Капитан «Неуловимого» - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Передав управление лодки вахтенному командиру, я спустился вниз, а вахтенный повёл лодку в надводном положении дальше по курсу. Зенитчики внимательно бдели: финны наверняка предупредили своих и немцев, а те не упустят возможности уничтожить свою бывшую лодку. На поверхности мы будем недолго, сейчас шла спешная зарядка аккумуляторов, и как только электрики сообщат, что они заряжены, мы сразу уйдём под воду. Вопрос лишь в том, что произойдёт раньше: аккумуляторы зарядятся или появится немецкая авиация.
Я быстро написал сообщение в штаб флота, описав первые победы с названиями кораблей противника – мелочь, а приятно. Также сообщил о действиях комиссара и одного из матросов, на основании которых я их арестовал, пользуясь своими полномочиями. Антенну уже подняли, и радист, зашифровав сообщение, стал его отбивать, а чуть позже подтвердил, что оно получено.
Аккумуляторы зарядились, и вскоре мы ушли под воду, на шестьдесят метров. И вовремя: появились три десятка бомбардировщиков. Курс мы не меняли, как шли к Швеции, так и идём; пройдём между Швецией и островом Готланд и направимся к берегам Польши. Пока противник не знает, куда мы идём, а чуть позже мы сменим курс.
Как только лодка ушла на глубину и дальше пошла на малом ходу, я взял микрофон и, включив громкую связь по всем отсекам, сказал:
– Товарищи командиры и краснофлотцы, я рад поздравить вас с нашей первой победой. Два боевых корабля противника отправлены на дно. Я благодарю всех вас за высокую выучку, и особенно старшего лейтенанта Малькова: ведь это его заслуга в том, что вы стали командой. Я надеюсь, что первый бой сплотит нас ещё больше. Бой прошёл просто замечательно, у финнов не было никаких шансов, и дело тут не в самой лодке, пусть она немецкая и трофейная (наши даже лучше), дело в вас, в отличной команде.
Я знаю, уже разошлась информация о расстреле противника в шлюпках, что по международному праву считается преступлением, однако это был мой приказ, и отвечать за него буду я. Осназ не берёт пленных. Как-то в Белоруссии одна из групп взяла шесть сотен пленных немцев, пятнадцать бойцов осназа против шести сотен. Взяли их сонными. Допросили офицеров, а от остальных решено было избавиться.
Мне вручили нож и указали на строй немцев, показав, как работать. Ударом стопы ноги бьёшь под колено, немец падает на колени, и круговым движением вскрываешь ему глотку. После первой сотни у меня затупился нож, после четырёх сотен рука устала настолько, что нож держать я уже не мог. Тогда я впервые понял, что значит не брать врагов в плен, и тогда бойцы террор-групп приняли меня как своего. Потому что я смог.
Мы подводники, мы тоже не берём в плен, это особенности нашей службы. Отпустить противника я не мог: это не гражданские моряки, а военные, они снова встанут в строй и будут воевать против нас. Команда канлодки уже имеет одну победу над советским сторожевым катером, на них кровь наших парней. Я не оправдываю себя, но нужно решить: или против вас враг, который, не задумываясь, убьёт вас, ваших родных и других граждан, или ваш друг, с которым нужно брататься. Помните: русские для финнов враги – навсегда.
Однако в нашей команде всё же оказались те, кто считает финнов друзьями, те, кто отказался выполнять мой приказ либо решил помешать его выполнению. Я огорчён. Их ждёт трибунал. А нас ожидает выполнение основного задания. Всем отдыхать, кроме дежурной вахты. На этом всё. Капитан-лейтенант Мальцев.
Повесив микрофон на место, я поинтересовался у старшего лейтенанта Малькова:
– Как там арестованные?
– Комиссар у себя, а матроса я отправил в жилой отсек, он помощник кока.
– А вот это неправильно. Они арестованные. Обоих отправить в носовой торпедный отсек, приставить часового, менять его каждые четыре часа.
– Есть, – козырнул он и отдал соответствующие распоряжения. Потом всё же не удержался и уточнил у меня: – А не слишком, товарищ капитан-лейтенант?
Мальков был старше Мальцева на пять лет, ему двадцать шесть, но я, с моим немалым опытом жизни, считал себя старше, да и Мальков это чувствовал.
Я постарался объяснить ему со всей серьёзностью:
– Старпом, ты пойми, это был бунт. Мы на боевом корабле, любое промедление может обернуться катастрофой, а у меня на борту два ненадёжных члена команды, положиться на которых я уже не могу. В перспективе это может привести к срыву боевого здания. Вокруг не сказка, а война. По правилам бойцов террор-групп я должен просто уничтожить этих паршивых овец и отправить их трупы за борт. Но если я так поступлю, меня не поймут по возвращении.
Да, мы не бойцы осназа, но методики и инструкции у них правильные, и чтобы выжить и выполнить задание, стоит им следовать. Так что арестованные будут с нами до конца, пока мы не вернёмся к нашим. Это окончательное решение. Сейчас отдыхай, твоя смена через два часа. А я начну писать рапорты да списки для награждения, благо есть на кого.
Старпом проверил обстановку на борту – оба торпедных аппарата уже были снова заряжены, арестованных устроили, как было приказано, – и отправился отдыхать. А я занялся писаниной. С рапортами разобрался быстро, за полчаса, и принялся за списки для награждения.
И вот когда я уже закончил и убрал всё в сейф, раздался стук в дверь, и вошёл наш врач, старший военфельдшер Авдеев, по совместительству особист.
– Командир, ты понимаешь, что я должен доложить о случившемся?
– Понимаю.
– Тогда ты должен понимать, что ты расстрелял пленных, а это делает тебя военным преступником.
– Хм, интересный вывод. Мичман, напомни, когда мы взяли финнов в плен? Лично я такого не припомню.
– Они были потерпевшими крушение…
– Знаешь, я не понимаю вот эти двойные стандарты. Они были ВОЕННЫМИ. Как вы это не поймёте? Гражданских и мирное население я сам не трону, ещё и по рукам надаю, но военные несут все тяготы службы и войны. Пока они не успели поднять руки, нужно уничтожить их как можно больше. Они нас глубинными бомбами забрасывали в ярой надежде потопить и уничтожить, а когда ситуация изменилась и мы победили, вы с ними чуть ли не в засос целоваться желаете. У меня вопрос встаёт: а за кого воюете? Я уж начинаю сомневаться, что за нашу Родину.
Я лично воюю за Советский Союз, за наших людей, а в вас я не уверен. Что касается расстрела… Финны не сдавались, и они не были безоружными: у трёх их офицеров были пистолеты, хотя они и не тянулись к
