Робинзон по пятницам - Анастасия Монастырская

— Стефания Андреевна, вы не правы. Вы все не так поняли, — забыв про щетину и несвежую пижаму, Федоров приподнялся на постели, — Просто я хотел вас оградить от неприятностей. Думал, вдруг действительно устроите расследование, попадете в переделку.

— Я в переделки не попадаю, Федор Федорович. Не могу сказать, что была рада вас увидеть, но все равно выздоравливайте. Всего хорошего.

Моей спине бы сейчас позавидовала даже Клава Шиффер со товарищи. На лицо же лучше не смотреть. Еще немного, и заплачу от обиды. Так кто я, эгоистка или феминистка, господин Пургин? В списках первых уже не значусь, пожалуй, нынешнее настроение сходно с феминистическим настроем. Сволочи! И Федоров не исключение. Тоже сволочь! Хотя с другой стороны, мне его жалко. Лежит в больнице, на диете, одинокий, неухоженный, обо мне вот тревожится. Судя по всему, искренне. И зачем я его обидела? Нехорошо получилось, некрасиво! Ладно, немного подуюсь, а потом извинюсь. А в качестве примирения накормлю его нашим фирменным блюдом — салатом "Я пришел к тебе с креветкой!". И пусть только попробует отказаться! Насильно скормлю! Иначе, какая я феминистка?

***

— Да говорю вам — сам видел! Прямо в коридоре ее и взяли. Двое в штатском. Она обернулась, а в глазах вот такие слезы. С орех. Эх, ребята, никогда не видел я таких женских слез. И говорит, мол, прощай Стас Кирпичный, студент четвертого курса, не поминай, дескать, лихом. Если бы могла, поставила бы тебе "отлично", но сам видишь, руки скованы. И наручники показывает.

— Что, настоящие? — ахнул чей-то девичий голос.

— А то! Руки тонкие, бледные и в стальных оковах. Ну, прямо Софья Перовская перед расстрелом.

— Перовскую повесили.

— Да ну? Звери!

— И я говорю, звери! В общем, не видать нам теперь Стефании Андреевны как пятерки в дипломе. Но зато и экзамен не сдавать!

— Ура!

Именно на этой радостной ноте я и вошла в аудиторию, изо всех сил отгоняя призрак дежа вю. Все-таки приятно наблюдать за тем, как сходит выражение детской радости с этих отнюдь не детских лиц.

— Кирпичный, я бы поставила тебе "отлично", но сам видишь: руки скованы. Да и без билета никак.

Взглянув на меня, Стас Кирпичный горестно вздохнул:

— Вас уже отпустили, Стефания Андреевна?

— Отпустили, Стас, отпустили. Я тебе больше скажу: меня и не забирали. Неужели не рад?

— Что вы, Стефания Андреевна, я так за вас переживал все эти дни. Ночами не спал, все думал, как вы там, в тюрьме. Даже к экзамену не смог как следует подготовиться.

— Очень жаль. Но в любом случае экзамен сдавать придется. Так что кладите свои зачетки, берите билеты и начинайте готовиться. Вызывать начну через полчаса.

Вытянув билет, Стас поморщился:

— Так и знал, что мне именно этот вопрос попадется. Стефания Андреевна, а вы знаете, что говорил Оскар Уальд об экзаменах? "Экзамены не имеют никакого смысла. Если человек джентльмен, он и так знает достаточно, а если он не джентльмен, то сколько бы он ни знал, будет ему во вред". - он с гордостью посмотрел на меня.

— Неплохо, — одобрила я. — А теперь садитесь и готовиться к ответу на вопрос. Вы уже и так потеряли пять минут.

Кирпичный понуро пошел готовиться, а я удобно устроилась за столом, достала из сумки любовный роман, предусмотрительно обернутый в обложку, маленький термос с кофе и одноразовую чашку. Что ж, и в походных условиях можно получить свою порцию удовольствия. Заметив столь недвусмысленные манипуляции любимого преподавателя, аудитория недоуменно примолкла. Еще бы: попробуй-ка теперь списать или позвонить по телефону. Если моя интуиция находится на верном пути, то минут через десять они по одному начнут выходить в туалет. Я, конечно, разрешу. В туалете много не спишешь.

А там каждый обрушит на меня небольшую порцию глупости, я снисходительно ее выслушаю, распишусь в зачетках, и мы расстанемся друзьями. А пока… Пока меня ждет "Страсть рыцаря".

"…Холодный снег бил Годзилле прямо в лицо. Даже роскошный меховой плащ — свадебный подарок ненавистного жениха — не спасал от холода. Годзилла похлопала рыжую лошадку:

— Давай, милая, мы должны это сделать. Еще немного, и мы будем в надежном укрытии.

Но разве можно уйти от погони? Годзилла вспомнила мертвое лицо своего опекуна, залитое черной кровью. И Дугласа, ее будущего мужа, который торжествующе смотрел на свою жертву. Теперь он охотился за ней, своей невестой. Как страшно, оказывается, стать свидетелем убийства!"

А быть подозреваемым, еще хуже. В отличие от белокурой Годзиллы, это я знала наверняка. С момента смерти Трохимовича и Романова прошло всего три дня, а кажется, что кошмар, по меньшей мере, продолжается несколько месяцев, и выхода из него я пока не вижу. Дома — детектив на детективе, на работе — сомнения и подозрения. Нет, чтобы зайти к Трохимовичу чуть раньше и столкнуться с лицом к лицу с убийцей: тогда было бы намного проще. Я ему — Здрассьте! Он мне — здрассьте! Раскланялись и разошлись. Зато теперь бы я не мучилась.

Но пора окунуться в мир классической литературы:

— Время, друзья мои! Прошу отвечать.

Первой была Олеся Снегова, мышка-отличница и формальный лидер курса. Расправив на коленях исписанный листочек, она монотонно забубнила про творческий путь сэра Гилберта Кита Честертона. Слова были удивительно гладкими и ровными как бусины чешского производства. Они так раздражали фальшивой правильностью, что я спросила:

— Олеся, а что лично вам нравится в книгах Честертона?

Совершенно неожиданно она ответила:

— Ничего, Стефания Андреевна. Это не мой автор. Пока. Может быть, чуть позже до него дорасту… Сейчас предпочитаю иные книги.

— Феклу Бойцову? — не удержалась я от укола.

— Почему же Бойцову? Вы думаете, на ней свет клином сошелся? Есть и другие авторы, может быть, более ее заслуживающие внимания, — спокойно ответила Олеся. — А что касается детективов, то я их не люблю. В преступлении как таковом нет ничего интересного. Любое преступление, по сути, есть шаблон. Причины всегда одни и те же: либо деньги, либо чувства. И, может быть, еще страх. Все зависит от личности преступника, от того, какой из вариантов он выберет. Если речь идет о литературе, главным в преступлении становится автор. Именно он дергает за ниточки, а герои совершают поступки. Кто-то оказывается жертвой, кто-то — убийцей, кто-то свидетелем. Кому как повезет. В жизни все не так.

— А как?

— У Сартра есть знаковая фраза: миром правят судьба и прихоть. То есть иными словами — причина всему случайность. Я более чем уверена, что причиной гибели Игоря Борисовича, например, стала цепочка таких вот случайностей. Смерть, она ведь как магнит, сначала притягивает к себе, казалось бы, незначительные события, а потом — бац! — и человека нет.

— Как Трохимовича?

— Как Трохимовича, — согласилась Олеся. — Может, его жена случайно узнала о том, что муж ей изменяет, терпела, а потом сорвалась: пришла и убила.

— …А мне кажется, что Трохимовичу кто-то угрожал, — заявила хорошенькая Алина после того, как мы мирно обсудили творчество Сомерсета Моэма, — Я однажды в приемной у секретаря ждала, а он по телефону разговаривал. Сначала спокойно, даже доброжелательно, а потом как рявкнет: все равно, мол, ничего не докажешь. За такой срок состав преступления давно истек… И бросил трубку. Потом на Катю стал орать, мол, почему посторонние в приемной.

— По-моему, Умберто Эко — шарлатан. Популист от литературы, — горячо доказывал свою точку зрения Роман Сумароков, — он просто создал каркас, на который нацепил красивые броские детальки, отвлекающие внимание читателя. Если их убрать — ничего не останется. У меня брат флористом работает, так он не раз такие фокусы проделывал: вроде смотришь на роскошный букет, глаз не оторвать, а дернешь за незаметную травинку, все посыплется. И нет красоты. Как нет психологии в романе "Имя Розы". А в преступлении всегда должна быть психология.

— Как в убийстве Игоря Трохимовича? — я задала тот же самый вопрос, вдруг и Рома поведется на этот манок.

— А с чего вы взяли, что это убийство? — удивился Роман. — Раны на теле, насколько известно, не нашли. Может, у мужика просто сердце отказало перед ответственным свиданием. Еще бы, столько пить! Удивительно, что он вообще так долго продержался!

— Он разве пил?

— Как лошадь. Он даже подношения только в деньгах и бутылках принимал. Причем всем остальным напиткам предпочитал хороший виски. А после зверел. Не дай бог, попадешься ему на глаза. Мою девушку чуть было не изнасиловал, прямо в аудитории. Хорошо, что я подоспел. Тогда чуть сам его не убил.

Роман немного помолчал, а потом, видимо, собравшись с духом, признался:

— Я тогда решил отомстить. Прочитал в газете, как студенты в одном городе довели профессора до инфаркта, вывешивая пасквили в Интернете. Он не выдержал и помер. Я, конечно, не рассчитывал, что Трохимович помрет от сетевых оскорблений, но надеялся. Что ректор все же обратит внимание. В общем, попытался найти на Трохимовича компромат. Друзей-хакеров, слава богу, немало. Могут вскрыть любой сайт или базу данных. И вы знаете, что удивительно: если верить документам Игорь Борисович появился на свет… пять лет назад. Просто взял и возник из пустоты. Все персональные данные фальшивые. Родителей он себе придумал, таких людей в природе никогда не существовало. Даже в указанных школе и в университете, он не учился. Я это специально проверял. Так что диплом у Трохимовича явно фальшивый. Вот и возникает вопрос, откуда взялся наш милейший Игорь Борисович?!