Честный враг – наполовину друг - Сергей Самаров

– Когда их расстреливать начнут, как в Китае, тогда прекратится и это безобразие. Или хотя бы как Людоед в Чечне. Так даже веселее... И честнее, и без канители.

– Забыл сказать... Тут, кстати, по поводу твоего Людоеда человек из Чечни приехал.

– Из Чечни? – не понял я. – Что за человек?

Меня интересовало все, что связано с Людоедом.

– Какой-то старший следователь следственного комитета из республиканской прокуратуры. Интересуется операцией по уничтожению банды Людоеда...

– И какого ему, извини за выражение, здесь нужно? Почему в бригаду, хотя все документы на месте оформлялись? И почему из республиканской прокуратуры? Это дело, если речь действительно идет именно об уничтожении банды Людоеда, должно рассматриваться следственным комитетом при военной прокуратуре округа. По крайней мере, их следователи, старшие и не самые старшие, должны были прилететь на место уничтожения банды. Не знаю вот, кто прилетел. Меня вертолетом отправили в госпиталь. Чуть раньше, чем успел познакомиться...

– А что ты меня спрашиваешь? Я вообще не в курсе, – сказал Василий Иннокентьевич. – Так, слышал мимоходом. Этот старший следователь с начальником штаба сидел. Я видел только, что Виктор Палыч какие-то документы по операции из канцелярии затребовал. Я как раз в канцелярии был.

– А что же Виктор Палыч мне ничего не сказал?

– Я так полагаю, что это уже после твоего ухода было. Ладно, а то я с тобой все деньги с трубки проговорю. Я к тебе заскочить хочу, список документов для племянника передать. Там отмечено, что ему или тебе добывать самостоятельно, что из бригады затребовать. Из бригады я подготовлю, остальное уж без меня как-нибудь...

– Не забыл, где живу?

– Два года с лишним у тебя не был. Если вокруг ничего не понастроили, то найду.

– У нас район старый. Не строят почти, потому что негде. Так, вместо детской спортивной площадки пару магазинов влепили, и пока вроде бы все. В общем найдешь. Я жду.

– Как это, вместо спортивной площадки, – возмутился Баранов. – Кто ж разрешил?

– Восточный менталитет и разрешил. Взятку кому-то дали, вот и разрешили. Восточные люди магазины построили. Всем, кроме детей, хорошо, а восточным людям лучше всех.

– Все распродали да пропили. Беда просто... Ладно, еду!

Поджидая Василия Иннокентьевича, я заварил зеленый чай, помня еще, что он такой любит. Чай не успел остыть, как в прихожей раздался звонок. Дверь пришлось распахнуть пошире, потому что Василий Иннокентьевич, с тех пор как перешел на кабинетную работу, стал сильно поправляться.

– Заходи, я чай заварил.

– Извини, жена дома заждалась. Обещал пораньше заявиться. Ремонт своими силами веду. Надоело в грязи сидеть, надо заканчивать быстрее.

Он переступил порог и сразу протянул мне листок.

– Здесь все отмечено. Я уже после посмотрел. Список они дали, но большинство справок у них же и брать следует. Это все по соцобеспечению. Кстати, по поводу медали для твоего племянника. Начальник штаба приказал Листвичному писать представление на него и на второго раненого. Чтобы никому обидно не было. Второй откуда родом?

– Рязанский.

– Далеко от нас. Но ничего, придется Листвичному ехать и награду вручать...

– Или чувствую, мне – сказал я. – Пока оформляют, у меня ситуация, надеюсь, переменится. А то с утра к сестре в больницу, из больницы к Андрею. И так каждый день. Устал. Отдохнуть хочется. В бой сходить, что ли. Или хотя бы в Рязань слетать.

Василий Иннокентьевич вздохнул. Ему, бывшему боевому офицеру, тоже, наверное, минувшие бои снятся. А кабинетное сидение таким снам только способствует. Уснешь за столом, и бои снятся.

– Ладно, я полетел. Ты позвони начальнику штаба. Узнай, что там следователю нужно было...

– Сейчас сразу и позвоню. Он еще, наверное, на службе.

Закрыв за подполковником Барановым дверь, я глянул на часы и сразу набрал телефон кабинета начальника штаба бригады. У того и городской телефон с определителем номера, и потому я сразу услышал:

– А я тебе, Алексей Владимирович, сам звонить собрался.

– Думаю, по одному и тому же поводу. Что там, Виктор Палыч, за старший следователь к нам пожаловал?

– Из Чечни. Из следственного комитета при прокуратуре республики. Очень интересуется судьбой Людоеда. Материалы запросил по всей банде. Я попытался было отослать его в следственный комитет при военной прокуратуре округа, а он ссылается на то, что ведет параллельное следствие. В военной прокуратуре, говорит, бумаги смотрел, хочет и у нас посмотреть, хотя у нас все то же самое, а в прокуратуру мы копии рапортов сдавали. Но его волнует не отряд Людоеда, а сам Людоед, и человек, который с Азнауровым остался. Второй, как мне показалось, даже больше. А откуда я знаю, кто с ним остался? Кто его видел? Знаем, что они вдвоем ушли. Я даже не помню, откуда данные про двоих. Кто-то, наверное, видел... Пусть в рапортах ищет, если делать больше нечего. У меня своих забот хватает. Роту вот на Кавказ нужно отправлять.

– Я обоих видел, – сказал я, умышленно вызывая огонь на себя. – Это в моем рапорте отражено. Вдвоем они ушли. Причем ушли внутрь периметра окружения. Но преследователь из меня был никакой. Пока организовали преследование, они исчезли.

– Понял. Тогда я этому старшему следователю так и скажу, что ты видел обоих. А то надоел уже – сидит, читает...

– Да. Если есть желание, пусть ко мне заедет. Я весь вечер дома буду. Где он, говоришь, сейчас?

– В канцелярии торчит. Читает, говорю, материалы. Что-то копирует. Только что он после нашего ксерокса разберет. Грязь одна... Передавать ему документы я запретил. У нас своя отчетность.

– Тоже верно... Пусть, короче говоря, заезжает. Адрес ему скажи... У меня память хорошая, поговорим.

Я положил трубку и подумал, что мне неприятно появление этого следователя, который, несомненно, копает под Исрапила Людоеда. А согласился я встретиться с ним, и даже не согласился, а сам напросился на встречу, только потому, что хотел знать его интересы. Это примерно то же самое, что идти навстречу опасности, когда она появляется, и нет еще данных, насколько она серьезна. Сумеешь временно избежать такой опасности, и она долго еще будет довлеть над тобой. А если разведаешь, поймешь, чего ждать, сразу становится легче, и ситуация переходит в разряд управляемых. В данном конкретном случае опасность не мне угрожала, а Исрапилу Людоеду. И я поймал себя на том, что, предупредив его дважды, желал бы и в третий раз предупредить. Более того, не ждать, когда мне принесут данные, которые могут и не принести, а добыть их для Людоеда. Конечно, желание мое было для меня самого странным, но не более странным, чем мое отношение к эмиру.

Старший следователь следственного комитета по особо важным делам при прокуратуре Чечни не заставил себя долго ждать. Должно быть, начальник штаба бригады сообщил ему о моем согласии на беседу, и дал номер телефона.

Представился он по полной длинной программе, но я сразу из представления выцепил имя, отчество и фамилию. И не поленился записать в тетрадке, что специально для подобных случаев лежит у меня под телефонным аппаратом. Асхаб Гойсумович Абдулкадыров. Договорились о встрече. Старший следователь готов был выехать из бригады немедленно. Из этого я, естественно, сделал вывод, что интересует его вовсе не уничтоженный отряд, а только личности двух улизнувших от преследования людей.

Как-то так получилось, что еще до встречи со старшим следователем, еще до его вопросов, определяющих направление его поиска, я уже относился к нему предвзято и несправедливо, почти приравнивая к неприятелю. Конечно, это был очевидный перегиб. Но так уж получилось. Я даже чай к его приезду подогревать не стал. Сам выпил пару чашек зеленого, заваренного для Василия Иннокентьевича, а старшего следователя решил ничем не угощать. Он сюда не развлекаться приехал, а работать. И даже в моей квартире ему предстоит работать. И пусть работает, но без чая.

Нос у Асхаба Гойсумовича сломан был очень неаккуратно. Бывает, сломанный нос из невзрачного человека делает внешне колоритную личность, достойную уважения. Кому-то сломанный нос мужественность придает, у кого-то делает выражение лица зверским, изредка и красивым. Я слышал о таком случае: к хирургу-косметологу обратился парень, просил сделать ему операцию – требовался красиво сломанный нос. Конечно, любые обращения к хирургу-косметологу с моей точки зрения, независимо от того, обращается мужчина или женщина, это признак психического заболевания. Но в жизни случается всякое, а скрытыми психическими заболеваниями у нас страдают многие. А Абдулкадырову нос не столько сломали, сколько сплющили, словно каблуком наступили, и ногу со смаком повернули. И оттого он расплылся по лицу, делая и без того мелкие глаза-пуговицы вовсе крохотными и злобными. Не понравился мне, короче говоря, старший следователь внешне, а я хорошо знаю по опыту: если человек внешне производит неприятное впечатление, то он, как правило, и внутри нехороший человек. Но говорить об этом вслух не стоило. Тем более на погонах у него на звездочку больше, чем у меня, а субординацию я привык соблюдать.