Испанский вояж - Наталья Сафронова

Кое-что услышав и кое-кого выспросив, серьезная и собранная Марина через некоторое время смогла сообщить мне подробности происшедшего.

Служитель, каждое утро расставляющий лежаки и убирающий около бассейнов, сегодня как обычно спустился вниз, открыл дверь своей подсобки, взял инвентарь и подошел к ближнему из бассейнов, при этом заметив, что на бортике дальнего лежит полотенце и халат, принадлежащие господину, который купался каждое утро и с которым у него произошла неприятная стычка, когда он решил обратить внимание этого гостя на таблички, запрещающие нырять. Тогда гость грубо прервал его, и с тех пор служитель старался с ним не сталкиваться. Вот и сегодня он сначала расставил шезлонги вокруг одного бассейна, а затем, видя, что гость еще плавает, отнес грязные, собранные из-под кустов и лежаков стаканы на кухню и только потом подошел ко второму бассейну посмотреть, что так долго делает там этот гость. А он лежал в воде лицом вниз в той части бассейна, где глубина самая маленькая. Служитель побежал к портье, тот бросился вызывать полицию. Разговаривая по телефону, портье профессиональным взглядом успел узнать жену человека из номера 455, которая шла с полотенцем в сад. Он хотел задержать ее под предлогом каких-то счетов, но она, очень недовольная, заявила, что муж ждет ее купаться. Тут подъехала полиция и взяла все заботы на себя. Остальное мы видели сами.

— Да, вот так утреннее купание, — заключила Марина, когда мы поднялись в номер. — Наверное, он решил, что бассейн поможет ему справиться с похмельем. Должно быть, нырнул не с той стороны, как обычно, и расшиб лоб.

— Ты думаешь? — спросила я.

— Так по крайней мере считают в отеле, — ответила Марина. — Что ты такая перепуганная и бледная, тебе плохо? — встревоженно спросила она меня.

— Знаешь, я думаю, это Алан кокнул его сегодня рано утром, — мысль, глодавшая меня, наконец была сформулирована.

— Ты это серьезно? — изумилась Марина.

— Более чем. Вчера он получил по лицу, а сегодня подловил его около бассейна для объяснений и извинений. Думаю, не получив их, дал Бурбону по лбу. Тот упал в бассейн и все. Поэтому-то Алан так странно говорил со мной и так поспешно уехал.

— Не может быть, чтобы из-за пьяной драки нормальный человек пошел на убийство.

— Ну не из-за драки, а из-за чести. Я же говорила тебе, что у него с этим заморочки. А во-вторых, наверное, не убийство, а драка, приведшая к смерти.

— Значит, ты инкриминируешь ему непредумышленное убийство, — заговорила она языком Сидни Шелдона.

— Мне кажется, что это он, — сказала я и заплакала от жалости к этому толстяку и его жене, сидящей сейчас рядом с ним в морге. От жалости к романтичному юноше, потерявшему веру в жизнь и заменившему ее какими-то химерами, пожравшими его. Мне было жалко его маму в далекой Гааге, которой одиноко ждать сына в старом доме, набитом реликвиями и пыльными книгами по геральдике. Наконец, стало жалко и себя: как жить, когда мужчины, даже лучшие из них, заняты только собой и своими принципами?

Марина что-то спросила меня, я замотала головой и, уткнувшись в подушку, продолжила рыдать. Она вышла из номера, оставив меня одну.

После пережитых волнений и слез настроение у меня было ужасное. Единственное место, которое мне было мило, — это сад. Я спустилась и обнаружила там Марину, корпевшую над картой Севильи и какими-то путеводителями, готовясь не пропустить ничего из нашей предстоящей поездки в этот город, овеянный славой Дон Жуана и парикмахера Фигаро. Я села рядом, чувствуя глухое раздражение против Испании, испанцев, а особенно против этого фигляра Фигаро, который был всего-навсего мораном, то есть крещеным евреем и наверняка не обладал даже сотой долей тех достоинств, которые приписал ему умница Бомарше.

Видя, что Марина закончила, я предложила ей пройтись по саду. Мне хотелось принюхаться к запаху огромных белых цветов, свисавших гирляндами с веток и называвшихся почему-то тещиным языком. Мы вышли на дорожку, и я вдруг грохнулась на каменные плиты, поскользнувшись на раздавленном апельсине. Потирая ушибленную коленку, я понесла Испанию, испанский климат и испанский сервис.

— Твои испанцы ленивые грязнули, развели свинарник, никто ничего не убирает! — выговаривала я Марине, как будто она была директором отеля. — Кругом объедки валяются, под кустами вечно стаканы из бара стоят, окна вообще никто не моет (коленка не проходила), официанты ведут себя, как принцы крови, не дождешься, чтобы тарелки со стола убрали!

— Ну ты это зря, — Марина не могла не защитить любимую Испанию. — Апельсин с дерева упал, стаканы под кусты клиенты прячут, а окна как раз сегодня мыли, именно официантка, я сама видела.

Сдаться так легко я не могла, поэтому возразила:

— Да брось рассказывать! Вон посмотри на окна ресторана. Мы вчера вечером сидели рядом, и я обратила внимание, все жирными пальцами захватаны, пыльные, тусклые.

— Давай поспорим на сто долларов, что я сейчас покажу тебе чистое окно, — Марина, похоже, тоже завелась, так как присказка про сто долларов означала у нее изрядную злость.

Но и я была в боевом настроении.

— Покажи, и если проиграешь, то вымоешь его сама, — с запалом ответила я.

Мы подошли к французским окнам, через которые из сада можно было войти в ресторан.

— Смотри! — Марина победно продемонстрировала мне идеально сияющее стекло.

Молча я перевела взгляд на соседнее, которое было таким же грязным, как вчера, и с максимально возможным сарказмом показала ей на него пальцем. Марина открыла рот, но вдруг огромная штора, закрывающая окно изнутри ресторана, стремительно задвинулась прямо у нас перед носом. От неожиданности мы испуганно отпрянули. Все остальные шторы были по-прежнему раздвинуты, а сквозь прозрачную ткань этой мы разглядели тоненькую фигурку с прямыми плечами и маленькой гордой головкой.

— Это наша официантка Тереза, — констатировала я очевидный факт.

— Что это с ней, она как будто этой шторой дала нам по носу.

— Говорю же тебе, что с сервисом тут неважно, — решила я подвести итог нашему спору, и, как ни странно, задумавшаяся Марина не возразила.

Как насчет того, чтобы во время отпуска встать в 5.30 утра? Нравится? Вот и мы чувствовали то же самое, когда на следующий день наш телефон выполнил роль будильника. Нормальные постояльцы отеля довольно бодро шли спать после ночных гулянок, а мы вяло потащились на завтрак, который был совершенно континентальный — кофе, хлеб, масло, джем. Спустившись в предрассветных сумерках к любимой гостинице русских «Тритон», где была назначена встреча с гидом в связи с многочисленностью тритонцев, мы минут десять гадали, какой из проехавших мимо автобусов окажется нашим. Наконец нас подобрали, и мы с готовностью к впечатлениям принялись таращиться в окна.