Корэ встретил Нару на апрельском празднике панья. Нара, стройная и гибкая, с широко поставленными задумчивыми глазами, сразу обратила внимание на Корэ. Корэ был молод и силен, с порывистыми движениями и открытой улыбкой. На том празднике Корэ предложил Наре бетель, и она приняла его. Всем известно, что, когда девушка берет бетель у юноши, значит она согласна стать его женой. Бетель можно предложить и замужней женщине. И некоторые из них тоже его берут. Вот тогда и надо похищать эту женщину. Муж будет преследовать беглецов. А похититель должен показать, на что он способен как мужчина. А здесь… Корэ махнул рукой и тяжело вздохнул. У Нары не было мужа, значит, преследовать их некому. Отец Нары Палан слишком стар, чтобы увязываться ночью за ними в джунгли.

Эта затея с самого начала не сулила ничего интересного — ни риска, ни опасности. Ведь говорил же он Наре, давай поговорим с отцом и назначим день свадьбы. Но нет! Куда там!

— Ты похитишь меня, — сказала Нара, и в ее задумчивых глазах вспыхнули неожиданно огоньки. Огоньки Корэ понравились, а перспектива похищения нет.

— Послушай, — попытался он уговорить ее. — Зачем тебе все это?

— Ты что, уже не панья? — начала сердиться Нара. — Мою мать похитил мой отец, мою бабку — мой дед, а мои подруги? Чанну похитили, Валачи похитили. Что же я, хуже всех?

— Но ведь многие теперь только назначают свадьбы и ведут себя как нормальные люди, — возразил он.

— Ничего подобного! — отпарировала Нара. — Все настоящие панья похищают своих жен. А если ты не настоящий панья, то можешь уходить. — И слезы навернулись ей на глаза.

Корэ сначала растерялся, но потом согласился. Он знал, что другой такой жены, как Нара, ему не найти во всем племени. И вот теперь он лежал целый день в засаде, и этот день оказался самым длинным в его жизни.

Когда-то в давние времена все делалось проще. Об этом Корэ рассказывала его бабка Карни. Женщина и мужчина, полюбившие друг друга, уходили в джунгли и становились мужем и женой. Потом возвращались в деревню к людям. Не было никаких свадебных церемоний, и не надо было платить за невесту. А теперь Корэ не знал, сколько с него запросит Палан за Нару. Но больше пяти рупий не должен. А там как знать. Ведь выплачивал Каяма ежегодно своему тестю три рупии. А когда отказался, тесть его выгнал. Каримбен полгода носил дрова родителям невесты. Старая Карни говорила, что во времена предков похищений не было. Это потом мужчины стали проявлять свою власть. Но плевал он на такую власть, если из-за нее приходится томиться целый день одному в зарослях. Конечно, в этом деле много неясного. Когда у мужчины несколько жен — это тоже, говорила Карни, проявление их власти. А если у женщины несколько мужей, тогда как? Ведь до сих пор у панья встречаются такие женщины. Карни относилась к этим случаям снисходительно. Она посмеивалась и говорила, что, когда джунгли были густы и не было плантаций, многие женщины панья имели по нескольку мужей. Ну, а когда муж заставляет жену жить вместе с его родственниками — это тоже проявление власти? Так почему же она проявляется не везде? Многие мужья живут в деревнях своих жен, а некоторые живут то с родителями жены, то с родителями мужа. Так и переезжают с места на место всю жизнь. Порядка в этом деле никакого нет, пришел к выводу Корэ.

Бесплодные размышления стали клонить Корэ ко сну. Потом подошла Нара и тронула его за плечо. Корэ проснулся, но рядом никого не оказалось. Вокруг был темно, и на траву осела густая роса. Корэ, зябко поеживаясь, стал выбираться из зарослей.

Деревня тонула в темноте. Корэ понял, что час уже поздний. Он нащупал тропинку и стал спускаться вниз. Теперь он боялся, что Нара заснула и придется войти в хижину. Палан может проснуться, и тогда все сорвется. Вот этого Корэ и не хотел.

Он благополучно миновал склон и подобрался к крайней хижине. Там было тихо. Корэ свистнул. Так свистят ночные птицы. Из хижины сейчас же скользнула фигура, и Корэ угадал в ней Нару.

― Ты что так долго не приходил меня похищать? — шепотом спросила она.

― Выжидал удобный момент, — Корэ не хотел признаваться, что он проспал.

Они поднялись по склону в заросли, где весь день сидел в засаде Корэ. В деревне было по-прежнему тихо. Их никто не преследовал. Так состоялось похищение.

Корэ построил в лесу шалаш, и они прожили в нем три дня. На четвертый день он объявил Наре, что ему надо идти работать на плантацию и вообще пора устраиваться нормально. Нара нехотя подчинилась. В ней еще жила «хранительница традиций». Когда они вернулись в деревню, Палан уже поджидал их.

― Что это ты надумал похищать Нару? — спросил он. — Не мог со мной просто договориться о свадьбе?

Корэ, смущенно переминаясь с ноги на ногу, кивнул на Нару.

— Это все она.

— Я так и знал, — сказал Палан. — Вечно придумает такое, от чего получаются одни волнения.

— А как насчет платы за Нару? — нетерпеливо спросил Корэ.

— Ну, это так быстро не решается, — уклончиво ответил Палан. — Сейчас позовем мупана и вместе с ним все обсудим.

Корэ заплатил за Нару немного, всего пять с половиной рупий. На следующий день он начал строить хижину для себя и Нары рядом с хижиной Палана.

Есть побег с возлюбленным, есть похищение, но есть и обычная свадебная церемония. В эту церемонию перекочевало уже немало обрядов, которые соблюдаются окрестным неплеменным населением. Но эти обряды у панья упрощены, творчески переработаны и приспособлены к собственным представлениям, к собственному образу мышления. Лучшее время для свадеб панья — конец рабочего сезона, апрель месяц. В апреле над Вайнадом стоит удивительная тишина. Воздух солнечный и прозрачный, как в Подмосковье во время «бабьего лета». Легко проглядываются хребты дальних гор с темно-зелеными полосами джунглей на склонах.

…Я иду по тропинке, вьющейся по склону в зарослях. И вдруг где-то за поворотом, среди деревьев, раздается бой барабана, звучит флейта, и невидимые мне еще люди громко и нестройно поют. Я спешу туда, где бьет барабан и играет флейта. Из-за деревьев навстречу мне выскакивает группа пляшущих женщин панья. Их густые кудрявые волосы украшены яркими тропическими цветами. С первого взгляда они напоминают группу маленьких веселых лесных духов. Но вот я различаю среди них несколько знакомых лиц, в том числе Черанги. Черанги — коренастая, ладно скроенная молодая женщина с насмешливыми глазами и редкозубой улыбкой.

— Черанги! — окликаю я ее.

— А, мадама!

«Мадама» прочно прилипло ко мне как имя собственное.

— Что это вы распелись и растанцевались? — спрашиваю я.

— А как же! — смеется Черанги. — Мы идем на свадьбу. А когда свадьба, должно быть весело. Пойдем с нами! — неожиданно предлагает она. — Будешь петь и танцевать.