Ветеран - Фредерик Форсайт

Глядя на лица четырех молодых воинов, Джек Бернс вдруг с запозданием понял, что, говоря о торжестве правосудия, этот самоуверенный адвокат имел в виду вовсе не суд в Олд Бейли, но торжество правосудия по Ветхому Завету.

— А знаешь, приятель, — сказал ему Люк Скиннер, — представляешь, что было бы, если бы Прайс с Корнишем вышли на улицу и повстречались там с этим сержантом и этим капралом?

— Ой, лучше не спрашивай!..

День двадцать четвертый — четверг

Похороны состоялись на кладбище для ветеранов, расположенном неподалеку от базы Специального военно-воздушного полка. Тело старого солдата было предано земле. Играл оркестр, прогремели залпы прощального салюта. Народу на похоронах было немного, человек двенадцать, и среди них — знаменитый барристер.

Тем же вечером из озера близ Уэнстед Машиз, в восточной части Лондона, были извлечены два тела. Их идентифицировали, выяснилось, что принадлежали они мистеру Марку Прайсу и мистеру Гарри Корнишу. Согласно заключению патологоанатома, смерть в обоих случаях наступила в результате удушения, а орудием убийства служил весьма необычный предмет — струна от пианино. Завели дело, но оно так и осталось нераскрытым.

Произведение искусства

Ноябрь

В городе шел дождь. Стоял плотной серой стеной над Гайд-парком, затем порывы западного ветра начали смещать его в сторону Парк-Лейн, над которой он завис серой занавеской, а потом принялся моросить над узеньким парком из платанов, разделявшим улицы, ведущие в северном и южном направлении. Насквозь промокший мрачный мужчина стоял под деревьями с облетевшей листвой и ждал.

Вход в зал приемов отеля «Гросвенор Хаус» был ярко освещен несколькими фонарями и нескончаемыми вспышками фотокамер. Внутри был тепло, уютно и сухо. Под козырьком двери маячили два швейцара в униформе. Время от времени они услужливо бросались с раскрытыми зонтиками навстречу гостям, которые выходили из подкатывающих к подъезду лимузинов.

Дождь барабанил по крышам авто. Вот распахивается дверца, и швейцар выскакивает из-под козырька и спешит навстречу очередной выходящей из машины знаменитости или кинозвезде, чтоб помочь преодолеть два ярда до входа. Голова звезды опущена, над ней плывет черный зонт. Но вот и спасительный козырек. Здесь можно выпрямиться, изобразить ослепительную улыбку и предстать перед камерами.

Папарацци толпятся по обе стороны от входа, они промокли и продрогли до костей, но изо всех сил защищают от дождя свое драгоценное оборудование. Крики их слышны даже на той стороне дороги, там, где мокнет под платанами мрачный мужчина.

— Привет, Майкл! Добро пожаловать, Роджер! Улыбочку, Шакира! Спасибо, дорогая, просто прелестно!

Сливки киноиндустрии благожелательно кивают в ответ на приветствия, улыбаются в камеры и стоящим поодаль фанам, старательно игнорируют укутанных в плащи охотников за автографами, этих странных и настырных типов с умоляющими глазами, и входят в отель. Там их проведут к столикам, там они будут все так же старательно улыбаться и приветствовать друг друга. Там состоится сегодня ежегодная церемония вручения премий Британской академии кино и телевидения.

Маленький человечек под деревьями наблюдал за всем этим с нескрываемой тоской в глазах. Некогда он тоже мечтал стать кинозвездой, ну или на худой конец просто получить признание в своем ремесле. Если б это случилось, то он входил бы сейчас в ярко освещенный вестибюль гостиницы вместе с этими людьми. Но этого не случилось и не случится уже никогда. Слишком поздно.

Тридцать пять лет он был актером, преимущественно снимался в кино. Переиграл свыше сотни ролей, но то были маленькие эпизодические роли, по большей части даже без слов. А настоящей большой роли так и не удалось получить.

Он играл портье в гостинице и появился на экране всего на несколько секунд, когда мимо него проходил Питер Селлерс. Он был водителем армейского грузовика, который подвозил Питера О'Тула в Каир. Он изображал римского легионера с копьем, стоял навытяжку всего в нескольких футах от Майкла Пейлина. Он был механиком, помогавшим Кристоферу Пламмеру забраться в кабину истребителя.

Он играл официантов, портье, солдат всех на свете армий, начиная с библейских времен и заканчивая операцией «Буря в пустыне». Он играл таксистов, полицейских, посетителей баров и ресторанов, человека, переходившего через улицу, уличных зазывал и торговцев. Кого он только не играл!

Но происходило всегда одно и то же: несколько дней съемок, десять секунд на экране, и прощай, друг, ты больше не нужен. На целлулоидных пленках он красовался всего в нескольких футах от каждой мало-мальски известной звезды, перевидал среди них немало истинных джентльменов и отъявленных мерзавцев, добрых и талантливых актрис и капризных примадонн. Он знал, что способен убедительно и правдиво сыграть любую роль, знал, что по сути своей является хамелеоном в обличье человека. Но никто никогда не увидел в нем таланта.

И вот, стоя под дождем, он наблюдал за тем, как его идолы проскальзывают мимо, торопятся навстречу блеску и торжеству церемонии. А позже те же лимузины развезут их по роскошным домам и апартаментам. Когда последний из них скрылся за дверью, маленький человечек затрусил под дождем к автобусной остановке у Мраморной арки. И долго стоял там, и вода ручьями сбегала с его плаща, пока наконец не пришел автобус и не отвез его в район между Уайт Сити и Шепард Буш, где находилась его дешевая холостяцкая квартирка.

Он снял насквозь промокшую одежду, укутался в старый махровый халат, украденный из гостиницы в Испании (фильм «Человек из Ламанчи» с Питером О'Тулом в главной роли, а сам он держал там лошадь под уздцы) и включил одноконфорочную плитку. Развесил над ней мокрую одежду, и всю ночь от нее шел пар, а утром оказалось, что она все равно влажная. Положение его было отчаянным, просто беспросветным. Вот уже несколько недель никакой работы; конкуренция просто страшная, даже среди актеров его типажа, небольшого роста и среднего возраста. И никаких перспектив. Телефон отключили за неуплату, и если он захочет в очередной раз переговорить со своим агентом, придется навещать его лично. Но это, решил он, можно отложить и на завтра.

Он сидел и ждал. Он всю жизнь только и знал, что сидеть и ждать. Постоянное его состояние. И вот дверь в кабинет отворилась, и оттуда вышел знакомый ему человек. Он вскочил.

— Привет, Роберт, помнишь меня? Трампи.

Роберт Пауэлл удивленно вскинул брови. Глядел и никак не мог вспомнить.