Хирург и Она. Матрица? - Руслан Белов

Фарфоровое блюдо с овощами, бывшее у него в руке, не разбилось. Бронштейн, уже мертвый, уберег его.

Овощи рассыпались.

Третью пулю получил Савик. Получил только потому, что он мог потянуть руку к подмышке, в которой пряталась кобура с почти двухкилограммовым "Дезерт Игл" израильского производства. Серебряное блюдо с шашлыком упало на пол. С грохотом.

Четвертую пулю получил охранник с несколькими бутылками вина на подносе. Получил только потому, что "Макар" увлекся.

Бутылки присоединились к натюрморту "Четыре трупа, шашлык, серебро с фарфором и овощи". Они легли, как неразорвавшиеся гранаты.

Чихай упал в кресло. Он был бледен и не мог говорить. Он то и дело тянул руку к подмышке, но рука отстранялась от нее, как от оголенных проводов.

Даша не стала в него стрелять.

Он был уже не опасен.

Сорвав с головы вуалетку, она, переступая через трупы, пошла к двери, вытянула автомат из-под тела автоматчика.

Сунула "Макара" за пазуху. Он был горяч. Мельком глянула в зеркало. "Ну и видок".

Автомат сам устроился в руках. Ему тоже хотелось пострелять. И он шепнул:

– Подойди к окну. Только осторожно.

Даша подошла. Осторожно глянула. Из кустов за забором сверкнул звериным глазом оптический прицел.

– Сосредоточься, сожми меня как мужчину, разбей решительно дулом стекла и стреляй, – сказал АКС74у.

Даша так и сделала. Снайпер заорал благим матом и петлями побежал к Клязьме, прятаться под высокий берег. Не добежал. Упал, бездыханный.

"Это уж слишком! – пискнул кто-то из подсознания разошедшейся женщины. – Теперь я не засну".

– Сказала "А", надо говорить "Б", – вернул ее к реальности АКС74у. – В доме еще полно людей, в которых можно пострелять.

Не посмотрев на вконец убитого Чихая, Даша лунатиком вышла из спальни, спустилась по лестнице на второй этаж. Как только она вступила в вестибюль, в него из боковой двери ворвался охранник с пистолетом в руках.

АКС74у не испугался, наоборот, он отрывисто рассмеялся, и охранника не стало.

Когда тишина стала невыносимой, АКС74у ее нарушил:

– Отбрось меня в угол, – сказал он устало. – Я пуст.

Даша посмотрела на него непонимающе.

– Так полагается, – сказал АКС74у. – В кино всегда выбрасывают пустое оружие.

Даша отбросила автомат в сторону. Он грохнулся о паркет, полетел в угол, затих.

Даша вынула пистолет. Вышла из вестибюля. Пошла по коридору. В первой комнате направо кто-то был. Она почувствовала это. Она чувствовала все.

Ей захотелось распахнуть дверь ударом ноги. Как в фильмах. Но вовремя вспомнила о левой ноге, только-только поджившей. И ткнула в дверь пистолетным дулом.

Евроверь легко распахнулась.

Даша окаменела. В комнате на диване сидел...

46. Кино.

Нет, не Хирург, как вы, наверное, подумали. В комнате на розовом диване с гнутыми ножками сидел повар Чихая. Сидел в безвкусном полосатом костюме и голубой рубашке с бабочкой. Синяки и царапины на его лице отнюдь не выглядели творениями поднаторевших гестаповцев Мюллера. Скорее они напоминали синяки и царапины, полученные бомжем в игрушечной пьяной драке. Рядом с ним сидела разодетая... Алиса. Повергнутая в ужас прогремевшими выстрелами и видом Даши, но живая и здоровая.

47. Критерии истины.

– Похоже, мне делать здесь больше нечего, – сказал "Макар". – Поставь-ка меня на предохранитель. И сунь за пазуху. Мне там понравилось.

Даша поставила пистолет на предохранитель. За пазуху не сунула. Оставила в руке. Не сунула, чтобы эта кобра презрительно не улыбнулась. Села на стул, стоявший у стены напротив дивана, откинулась на спинку. В глазах Алисы светилась удовлетворенная ненависть. Глаза повара выражали обиду и уважение. Обиду за "декоративные" побои и уважение к женщине, которую разыгрывали, разыгрывали, да оказались в дураках.

– Ты не бойся, тебе ничего не будет, финита ля комедия, – сказал повар, поборов обиду. – Ты сейчас иди к нему, простись, да я отвезу тебя в твои торфяные края.

– Не надо ей никуда ходить, – выдавила Алиса. – Мотайте прямо сейчас.

Повар смотрел на Дашу.

Даша поднялась, пошла к выходу.

– Так что, меня разыграли? – тихо спросила она, обернувшись в двери. – Зачем?

– Вот когда у тебя будет район за пазухой, да в придачу пятьдесят миллионов в швейцарском банке, дом на Лазурном берегу и другой на Мальорке, тогда поймешь, – сказала Алиса, презрительно засверкав глазами.

Даша чуть было в нее не выстрелила.

48. Все к лучшему в этом лучшем из миров.

До МКАД они молчали.

– Меня зовут Владимир Константинович, – сказал повар, вырулив на кольцевую. – Я думаю, он хотел, чтобы ты в него выстрелила.

– Зачем?.. – Даше было все равно. После того как шесть человек благодаря ее меткости получили неземную прописку.

Пистолет лежал рядом на сидении. В нем оставалось три пули.

– Ну, наверное, он рассчитывал, что вы не будете стрелять в этих людей, а убьете его... Вас бы отпустили потом.

– Я как-то об этом не подумала... Увлеклась.

– Он вас почему-то уважает. Знаете, у него опухоль в мозгу. Она давит, не дает ему воспринимать окружающее адекватно и он делает глупости, вместо того, чтобы застрелиться. А может, это окружающее натерло ему мозги.

Даша молчала. На востоке выглянуло из-за леса солнце.

– Я хотела его убить позже, в постели, но получилось лучше, – сказала она, щурясь.

– Все к лучшему в этом лучшем из миров.

– А этот снайпер? Значит, он понарошку стрелял?

– Да... Хороший был стрелок. С километра кошку в глаз бил.

Солнце поднялось выше. Даша продолжала на него смотреть. Оно что-то выжигало в ее душе. Ночь? Страх? Неуверенность?

Дорога свернула направо. Солнце ушло, и Даша спросила:

– Я убила кого-нибудь хорошего?

– Как вам сказать... Все они кого-то кормили. Но вы не беспокойтесь, Чихай все концы спрячет, не первый раз. А что касается этих... Поделом им. Савик бы точно выкрал вашего друга. У него дочка, как вы... А Бронштейн... Бронштейн не дал бы хозяину умереть от болезни, его болезнь портила рыночную экономику. А все остальные... Я бы сказал, что ваши пули не дали стать шакалами тем, кто собирался стать шакалами. Но это, я вам скажу, сугубо субъективный взгляд.

– Вы хорошо говорите и все знаете. Вы каких наук повар?

Владимир Константинович засмеялся:

– Кулинарных, кулинарных!

Началось Орехово-Зуево.

– Нам, наверное, надо уехать? – спросила Даша и вспомнила, как Савик вез их с Хирургом.

Как хорошо тогда было! Тогда она была пошалившей женщиной, а теперь – убийца.

– Наверное, надо. У Савика брат неумный. Он может свихнуться по теме "зуб за зуб". Да и сам Чихай. Никто не знает, что выдаст его опухоль в следующий раз... А совесть пусть вас не тревожит. Представьте, что вы были на диком Западе и, хрустя воздушной кукурузой, несколько часов пожили по его законам...

Некоторое время они молчали. Владимир Константинович думал, что эта женщина, пожалуй, могла бы стать хорошей женой. Даже оставаясь такой, какая есть. Она женщина, не слабый пол. И будь она его женой, она не позволила бы его избить для наличия синяков.

Даша думала о Чихае. "Сначала он сделал меня проституткой. Купил мое тело. Вынудил продать. А потом сделал убийцей. Вложил в руки оружие, научил находить с ним общий язык. Нет, все это чепуха! У нее был шанс спастись, и она его использовала. А эти... Они сами выбрали себе судьбу. И смерть.

Все смешалось, как в поговорке Хирурга... Жизнь и смерть Хаокина Мурьетты с человеком и пароходом Владимира Маяковского. Да, прав Шекспир – "Жизнь – сон бредовой кретина. Ярости и шума хоть отбавляй, а смысла не ищи". Нет, смысл есть. Смысл в том, чтобы я поняла, что я, Дарья Павловна Сапрыкина, есть такой же человек, как все. Смысл жизни в том, чтобы понять, что ты такой же, как все. Президент такой же, как ты. Жириновский. Уборщица Дуся. Чихай. И ты такая же, как они.

– Вас до дома отвезти или выйдете за десять километров, чтобы я не узнал, где вы живете? – нарушил тишину Владимир Константинович, когда до пристанища Даши осталось совсем немного.

– Нет, не выйду. Довезите, пожалуйста, до самой калитки. Завтра мы уедем. Подальше уедем. У вас нет газетки, пистолет завернуть?

Владимир Константинович дал ей номер "Московского Комсомольца".

49. Штатная ситуация.

Когда Даша вышла из машины, было уже жарко. Тепло попрощавшись с Владимиром Константиновичем, она открыла калитку и прошла во двор. Осмотрев его, обрадовалась – все говорило о том, что он дома. И, прежде всего, батарея бутылок, стоявшая на крылечке.

Бутылок было много. "Неужели он не один пьет? – подумала Даша, цепенея. – Точно, стервец, всех поселковых алкоголиков на всенародный слет собрал!"

Однако, хирург был один.

В стельку пьяный, с иссини черным синяком на глазу, он лежал посереди комнаты.

За головой и по обе стороны от него стояли ящики, полупустые винные ящики, когда-то привезенные из Орехово-Зуева вместе с оборудованием и инструментами.