Феномен полиглотов - Майкл Эрард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя аутизм Кристофера формально не подтвержден, некоторые признаки этого заболевания, несомненно, присутствуют. Судя по документальным фильмам и фотографиям, которые я видел, это низкорослый человек с шаркающей походкой, приятной внешности, с густыми бровями и темными усами. Смит и Тсимпли описывают его как «социально не приспособленного» и «эмоционально непроницаемого» человека. Он безразличен к социальным нормам и неспособен понять, что думают другие люди.
Другая черта аутизма – это одержимость, в случае Кристофера одержимость языками. По словам Смита, он свободно говорит на французском и испанском и «вполне свободно» на греческом. Немецкий, как и голландский, дается ему легко. Перед выступлением Кристофера в одном голландском телевизионном шоу кто-то предложил ему улучшить его «недоразвитый» голландский, и после нескольких дней изучения грамматики и лексики он общался с людьми и до, и после шоу, демонстрируя лингвистическую виртуозность. Что касается других языков, он знает огромное количество слов, которые учит с такой жадностью и легкостью, что кажется, будто у него бездонная память. Однажды Смит и Тсимпли дали ему часовой урок грамматики берберского языка и оставили несколько учебников. Через месяц он помнил все, что происходило на том уроке.
Удивительно еще и то, что Кристофер может довольно ловко переключаться с одного языка на другой и с легкостью переводить с английского языка и на него (без участия английского это дается ему сложнее). То, что он не просто обладает уникальной памятью, – факт. Но даже если тщательно ознакомиться со всем, что он может делать, а чего не может, это все равно не внесет ясности в понимание того, что представляет собой талант к изучению иностранных языков.
Отчасти это зависит от понимания слова «талант». Если это означает, что кто-либо быстро изучает языки, обращая внимание на склонения и интонацию слов и правильно строя словосочетания, тогда у Кристофера талант. С другой стороны, если под словом «талант» имеется в виду человек, способный делать почти то же самое, что носители языка, Кристофер не подойдет под это определение. На большинстве языков он произносит лишь известные фразы, его переводы неполноценны, особенно с языков не романской или германской групп. По заявлению Смита и Тсимпли, хотя он и говорит на нескольких языках свободно, нельзя сказать, что он владеет хотя бы одним из них близко к уровню носителя языка.
Другие отмечали, что и на английском – своем родном языке – он говорит не как носитель, если включить в набор обязательных умений понимание метафор. Такие выражения, как «я титан, потому что стою на плечах гигантов», сбивают его с толку. Некоторые ученые предположили, что для понимания метафоры нужно угадывать само намерение человека употребить именно метафору, а не буквальное значение выражения.
Кроме того, Кристоферу плохо дается грамматика. Например, после четырех лет изучения греческого языка он увеличил свой словарный запас, стал говорить более бегло и делать меньше ошибок. Тем не менее он не в состоянии отличить синтаксически правильно построенное предложение от неправильного. Обычно при изучении очередного языка больше проблем возникает с освоением структуры слов, а не предложений, у Кристофера же все получается наоборот. Ему удается гениально конструировать слова и особенно их написание.
Самым большим недостатком, который, возможно, показывает истинную меру способностей Кристофера, является то, что при использовании большинства известных ему иностранных языков он применяет английскую грамматику. Например, если попросить его перевести на немецкий язык английскую фразу «Who can speak German?», он ответит: «Wer kann sprechen Deutsch?» – тогда как грамматически правильный ответ выглядит несколько иначе: «Wer kann Deutsch sprechen?»
Смит и Тсимпли считают: «Можно смело утверждать, что Кристофер использует английский синтаксис в качестве основы для своих переводов». Другими словами, его переводы получаются слишком дословными. В таких языках, как голландский и немецкий (синтаксис и порядок слов в которых близки английскому), это не создает критических последствий для понимания (и получающиеся фразы не звучат абсурдно). Такой подход напоминает мне услышанную однажды норвежскую поговорку: Hvis en nordman hævder at han snakker syv språk, så er sex av dem norsk («Если норвежец утверждает, что может говорить на семи языках, значит, шесть из них норвежские»).
Не так давно Смит, Тсимпли и их коллеги попробовали обучить Кристофера британскому языку жестов. Результаты этого эксперимента они описали в своей второй книге об этом уникальном человеке. Язык жестов имеет свои интригующие особенности. В отличие от обычного языка, когда мы с вами произносим строгую последовательность звуков, говорящий на языке жестов часто объединяет в одном своем жесте сразу несколько смысловых битов. Из-за этого применение Кристофером дословного метода перевода должно было стать более очевидным. Кроме того, язык жестов требует ловкости рук и повышенной внимательности, что является большой проблемой для человека, имеющего физические ограничения в каждом из этих компонентов.
Успехи Кристофера сравнивались с аналогичными достижениями группы студентов языкового университета, которые хорошо сдали письменный тест по грамматике иностранного языка. Кристофер научился неплохо понимать язык жестов, однако применение лингвистических талантов в этом необычном языке давалось ему нелегко. Он с трудом осваивал грамматические функции, применение которых требовало точного управления руками. Он сумел установить зрительный контакт со своим учителем, но, поскольку ему было несвойственно пристально смотреть в лицо собеседника, он часто пропускал знаки, передаваемые мимикой, которые в языке жестов используются для выражения отрицания или постановки таких вопросов, как «что?» или «где?». В итоге Кристофер в изучении языка жестов показал примерно такие же результаты, как и студенты, вошедшие в контрольную группу.
С самого начала Смит и Тсимпли не ставили своей задачей исследовать гиперполиглотство как отдельное явление, поэтому их в меньшей степени интересовала эта сторона таланта Кристофера. Они являлись сторонниками «модульной» теории, согласно которой язык представляет собой отдельную функцию в головном мозге. Соответственно, главной целью их исследований была проверка того, может ли мозг человека с асимметричными когнитивными способностями (например, как у Кристофера) сохранять в нетронутом виде языковые функции. «Модульная» теория сама по себе интересна тем, что предлагает свое представление о природе мыслительного процесса. При этом заявления о «модульности» стали красной тряпкой для критиков, набросившихся на Смита и Тсимпли после выхода их первой книги о Кристофере. Поэтому развенчивание способностей Кристофера одновременно являлось бы аргументом для опровержения теории «модульности».
Сомнения скептиков в том, что болезнь Кристофера не затронула языковые функции его мозга, основывались на том, что его речевые способности в английском языке имели некоторые ограничения (при этом Смит утверждал, что речевые ошибки, которые допускал Кристофер, не были вызваны нарушениями «языковых способностей» и потому их нельзя рассматривать как аргумент в споре о «модульности»). Другие критики оспаривали утверждение о том, что способность Кристофера к изучению иностранных языков является уникальной. Проведенное в 1970-х годах исследование людей, страдающих аутизмом, показало, что 19 из 119 детей также были одержимы иностранными языками. Про одного из них родители говорили, что он «знает французский, испанский, японский и русский, а также алфавит и произношение арабского, иврита и ряда других языков» (гораздо чаще люди, страдающие аутизмом, бывают увлечены машинами, а не языками).
Другие критики отмечали, что талант Кристофера (не столько лингвистические способности, сколько умение распознавать паттерны[33] и проецирование этого умения на язык, а точнее говоря, на изучение иностранных языков) является скорее случайным. К обычным для аутистов симптомам они относили и наличие у Кристофера прекрасной механической памяти. (По правде говоря, страдающие аутизмом действительно хорошо помнят все, что видели или слышали, но при этом не интерпретируют находящиеся в их памяти факты. Исходя из этого, способность Кристофера осознанно использовать запомненные слова является очень необычной для его болезни.) При этом все признавали его аналитические способности, а также умение пользоваться памятью. Тем не менее факт, что он допускал много речевых ошибок и не мог оторваться от английской модели построения предложений, «указывает на то, что Кристофер является не столько сверхспособным лингвистом [в строгом смысле], сколько увлеченным аккумулятором мелких деталей, имеющих отношение к лингвистике», – писал один из рецензентов книги «Разум уникума».