Отмель - Илья Сергеевич Ермаков

Начинаю с самых верхних и раскидываю прочь каменные булыжники.

Она жива… она должна выжить… должна…

Я вижу ее одежду. Ее ноги, ее тело… голову…

Я выкапываю ее из груды камней, молясь Господу, чтобы он оставил мне мою дочь. Только не сегодня. Не в ее день рождение. Не сейчас. Не так.

– Я уже здесь… милая… я с тобой… с тобой, солнышко… мама нашла тебя… мама нашла…

Я выкопала ее.

Она лежала на животе, зажимая руками уши…

Она услышала меня.

Либо она обо всем догадалась сама, либо услышала, как я кричала. Возможно, это случилось еще в тот момент, когда я бежала к сыну.

Она жива, жива… вот только…

В ее спине, прямо в области позвоночника, кровавая рана…

Я переворачиваю ее на бок. Она вся бледная, еле живая. Может ли она встать?

Она открывает глаза и смотрит на меня, улыбается.

Улыбается…

Я целую ее, обнимаю, пытаюсь помочь встать, но… она не может. Она смотрит на свои ноги, которые не двигаются, словно они не принадлежат ей, словно она не может ими управлять… она смотрит на них, и я вижу слезы…

– О, нет…

Рана в спине могла повредить спинной мозг и те сегменты, которые отвечают за нервные окончания в ногах. Или еще что-то там! Я не знаю! Я знаю одно: она не может ходить.

Она не чувствует ног.

Я беру ее на руки.

Все это время она лежала с закрытыми ушами и ждала спасения. Почему она такая умная? Сейчас она все еще закрывает уши руками, несмотря на сильную боль, несмотря на рану, несмотря на то, что больше никогда не сможет пошевелить ногами…

– Держись.

С дочерью на руках я проделываю обратный путь до столика, у которого меня ждут сын и мать. Тряска закончилась. Разрушений больше нет. Новые трещины не появляются. Все, кто мог уйти, уже ушли.

Теперь здесь стало по-настоящему тихо.

Дочь видит труп отца на полу и утыкается лицом мне в грудь. Она не должна на это смотреть.

Мама затыкает ей уши салфетками, и теперь дочь обнимает меня руками. Я смотрю на них: на сына, на мать, на мертвого мужа.

Что же теперь?

Надо уходить, пока здесь все не разрушилось, пока мы еще живы. Пока мы можем сражаться. Пока мы можем двигаться.

А как же он?..

Я не могу забрать его тело. Просто не могу. Я должна спасти детей и мать. Я не могу их оставить. Я не могу вернуться… как я вытащу его труп? Как? Кто-то поможет? Не думаю. Здание наверняка перекроют. Слишком опасно. Здесь все на волоске от того, чтобы обрушиться до основания.

Нужно уходить немедленно!

Я прижимаю дочь крепче к себе. Сын держит бабушку за руку. Они молодцы. Они дождались нас. И с ними все хорошо. А теперь нужно…

– Уходим!

Я сказала это так громко, как только могла, чтобы они услышали хотя бы отзвук моего голоса через заткнутые уши.

Сын указал на отца. Он тоже не хочет его оставлять здесь. Но мы не можем его забрать. Просто не можем. Я старалась передать это в своем взгляде и покачала головой.

Это пробило его на слезы.

Пора уходить. Немедленно.

– Идем!

Остальной путь по руинам торгового центра мы проделали в полной тишине. Мы шли среди руин, развалин, осколков, трещин и огней. Ни одной живой души – лишь трупы с кровавыми лицами. Как опавшие осенние листья…

А нам надо жить, несмотря ни на что.

Глава 7

Убивать просто.

В этом мире убить человека – дело нехитрое.

На самом деле все, что нужно сделать мародеру, это вынуть затычки из ушей его жертвы, а потом… Частота все сделает сама.

В мире, где сама смерть буквально витает в воздухе, ощущается на кончиках пальцев, скользит по мочкам ушей, убивать несложно. Не нужен нож или пистолет. Не надо никого душить, топить, поджигать. Нет смысла бороться на кулаках и сходиться в поединках.

Просто вынь затычки из ушей врага, не дай ему закрыть уши – труп готов. Тон – смерть – повсюду. Он сделает всю работу за тебя.

Мародеры, убивая людей, делают лишь малую часть работы. Мир, устроенный так, что смерть буквально пропитывается внутрь каждого, достает до самых жизненно важных органов человека и разрушает их за несколько минут, не требует большой подготовки и профессионализма в таком мерзком деле – убийстве.

Об этом думала Мама, пробираясь через заросли к деревне. Она все еще представляла, что может случиться, если однажды возьмет Мальчика с собой на вылазку. А случиться может непоправимое: ему могут вынуть беруши из ушей и повалить на землю.

Мальчик слышал Тон слишком долго, чтобы сейчас также долго выдержать, пережить момент и успеть закрыть уши… нет, он не успеет: кровь из его ушей, носа и рта от разрыва центральных артерий хлынет раньше. Головной мозг разорвет все нейронные связи и умрет прежде, чем Мальчик успеет закрыть уши и дать отпор врагу.

Она не может этого допустить. Он не пойдет с ней на вылазку никогда. Пусть он… пусть все они остаются там, в доме, в безопасности, пока ее нет. Дом – крепость, последний оплот. В образе Мамы этот дом – нечто, что никогда не подвергнется нападению чужака, кем бы он ни являлся: мародером, убийцей, вором или даже… монстром из жутких видений Мальчика. Этот дом с каждым днем становится для нее священным образом, святым местом, пока там живет Бабушка и поддерживает эту святость своими молитвами.

На самом деле Мама никогда не отличалась особой верой в божественное. Она причисляла себя к числу людей «сомневающихся». Всегда, везде и во всем ее гложили сомнения. Мама уважала веру Бабушки и интерес к этой теме Девочки. Правда, она совсем не знала, что по этому поводу думает Мальчик. Да, он носит крестик, который подарила Бабушка, ведь это… подарок. Мама никогда не спрашивала у него про это. И совсем не удивится, если Мальчик расскажет ей о том, что на самом деле не верит в Бога. Муж был атеистом. Мужчины вообще люди прагматичные по большей своей части. Что до Мамы, то она – из тех женщин, которые отличаются особой дальновидностью, но сейчас… это качество ее мучительно подводит.

Она столкнулась с той проблемой, решение которой ускользает от нее ежечасно. Загадка. Головоломка. Хитрая задачка, не поддающаяся решению. Это напоминало ей старые детские задачи на логику,