Раса хищников - Станислав Лем

Вернусь на секунду к блестящей статье Помяновского. Он верно подметил, что Роман Гертых[283] ведет себя довольно странно — величает себя представителем польских интересов на востоке, особенно в Белоруссии, хотя в то же время его люди в Брюсселе голосуют так, словно получили инструкции из Кремля. Это какая-то политическая шизофрения. Хотя больше шансов на выборах имеет Анджей Леппер[284], о котором Мариуш Урбанек прекрасно написал в последнем номере «Одры», что воображает себе Леппера в белой сермяге, красных шароварах и в цилиндре, купленным за евро.

Мне вдруг вспомнились предвоенные времена, когда во Франции один за другим терпели крах кабинеты министров, но хозяйственно-экономическая машина была в такой степени зависима от того, кто стоял у власти, что продолжала работать без сбоев. И мне в голову пришла шальная мысль, что было бы не худо, если б не было никаких партий, никаких правителей, а осталась только машина польской экономики, тем более что в этой области я наблюдаю неслыханную активность. Конечно, и на солнце бывают пятна; наряду с небольшими фирмами у нас есть и супермаркеты, которые мне представляются огромными насосами, выкачивающими прибыль из страны, — такими, как, например, издательские концерны вроде «Акселя Шпрингера» или «Бертельсманна»[285].

По немецкому телевидению я также посмотрел двухчасовую трансляцию с празднования 9 мая в Москве и думаю, что многие грехи мне за это простятся. Перед почетной трибуной маршировали бесчисленные отряды всех возможных российских военных подразделений, правда, за исключением боевой техники. Никаких ракет и танков, только великолепно вымуштрованная пехота. Я вспомнил свой давний приезд в Москву; это было в мае, как раз перед годовщиной Победы, а может быть, перед юбилеем революции, я жил в гостинице «Пекин» на площади Маяковского и не мог уснуть, потому что на улицах раздавался грохот железа: армия, тогда еще советская, ночи напролет тренировалась, готовясь к параду. Смотреть на такие парады, кажется, — любимое развлечение не только Путина, но и его окружения. Ему также очень нравятся царские мундиры и двуглавый орел, хотя гимн он оставил советский: когда во время недавнего чемпионата мира по легкой атлетике вручали медаль россиянке, выше всех прыгнувшей с шестом, я вновь услышал знакомую мелодию, для которой просто написали новые слова.

Кстати — сейчас сезон отпусков, а, значит, можно немного поговорить на отвлеченные темы, — я помню, как накануне войны наш бегун-марафонец, на которого возлагали большие надежды, прибежал последним, а потом оправдывался, что у него прихватило живот от съеденной котлеты. У поляков часто возникают такие проблемы — в Хельсинках наша бегунья, довольно милая девушка, свалилась в ров с водой, находящийся на беговой дорожке, а пресса жаловалась, что женская эстафета не увенчалась успехом, потому что на финише англичанка перебежала дорогу польке, чего судьи не учли. Правда, чтобы подсластить нам пилюлю, американцы — несомненные победители в эстафете четыре по сто метров — потеряли эстафетную палочку.

Впрочем, я начал с нашей политики на востоке, точнее, скорее отсутствия таковой, и в конце хотел бы к ней вернуться. Как метко заметил Помяновский, наши реакции носят случайный характер. Когда что-то происходит, наши политики просыпаются и что-то бормочут — по делу или нет, однако у нас отсутствует когерентное видение. Может быть, потому, что возникшее двадцать пять лет назад движение «Солидарность» не ставило перед собой далеко идущих планов. Главной его задачей было добиться «социализма с человеческим лицом», но это лицо социализму должны были создать правители. Что произойдет, если коммунизм на самом деле падет и придется самим взять бразды правления в свои руки, никто, по сути, не задумывался. Конечно, были и исключения, но далеко за пределами Польши: Ежи Гедройц[286], еще раньше — Мерошевский[287] в парижской «Культуре»[288]. Но кто сейчас об этом помнит? От Помяновского я узнал, что тридцать три депутата голосовали в сейме против того, чтобы почтить память Гедройца в столетие со дня его рождения. Этот человек заслужил большего признания со стороны поляков.

Удивительное дело — до чего трудно сказать доброе слово о наших политиках! Складывается впечатление, будто польские политические партии жаждут оторвать как можно больше от пресловутой штуки сукна, о которой князь Богуслав Радзивилл говорил Кмицицу на страницах «Потопа»{81}. Рвется это сукно, и кто сильнее его на себя потянет, тот и выиграл. Госпожа Меркель сейчас созвала так называемый теневой кабинет. Кто заседает в нашем теневом кабинете — не знаю, я не настолько смел, чтобы это проверить.

Август 2005

В тени урагана{82}

Когда в Баварии, Швейцарии, Австрии, Чехии и Румынии случились мощные наводнения, я удивлялся, что наша пресса почти обошла эти события своим вниманием. А потом в другом полушарии произошла настоящая катастрофа — урагана «Катрина».

Три штата — Алабама, Луизиана и Миссисипи — страшно от него пострадали. Свыше ста километров побережья Миссисипи выглядит так, словно его пропустили через гигантскую мясорубку. Сначала это сравнивали с последствиями цунами, теперь говорят, что такое сравнение слишком слабое. А самое ужасное то, что один из крупнейших городов этого региона, Новый Орлеан, находится в глубокой низине, намного ниже поверхности Мексиканского залива. И сейчас, хотя «Катрина» отступила на северо-восток, вода, затопившая Новый Орлеан, держится на уровне шести метров, не работает водопровод, нет электричества, а в довершение всего по городу бродят банды мародеров и растет угроза эпидемии.

Я слежу за развитием этой драмы по немецкому телевидению и вижу, как по администрации Буша — с опозданием — начинают наносить первые удары, растет число обвинений в том, что размеры катастрофы, которую вызовет «Катрина», недооценены. Я слышал уже первые голоса сенаторов-демократов, говоривших о халатности и возмутительных упущениях. Вдобавок ко всему президент Буш пять недель сидел на своем ранчо в Техасе и катался там на велосипеде. Теперь, когда его стащили с велосипеда и одели в пиджак и галстук, он произносит речи, из которых мы с удивлением узнаем, что все произошло совершенно неожиданно и никто не мог вообразить себе ничего подобного. Однако, когда наступает сезон ураганов, необходимо помнить, что худшее может быть еще впереди. Да и предшествующие ураганы, которые черпали разрушительную силу из перегретых вод Атлантики, в последнее время становились все более грозными.

Сорванные с якорей прибрежные нефтедобывающие станции плавают по заливу, заблокировано около одной трети американских источников этого горючего, а власти уже задействовали стратегические резервы и призывают население ограничить потребление топлива. Это был удар по американской мощи, при том, что на территориях, особенно сильно пострадавших от урагана, проживает наиболее малообеспеченное население, в большинстве своем — афроамериканцы. А что речь идет о Юге, напомнил нам виднеющийся на одном из снимков флаг Конфедерации с характерным крестом[289].

По предварительным оценкам, материальные потери составляют около ста миллиардов долларов. Американцы пишут, что Новый Орлеан, город с почти полумиллионным населением, практически перестал существовать, и возможность его восстановления ставится под сомнение. А сколько жертв? Сначала говорилось о пятидесяти, потом о восьмидесяти, потом оста, потом о двухстах, а сейчас поговаривают о «числе, не поддающемся точному определению», которое составляет, вероятно, не одну тысячу. Жизненный крах потерпели множество людей. Это сопровождается взрывом проявлений худших инстинктов. Сначала грабили супермаркеты в поисках воды и пищи, потом настал черед других товаров. Призывы губернаторов были тщетны, в полицейских, которые пытались вмешаться, стреляли. Хозяева магазинов поднялись с оружием в руках, чтобы в случае покушения на свое имущество встретить нападающих огнем.

Великий американский молох начинает пробуждаться. На юг тянутся караваны карет «скорой помощи», однако попасть в Новый Орлеан не могут — город отрезан разлившейся водой. Помощь, которая должна была быть организована двумя или тремя неделями раньше, сама оказалась в плачевном состоянии. Вертолеты вытаскивают людей из полузатопленных жилищ, я постоянно читаю разные более или менее героические и страшные истории — однако не в нашей прессе, а в «Геральде». У нас все заняты главным образом юбилеем «Солидарности»[290]. Разумеется, эту дату стоило отметить, но я бы предпочел, чтобы Валенса[291] не спорил — как в ходе дебатов на страницах «Тыгодника» — о том, кто объявил войну верхам. Я бы на его месте опустил на те события занавес исторического молчания — мы ведь помним, что именно Валенса развязал войну.