Другой мир за углом (сборник) - Александр Шорин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понимаешь, Саша, какое дело…
И рассказал…
Ни черта я на самом деле не понимал! Нет, конечно, никто не ожидал, что мы нарвёмся на разумную цивилизацию, и старику-капитану придется выступать в роли межпланетного дипломата… Но я-то тут причем? Навести морок-базу на поверхности дикой планеты, например – это ко мне, это моя работа. А писать?
– Что, – спрашиваю, – у нас книжек нет на корабле?
– Есть, – капитан поморщился. – Есть, конечно: полный набор, рекомендованный министерством межпланетных контактов. Плюс фильмы, картины, музыка. Плюс наша внутренняя библиотека. Но, понимаешь… Для этих чертовых тарлингов книги – это вроде как для нас живая музыка. Если в записи – не то, кровная обида.
– Так что им, Пушкина вслух что ли читать?
– Я тебе дам Пушкина вслух! Ты мне что, под фанеру петь собрался? Да эти тарлинги за такую дипломатию наш корабль в порошок сотрут!
– И… что мне делать?
– Что-что! Язык у тебя подвешен, вот и соображай. Будешь «петь» вживую.
– О господи! О чём петь-то?
– О чём хочешь, меня не волнует. Главное – чтобы им понравилось.
– Историческое можно? Я дома всё больше исторические читаю…
– Можно. Всё можно, лишь бы им понравилось. Давай, чтоб завтра в семь был готов к высадке на поверхность. Можешь пока отдыхать и накидывать варианты.
– Семь… вечера? – взмолился я.
– Утра, причем по Гринвичу. И не опаздывать.
Я почувствовал, что погибаю и вышел от него на негнущихся ногах. Впереди была только ночь.
Мучился я долго. Решил начать сначала. А что сначала бывает?
Сначала должна быть идея. А идея эта должна от чего-то отталкиваться. Я прикинул и написал первое, что пришло в голову:
Смерть. Секс. Боль. Адреналин.
Потом стали прорываться какие-то дикие варианты начала. Типа:
Первое, что я почувствовал – холод и вкус крови во рту. Превозмогая дикую головную боль и дрожь во всём теле, я попытался разлепить глаза и понял, что не могу этого сделать без помощи рук – такое впечатление, будто мои веки намазали клеем. Деревянными пальцами я потянулся к лицу…
Потом родился сюжет. Дурной, конечно, но хоть что-то…
По заданию редактора корреспондент в онкологической больнице наблюдает за безнадёжным больным, у которого рак мозга. Этот больной бредит постройкой дома, который у него сожгли из-за голубого кота. Голубой кот – почти легенда и мечта всех богатых. Такой кот по народной молве лечит любые болезни. У больного был такой кот, но его украли…
На том и заснул…
Утром я надел всё чистое (русский обычай перед смертью) и пошел к капитану. Он в белом парадном мундире уже стоял у шлюза в шлюпку (капитанский доступ прямо из каюты). Шепнул мне значительно:
– Не подкачай. С Земли указание – угодить чужим любой ценой. Для них наш корабль аннигилировать – раз плюнуть. А если до Земли доберутся? Ну, в общем, ты понял.
Я молчал. Вот уж никогда бы не подумал, что буду поводом для межгалактической войны. А то, что ничего хорошего я этим тарлингам не «напою» – в этом я не сомневался. Хотя… чем чёрт не шутит?
Наша шлюпка, едва оторвавшись от корабля, перешла в управление чужих и понеслась к планете. Капитан в очередной раз поморщился: это была одна из загадочных технологий инопланетного разума. Шлюпка, построенная на лунной верфи (естественно как боевая), имела три независимых центра управления, перехватить которые полностью считалось невозможным.
По немыслимой орбите мы благополучно снизились до нижних слоев атмосферы и тут же попали в какой-то туннель. Капитан поморщился вторично: все знали, что с орбиты кораблем фиксировались города, но вблизи их никто не видел – чужие предпочитали огромную шлюпку доставлять к месту встречи таинственным туннелем.
Мягко, как на салазках, нас вынесло внутрь какого-то помещения, бледно-сиреневые стены которого были словно окутаны туманом, смазывающим перспективу. В подобии кресел разместились трое чужих. Я видел раньше их изображения, но вблизи меня передёрнуло: трехметровые осьминоги, переливающиеся всеми цветами радуги, были омерзительны. Капитан вышел вперёд, но его мягко отстранили. Я понял: сегодня ждут меня. Старик вздохнул и подчинился.
– Укусю масю сюсю ко? – спросил один чужой у другого.
– Каси ху фукнот, – ответил тот.
Ну и так далее.
Я понял, что тарлинги оживленно обсуждают, что же им со мной сотворить.
Не знаю точно, очень ли я ценный «образец» для них, но обработали меня по полной: я спелёнан как кукла, в боках – какие-то трубочки. К голове присоединили штук пятьдесят присосок.
– Вам удобно? – спросил меня один из осьминогов на чистом русском.
– Еще бы расчленили сначала, потом бы спрашивали… – проворчал я.
– Вы желаете быть разрезанным на части? – удивился чужой.
Я так энергично замотал головой «нет», что он поспешно отступил.
Подошел к капитану, о чём-то с ним поговорил. Передо мной возникла точная копия монитора моего личного компьютера.
«Как похож!» – подумал я, глядя на него. Он тут же засветился и выдал: «как похож». Здорово! Я мог на нем писать одной лишь мыслью, причем целенаправленно – на мониторе появлялись только те слова, что я там хотел увидеть.
Осьминоги стали похожи на шары. Я подумал, что это аналог скрещённых рук и выпяченных животиков на людской манер и уставился на монитор.
…Совсем недавно пришёл в себя – сегодня первый день, когда могу что-то царапать в своем блокноте. Что-то очень любопытное происходит с моими глазами – стоит совсем чуть-чуть изменить угол зрения – и буквы начинают расплываться, иногда мне даже кажется, что они сознательно нагромождаются друг на друга, издеваясь надо мной. Доктор говорит, что это нормально после операции, и скоро все пройдет…
Я лежу в совершенно новом корпусе онкологической больницы, что на краю нашего города. Больница – просто блеск! Ни для кого не секрет, что это любимое детище нашего Губернатора, «на личном контроле» так сказать, поэтому здесь всё на высшем уровне – напоминает булгаковскую клинику доктора Стравинского (мне, по крайней мере). Психиатров, правда, нет – все больше хирурги, но сумасшедших хватает… У всех нас (а в палате нас трое) диагноз – опухоль головного мозга, а это, я вам скажу, к сумасшествию очень даже располагает.
Я по профессии журналист, газетный писака, а по призванию – писатель. И попал я сюда из-за своей работы – в этом я уверен на все двести процентов. Мой редактор меня вообще чуть в гроб не вогнал. Судите сами: творческому человеку, который всю свою сознательную жизнь стремился зарабатывать только своим пером, предлагают писать произведения на тему шурупов и о том, из чего катают проволоку. Я удивляюсь ещё, как я в «дурку» не попал. К тому самому доктору Стравинскому. С другой стороны «дурдом» не на личном контроле у Губернатора, это я точно знаю…
Опять начались головные боли. Мне что-то вколола в ягодицу медсестра Светочка. Клонит в сон.
Если верить моим часам, то сегодня 24-е. Значит, уже пять дней (и все пять помню очень смутно). ПЯТЬ! Пофигу на эту «утку», и на санитарку-дуру тоже. Перетерплю как-нибудь…. На душе – ощущение настоящей победы, всё ликует.
…Когда это случилось в первый раз, то я подумал – галлюцинация.
Стоял первый теплый день мая, и я в своей куртке «кожзам» просто изнывал от жары. Ещё бы – всю неделю погода делала жуткие выкрутасы: днём, как правило, шёл дождь, временами переходящий в снег. И когда я утром увидел на термометре «+7» (было восемь утра), то, естественно, надел куртку. Пожалеть об этом пришлось ближе к обеду – по моим ощущениям к этому времени температура была уже около двадцати градусов, и я весь взмок, пока шел от редакции к Дому культуры.
Накануне я брал интервью у директорши этого заведения – стервозной бабы лет под сорок – и в тот день нёс на её суд уже готовый текст статьи. Мне, помню, ещё не очень повезло – когда пришел, то у неё в кабинете была «оперативка». Сунул было нос, но, увидев её распекающей с десяток своих сотрудниц, поспешно убрался обратно в коридор, сел на стул и вынул книжку. Так я обычно коротаю время.
Чтение, однако, не шло – я вспомнил, что мне сказали в редакции про эту бабу: «Вредная как сам черт, журналистов терпеть не может. Смотри – всю душу вынет!». Я вынул из сумки и медленно перечитал написанную статью. Она мне совершенно не понравилась. Ну, да волков бояться…
Вот тут-то всё и началось. У меня прихватило сердце. Причём так сильно, что я подумал о том, что сейчас упаду в обморок. То-то весело будет! Мелькнула мысль, что я сегодня много курил и лег вчера поздно, не выспался. Однако слегка отпустило. Я, сжав зубы, расстегнул одну пуговку на рубашке и, сунув в образовавшуюся щель ладонь, прижал её к груди – так вроде чуть-чуть лучше. В это время из кабинета посыпались сотрудницы, кивая мне в знак приветствия, на лицах – облегчение. Я, вздохнув, встал, всё ещё не веря, что смогу удержаться на ногах, и поплелся в директорскую берлогу с самыми дурными предчувствиями.