Бездонные пещеры - Кейт Форсит

Когда Мегэн и Изабо появились на лестнице, толпа притихла, и многие уставились на них во все глаза, хотя не раз видели обеих ведьм раньше. Изабо заколебалась, внезапно оробев. Потом из толпы вышел Дайд и, предложив ей руку, помог ей спуститься по последним ступеням.

Как и на всех офицерах Ри, на нем был длинный синий плащ, заколотый на плече брошью со вставшим на дыбы оленем — эмблемой Телохранителей Ри. Его темные кудри были надежно спрятаны под синим беретом с кокардой, а синий килт колыхался при каждом его шаге. Он ничем не походил на того оборванца-циркача, которого она знала, и ее охватила внезапная застенчивость. Потом он озорно улыбнулся ей, и вся неловкость тут же исчезла.

— Пылающие яйца дракона, ты сегодня просто красавица, — сказал он. — Будь здесь Финн, она сказала бы, что ты выглядишь отлично, как козье дерьмо, утыканное лютиками.

Изабо рассмеялась.

— До чего же ты любезен, — подколола она его. — Теперь я понимаю, почему Лахлан обычно настаивает, чтобы ты путешествовал как циркач.

— Ну, он просто боится, что я произведу неизгладимое впечатление на всех дам, если буду все время находиться при дворе, — ответил он, озорно блестя глазами.

— Если таковы твои обычные комплименты, я могу вообразить то неизгладимое впечатление, которое ты производишь, — парировала Изабо. — Просто удивительно, как это твою гитару еще не разбили о твою собственную голову.

— Некоторые пытались, — признался он, — но среди них не было ни одной дамы. Думаю, это все были их мужья.

Изабо состроила гримаску.

— Если послушать твои речи, можно подумать, что ты отъявленный распутник, но я же знаю, что все это только болтовня, а не правда.

— Думаешь? — спросил он. — А откуда ты знаешь?

Изабо окинула его задумчивым взглядом.

— Теперь я колдунья и могу видеть, что делается в сердцах людей, — сказала она очень серьезно.

Щеки Дайда залила краска.

— Это правда? Тогда о чем я сейчас думаю? — осведомился он.

Изабо слегка улыбнулась.

— Может, я и колдунья, но я еще и банприоннса, и слишком хорошо воспитана, чтобы озвучивать подобные мысли, — наморщив нос, сообщила она.

Он вздрогнул и разразился смехом.

— Вот дерьмо драконье!

На этот раз вздрогнула Изабо.

— Как ты сказал?

— Это еще одно выражение нашей юной подруги Финн. Поверь мне, за несколько месяцев в ее обществе мы все поразительно расширили свой словарный запас. Она тоже банприоннса, и к тому же самая сквернословящая девушка из всех, кого я знаю. Если бы ты взяла с нее пример, то не колеблясь сказала бы, что у меня на уме.

Он подвел Изабо к тому месту, где стоял Лахлан со своими придворными. Изабо, со все еще пляшущими в глазах смешинками, сделала перед Ри грациозный реверанс. Он ответил ей коротким кивком, потом вышел вперед и предложил Мегэн руку. Старая колдунья разговаривала со своей старой подругой Энит Серебряное Горло, сидевшей в мягком кресле с привязанными к нему двумя длинными шестами, за которые кресло можно было поднимать и переносить. Но по жесту Лахлана Мегэн позволила своему пра-пра-пра-правнучатому племяннику проводить ее в зал. Айен и Эльфрида прошли следом, потом герцог Киллигарри предложил Изабо руку. Она приняла ее, глубоко уязвленная пренебрежением Лахлана.

Но вскоре досада Изабо прошла. Офицеры Лахлана наперебой пытались завладеть ее вниманием, бессовестно льстя ей и то и дело наполняя ее кубок вином и предлагая ей самые аппетитные кусочки жареного лебедя. Поскольку Изабо не ела мяса, эта уловка ничем не помогла им завоевать ее благосклонность, но она краснела и смеялась их комплиментам, возбужденно блестя голубыми глазами.

Все солдаты находились в приподнятом настроении. Они хвастались своими победами в Тирсолере, вспоминая бои и атаки, во всех подробностях описывая, как герои того похода сражались и победили. Хотя Лахлан присутствовал в большинстве их историй, он один из всех не участвовал во всеобщем веселье, и его смуглое лицо оставалось все таким же мрачным. Изабо пугающе часто ощущала на себе его тяжелый взгляд. Его хмурый вид напомнил ей о том времени, когда они впервые встретились и он сидел у ее костра и ел приготовленную ей кашу, глядя на нее с той же самой внимательной и непроницаемой осведомленностью. Она сразу почувствовала себя неуютно, кровь зашумела у нее в висках и отозвалась в кончиках пальцев легким покалыванием. Она изо всех сил старалась не обращать на него внимания, хотя ей и казалось, что между ними протянулась какая-то невидимая, почти ощутимая нить.

Дайд явно это заметил, поскольку часто переводил взгляд с одного на другую. В конце концов он придвинулся к Изабо ближе, часто кладя ладонь ей на локоть или касаясь ее плеча, чтобы привлечь ее внимание.

Как обычно, молодой граф не давал веселью за столом утихнуть ни на минуту, с таким неподражаемым артистизмом изображая героев своих историй, что казалось, будто они все столпились у него за плечами, говоря и действуя каждый за себя. В каждой истории, которую он рассказывал, сколь бы захватывающей или забавной она ни была, обязательно встречались трагические или пугающие моменты, поэтому все собравшиеся за высоким столом разрывались между ужасом, сочувствием, изумлением и напряженным ожиданием, затаив дыхание ожидая каждого его следующего слова. Точно так же увлеченная, как и все остальные, Изабо тем не менее не могла не заметить, как расчетливо Дайд играл на чувствах своих слушателей и с какой готовностью лорды давали себя увлечь. Большая часть веселой уверенности насчет предстоящего противоборства с фэйргами явно была простой бравадой.

Когда все тарелки убрали и внесли блюда с фруктами и сладостями, в центр зала поставили кресло Энит. Темнокожие болотники, прислуживавшие на пиру, принесли Дайду гитару, а Джею Скрипачу виолу. Бран радостно выскочил вперед, держа в руках свою маленькую серебряную флейту. Изабо подалась вперед. Она уже слышала, как Джей с Дайдом играли вместе в Бельтайн, и ей очень хотелось еще раз послушать их. Пения Энит она никогда не слышала, но знала, что старая циркачка обладает огромной силой. Слышать ее было огромной привилегией, поскольку она в последнее время так плохо себя чувствовала, что выступала очень редко.

В огромном зале послышалась музыка, и громкий гул разговоров постепенно улегся. Мелодия, нежная и печальная, западала в душу. Потом Энит чуть наклонилась вперед в своем кресле, приготовившись петь. Ее голос взмыл к сводчатому потолку, чистый и мелодичный, как у соловья.

О боги, как хотелось бы опятьМне юной чистой девушкою стать,Хоть проку никакого нет о том мечтать,Чему вовеки точно не бывать.Тогда опять возлюбленный бы мойКак прежде, ласков стал со мной,Как нынче ласков он с совсем другой,С той, что теперь зовет своей женой.Ах, не хочу я больше быть живой,Хочу лежать одна в земле сырой,Чтоб я давным-давно была мертва,А надо мной росла зеленая трава,И шелестела тихо на ветру.О боги, ну когда же я умру?

Голос Энит задрожал и сорвался. Изабо почувствовала, что на глаза у нее навернулись слезы, а по коже бегают мурашки. В голосе Энит звенела такая тоска, что было невозможным поверить, что она не юная девушка, покинутая возлюбленным и мечтающая о смерти.