Бегство от волшебника - Айрис Мердок

Вернувшись вечером с фабрики и ничего не сказав Хантеру о своих планах, она взяла книгу акционеров и унесла к себе в комнату. Изучив список фамилий, Роза решила остановиться на двух кандидатурах: миссис Каррингтон-Моррис, которая всю жизнь и по сию пору оставалась ярой рационалисткой, и миссис Камилле Уингфилд, эксцентричной леди, о которой упомянул Рейнбери. Поразмыслив, выбрала миссис Уингфилд. Вполне возможно, что миссис Уингфилд окажется уж слишком сумасшедшей, но еще вероятней, что миссис Каррингтон-Моррис является уж слишком здравомыслящей; и Роза решила сделать ставку на щедрость миссис Уингфилд, хотя та может вовсе не оказаться таковой, а может наоборот — щедрой до безумия. Роза припоминала, что видела обеих дам лет тридцать тому назад и тогда, кажется, миссис Уингфилд понравилась ей больше. Отыскивая ее имя в телефонной книге, Роза с удивлением обнаружила, что миссис Уингфилд также проживает в Кампден Хилл-сквер, более того — в доме на противоположной стороне площади, видном из ее окна. Роза сочла это добрым предзнаменованием.

Она решила начать кампанию не письмом, а личным визитом, рассчитывая на эффект неожиданности, а также фамилию матери и сходство с ней; все вместе приведет к тому, что миссис Уингфилд, конечно, тут же капитулирует. И вот на следующий день, это была суббота, около четырех часов дня Роза постучала в дверь дома напротив. Она намеренно выбрала время вечернего чая, потому что рассудила, что в этом случае замешательство, вызванное появлением неожиданного гостя, можно будет легко скрасить возней с чашечками и блюдечками.

Роза постучала несколько раз, но за дверью не раздалось ни звука; тогда она отступила на несколько шагов, чтобы взглянуть на занавешенные окна; в этот момент дверь осторожно приоткрыли и чье-то бледное лицо уставилось на нее. Роза бросилась вперед так азартно, что лицо поспешно захлопнуло дверь и изнутри раздалось позвякивание дверной цепочки. Обезопасив таким образом вход, дверь снова приоткрыли, и Роза обнаружила, что бледно-голубой глаз внимательно изучает ее.

— Извините, — произнесла Роза, чрезвычайно встревоженная таким началом. — Мне хотелось бы видеть миссис Камиллу Уингфилд. Не будете ли вы так любезны сказать, есть ли она сейчас дома?

Дверь снова плотно затворили, и Роза в отчаянии уже собралась уходить, но тут снова зазвякала цепочка — и дверь распахнулась. На пороге стояла дама с фантастической взлохмаченной прической, одетая в халат.

— О, простите! — обласкав Розу улыбкой, воскликнула странная особа. — Я приняла вас за цыганку. Вы должны меня простить. Их, цыган, так много здесь в это время года. Зимой они выступают в цирках, вы знаете, летом нанимаются на фермы, а в это время года, между зимой и летом, странствуют по городам и продают разные вещи. На прошлой неделе постучала одна, такая проти-и-вная. Ногу в дверь сунула и не уходит. Пришлось купить у нее какую-то шерсть, чтобы избавиться. Ну, продавали бы что-нибудь полезное, какие-нибудь щетки, но шерсть, да еще по такой цене! Это просто грабеж. Вы не должны обижаться, что я вас приняла за цыганку. Как только вы заговорили, я тут же поняла свою ошибку. Но сначала я увидала ваши черные волосы и тут же решила — опять они! Нет, теперь разглядев вас хорошо, я конечно же вижу, что никакая вы не цыганка. Это я просто мельком вас увидала и поэтому ошиблась. В наше время носить такие длинные волосы — это так необычно. Но у них-то длинные, у цыганок, я подразумеваю. А у вас волосы просто прекрасные, если позволено мне будет так сказать, и прическа очень вам идет. Хотелось бы, чтобы и молодые девушки ценили длинные волосы. Но для них это слишком хлопотно, они все у нас сейчас такие бегуньи, дай им Бог здоровья.

Слушая эту речь, Роза совершенно успокоилась и даже начала улыбаться. Ей нравилась эта говорливая особа, чье общественное положение она никак не могла определить. Роза гордилась своим умением, общаясь с кем-либо, мгновенно угадывать, кто он и какое место занимает на общественной лестнице; эту способность она унаследовала от матери. Эта выдающаяся социалистка обладала почти сверхъестественным даром чувствовать социальные различия. Вопреки халату и шерстяным чулкам, гармошкой спускающимся вниз, Роза решила, что перед ней наверняка компаньонка миссис Уингфилд. Осталось догадаться, сколько ей лет. Сероватую кожу лица и шеи покрывала сеть тонких морщинок, настолько густая, что из-за нее трудно было рассмотреть черты; так что глаза, бледно-голубые, почти бесцветные, как линялый ситец, смотрели на Розу как бы с некоего дряблого мешочка, висящего между похожими на матрацную вату волосами и круглым вырезом заношенного халата, ниже которого, наверное, начиналось туловище.

— Я — мисс Фой, — произнесла особа так торжественно, словно имя ее было прославлено на весь мир. При этом ее сухая кожа пошла складками, как кожа аллигатора.

— О! — воскликнула Роза с надеждой, что это прозвучало надлежащим образом.

— Да! — подтвердила мисс Фой тоном триумфатора. — Я как раз занимаюсь уборкой, — сообщила она. Через руку у нее и в самом деле было переброшено полотенце.

— Мне бы хотелось поговорить с миссис Уингфилд, — сказала Роза. — Удобно ли это сейчас?

— Вы не предупредили о своем визите? — строго спросила мисс Фой.

— Увы, — призналась Роза. — Ну что ж, тогда в другой раз… — Она ругала себя за то, что не захватила визитной карточки.

— Ничего страшного! — неожиданно радостно вскричала мисс Фой. — Ей приятно будет вас видеть. Пройдите прямо наверх. Входите же, моя дорогая, не бойтесь.

Мисс Фой затворила дверь, и вокруг стало почти темно. Роза смогла различить стоящие вдоль стен громоздкие штуковины, а над головой — растения, шелестящие, дышащие. А на заднем плане слышался странный воющий звук, словно там работал какой-то механизм.

— Простите, но я не буду сообщать о вашем приходе, — заявила мисс Фой. — Она сердится, когда видит меня с тряпками. Гостиная на втором этаже. Возможно, вы услышите, как она поет, вот на звук и идите. Не волнуйтесь, дорогая. И… — тут мисс Фой притянула к себе Розу и перешла на шепот, — …если она что-нибудь этакое забавное скажет, не удивляйтесь; это она просто так говорит, чтобы удивить, а вовсе так не думает, учтите.

С этими словами мисс Фой растворилась во мраке, а Роза осталась одна перед лестницей. Она пошла наверх и вдруг начала понимать, что звук, сопровождающий ее беседу с мисс Фой, создается человеческим голосом. Глубокий, довольно приятный голос, хотя мотив какой-то странно монотонный. Охваченная любопытством, Роза постучала в дверь гостиной. Ответа не было, но пение продолжалось. Тогда она постучала еще раз, громче, открыла дверь и оказалась в обширной, ярко освещенной, заставленной комнате; вещей и вещиц здесь было так много, что Роза в первую минуту ничего не смогла различить. Потом она заметила, что из-за высокой спинки софы торчит пара крепких мужских ботинок и каблуки их направлены в ее сторону. Владелец ботинок и голоса, отнюдь не смолкающего, очевидно, был там, за спинкой. Старательно маневрируя, Роза наконец оказалась возле софы; оказалось, что на софе лежит какая-то длинная седоволосая дама, одетая в твидовый жакет и вельветовые брюки, лежит вытянувшись, положив ноги на спинку, а возле нее, на полу, стоит бутылка шампанского и бокал. Когда Роза появилась в ее поле зрения, владелица ботинок повернула к ней свое чрезвычайно энергичное лицо, и с его иссохшей, густо напудренной поверхности невозмутимо взглянули темно-карие глаза.

— Вы как раз вовремя. Займите ваше место в зале.

— Простите, что вы сказали? — смутилась Роза.

— Я сказала, займите место в зале, — повторила миссис Уингфилд. — Просто некое выражение, уже вышедшее из употребления, я полагаю. Мода на них проходит так скоро.

Миссис Уингфилд произносила слова небрежным, грудным, совсем не старческим голосом.

— Мне так неловко, что я зашла без предупреждения, — заметила Роза и тут же пожалела, ведь здесь мог содержаться некий намек на мисс Фой.

— Наверное, эта старая вобла впустила вас? — спросила миссис Уингфилд. — Все в порядке. Она там убирает. Хотите шампанского? Теперь только я могу его пить, не опасаясь за свой желудок. Простите, но бокалов больше нет.

С удивительной легкостью, одним махом, она спустила ноги на пол, налила шампанского и протянула бокал Розе. Потом, так же непринужденно, вернула ноги в прежнее положение и затянула себе под нос: «На за-за-закате, прекрасном закате».

— Мне навечно запомнились песни, которые я слышала до 1910 года, и начисто забылись все остальные, — разъяснила миссис Уингфилд.

— С моей точки зрения, это небольшая потеря, — вежливо ответила Роза. Миссис Уингфилд была для нее еще не совсем понятна, и поэтому она следила за каждым своим словом.

— Но, черт побери, откройте наконец, кто вы такая? — воскликнула миссис Уингфилд. — И все эта проклятая эпоха. Какие-то люди появляются, незваные, в твоей гостиной, не представившись, пьют твое шампанское, а ты остаешься в полной растерянности.