РАССКАЗЫ ОСВОБОДИТЕЛЯ - Виктор Суворов (Резун)

Мы бросились к своим машинам, возле которых суетились солдаты и сержанты, завершая последний технический осмотр перед выступлением. А с другой стороны колонны, тоже бегом, к ней приближалась плотная группа солдат и сержантов, которые только что получили инструктаж у офицера Особого отдела ГБ. Стукачей всегда инструктируют тайно, но тут, перед самой границей, Особый отдел, видимо, получил новые инструкции, которые нужно было срочно довести до исполнителей. А кругом чистое поле, и времени в обрез. Как ты тут спрячешься? Вот и приходится их инструктировать прямо на глазах всего батальона. О чем у них шла речь, можно догадаться: им дали полномочия без предупреждения убивать нас, офицеров, если мы вдруг начнем стирать белые полосы.

Я резко увеличил скорость, вкладывая все силы молодого организма в стремительный бег, и всем своим существом вдруг понял, что мои собратья-офицеры тоже резко увеличили скорость: каждому хотелось добежать до колонны машин раньше стукачей и глянуть на них всех вместе, пока они не растворились в серозеленой солдатской массе.

Вот они! Плотной кучкой. Союз единомышленников. Вот они разделяются на группы, каждая бежит к своей роте. Знакомые все лица. Ах, черт! На вон того, черненького, я никогда и не думал, что он постукивает. Он вроде и по-русски говорить не умеет. Как же с ним ГБ общий язык нашло? Вот они смешались с плотной массой солдат. Похоже, что их товарищи не догадываются о причинах их отсутствия: молодые еще солдатики, да и разговаривают на разных языках. Мало чего понимают в происходящем. А ГБ все же не такое глупое. Вынуждены были чекисты в чистом поле собрать стукачей, но не всех собрали, а лишь некоторых. Голову даю на отрез, что мой личный радист стучит на меня, а вот не вызвали же его на инструктаж! Может быть, раньше ему инструкцию дали, а может быть, один из тех, кто был на инструктаже, тайно сообщит ему подробности. Сколько их в роте? Сколько их в батальоне? Сколько их рядом со мной? Кто они, которые едят со мной из одного котелка, которые греются рядом со мной у одного костра, которые готовы всадить короткую очередь в спину, если увидят в моих глазах искру сомнения?

Тем временем от бронетранспортера замполита батальона отделилась новая плотная группа солдат и сержантов и стремительно понеслась к своим машинам. Это тоже стукачи, но несколько иного рода. Легальные. У них своя линия подчинения. Это слуги партии. В каждом взводе на тридцать солдат и сержантов — комсомольский секретарь и двое его помощников, да взводный агитатор, да редактор «Боевого листка», а в каждом отделении на семь солдат — один корреспондент того самого «Листка». И в том же взводе часть солдат должна входить в ротное бюро, в ротную редколлегию, в ротную агитаторскую группу. Если они хоть десять слов могут сказать на ломаном русском языке, то одно из этих мест им обеспечено, и они уже люди замполита, люди коммунистической партии. Они слушают, что говорит партия, а партия ушами замполита очень внимательно слушает их обо мне, о моих товарищах, о моих командирах и о моих подчиненных.

По нахальным рожам легальных политических стукачей совсем легко догадаться, что партия только что и им дала право стрелять без предупреждения в тех офицеров, которые осмелятся стирать белые полосы. А вот от машины пропагандиста полка быстро, но не настолько, чтобы растрясти свое высокомерие, бежит еще один. Ему девятнадцать. У него правильное лицо, правильный нос, правильная фигура, правильные мысли и аккуратная прическа. Таких на доску почета вешают и выбирают в президиум торжественных собраний. Он — кандидат в члены нашей великой партии. В моей роте он один такой. Он — особая статья. Он — особая нить информации прямо к политическому богу полка. Он — еще один уполномоченный стрелять в мою спину, если стукачи ГБ замешкаются. И он будет стрелять в тайных и явных стукачей ГБ, если они дрогнут и если при этом я на секунду опоздаю их расстрелять.

Кандидат в члены нашей великой партии забрался в мою машину и занял место слева от меня; справа сидел радист (тайный стукач ГБ), сзади — пулеметчик (явный стукач ГБ), впереди — ротный агитатор, рука партии. Громадные топливозаправщики с ревом отвалили в сторону от броневой колонны, и мы плавно тронулись.

Вступление

1

Всю ночь мимо наших бронетранспортеров и танков нескончаемым потоком шли войска. К утру, несмотря на росу, наши машины покрыл настолько мощный слой пыли, что ни опознавательных знаков, ни номеров разобрать было уже нельзя. А войска все шли и шли.

В эфире на все лады повторялась лишь одна команда: «Сократить дистанции». Все мы четко усвоили наши боевые стандарты: между боевыми машинами дистанция на марше — сто метров, между вспомогательными — пятьдесят. Таким образом длина колонны одной дивизии равна ста пятидесяти километрам. Сейчас на узком участке советско-чехословацкой границы вводились сразу две армии, в состав которых входило одиннадцать дивизий, кроме того, тут же шло перемещение обеспечивающих подразделений и резервов Прикарпатского фронта.

Все стандарты отброшены и забыты. Если бы кто решил соблюдать установленные нормы, то войска не вошли бы в Чехословакию и через неделю.

«Сократить дистанции! Сократить дистанции! Сократить дистанции!» — категорическое требование сопровождается отборным матом и угрозами начальников всех рангов своим подчиненным. В 8:20 по всем каналам связи прошел приказ командующего Прикарпатским фронтом сбрасывать с дорог любую остановившуюся машину независимо от ее назначения и принадлежности. Под откосы полетели десятки танков, артиллерийских тягачей, машин с совершенно секретным шифровальным оборудованием.

В половине десятого последовал приказ командующего 38-й армией вывести из состава колонн все ремонтные машины и бросить их на территории Союза. За счет этого длина колонн несколько сократилась. Через десять минут подобный приказ был передан и командующим фронтом.

А мы все стояли на обочине, пропуская первый эшелон. Многоголосое «Сократить дистанции!» не умолкало в эфире. Командные вертолеты висят над сплошными облаками пыли. Командиры дивизий, командующие армиями, офицеры и генералы штаба фронта прямо из вертолетов подгоняют нерадивых командиров полков и комбатов.

В полдень к ним присоединились и вертолеты с генералами из штаба Главного командования «Дунай». Прямо на ходу отдаются приказы о смещении командиров полков и даже дивизий, чьи войска не выдерживали скорости марша и не выполняли грозного повеления сократить дистанции. Летят под откос боевые машины. Из состава колонн вывели уже и саперные, и химические, и медицинские подразделения. И все же на советской территории тысячи танков дожидались своей очереди вступить в узкий горный коридор и выполнить свою благородную миссию.

В 15:00 наша дивизия наконец получила приказ начать вытягивание колонны. Дороги к тому времени были совершенно разбиты, и соблюдать установленные скорости марша никто не мог. Пыль уже не оседала. Казалось, в этом мире уже ничего не осталось, кроме пыли да рева танков в непроглядной мгле.

К вечеру наш полк вышел к государственной границе, но тут вновь последовала команда вывести машины на обочины и пропустить резерв командующего фронтом.

Вынужденная остановка была использована для ужина. Вдоль всех трасс движения еще несколько недель назад, во время учений войск, были построены продовольственные пункты. Вот тут и начались чудеса.

Продовольственные пункты обладали чудовищной пропускной способностью, в считанные минуты обслуживая тысячи людей.

Первым сюрпризом были небывало роскошные столы, заставленные всевозможными заморскими деликатесами. Было объявлено, что впредь до завершения операции снабжение всех войск будет осуществляться только иностранными продуктами, которые поставляются по распоряжению правительств США, Франции, Канады, Австралии и других «союзников».

2

Уже к рассвету второго дня освобождения наша колонна наконец вышла с советских грунтовых дорог на мощеные дороги Словакии. Пыльная мгла, сопровождавшая нас почти двое суток, осталась на советской стороне, но ей на смену пришли разъяренные толпы людей. В нас летели камни и тухлые яйца, гнилые помидоры и яблоки. Вслед нам летели оскорбления и проклятия, но чем гуще становилась толпа, тем обильнее становилась наша жратва. Психологический расчет был точен, и слова Бонапарта о том, что путь к сердцу солдата лежит через его желудок, не были забыты. Продукты были самого лучшего качества. Никогда мы не видели таких цветастых ярких этикеток с надписями на всех языках мира. В нашем рационе был лишь один советский продукт — водка.

Всем офицерам постоянно напоминали о том, что они должны поддерживать боевой дух войск на должной высоте. Но это незачем было делать — во-первых, потому, что солдаты и сержанты с трудом понимали, где они находятся и что происходит, а во-вторых, от обильной жратвы их так и распирало боевым духом.