Собиратель реликвий - Кристофер Тэйлор Бакли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отношения между Саксонией и Бранденбургом стали такими напряженными, что публикация любого из памфлетов привела бы к войне. Ставки были высоки.
У Спалатина созрел план успокоения уязвленной гордости Альбрехта. Альбрехт великодушно «одолжит» плащаницу Фридриху, якобы для публичного показа в Виттенбергской галерее. Разумеется, никакого показа не будет, потому что внезапный пожар уничтожит плащаницу. Она сгорит дотла и навсегда исчезнет. В качестве компенсации Фридрих пожертвует пятьсот пятьдесят дукатов Майнцскому дому призрения.
Переговоры об освобождении Дисмаса подходили к концу, но Альбрехт неожиданно выдвинул еще одно условие. Он потребовал личной встречи с Фридрихом на нейтральной территории. Чего ради? На вопрос Спалатина Альбрехт ответил, что желает посмотреть Фридриху в глаза, дабы окончательно убедиться в его непричастности к затее с плащаницей. И Спалатин, и Фридрих сомневались в искренности подобного заявления, но Альбрехт оставался непоколебим: если встреча не состоится, Дисмаса не выпустят на свободу.
Встречу организовали в Вюрцбурге.
Скрыть перемещения двух имперских князей — примаса Германии и правителя Саксонии — представлялось делом затруднительным, а то и вовсе невозможным, учитывая размеры их свит. По официальной версии, вюрцбургская конференция созывалась для поиска решений по урегулированию ситуации с Лютером.
— Вы уверены, что это Дюрер? — спросил Фридрих.
— Почти не сомневаюсь. Я случайно встретил этих шельмецов в нюрнбергской таверне. Сидели пьяные, как новобранцы, и строили башенки из дукатов. — Он улыбнулся. — Истинное воплощение плутовства.
— И Дюрер подписался Кранахом? Но зачем?
— Одно слово — художник, — пожал плечами Спалатин.
— Как ему это удалось?
— Нет ничего проще. Молоко, сок лимона, луковица… Можно использовать и телесные выделения. Например, мочу или… — Он кашлянул и умолк.
— Да продолжайте же, Георг!
— Изверженное семя.
— Надеюсь, обошлось без этого, — поморщился Фридрих. — На плащанице?! Упаси господи!
— Ко мне сегодня заходил мастер Кранах. Голова до сих пор гудит от его причитаний, — с невольной улыбкой заметил Спалатин. — Он вне себя.
— Он что-то прознал?
— Нет. Альбрехт заказал ему роспись алтаря в Кобленцском соборе. Вчера Кранаха известили, что заказ отменяется. Без объяснения причин. Он собрался подавать иск о нарушении договорных обязательств. Я отсоветовал.
Фридрих захохотал, да так, что его грузное тело вздрагивало, будто дом в землетрясение.
Спалатин тоже рассмеялся.
— Да, все это уморительно. Вдобавок праведное возмущение позволяет исключить его из числа подозреваемых. Если бы он был замешан в афере, то не фыркал бы, словно бешеный бык, и не грозил бы судом.
Фридрих отер слезы со щек.
— Надо бы побеседовать с мастером Дюрером.
— Да, хорошо бы.
Немного поразмыслив, Фридрих сказал:
— Нюрнберг — свободный имперский город и находится за пределами нашей юрисдикции. — Он посмотрел на Спалатина. — Значит, настоять на приезде Дюрера в Виттенберг мы не сможем.
— Верно, — улыбнулся Спалатин. — Однако же отклонить ваше приглашение будет невежливо.
— Будь я на его месте, то никуда бы не поехал.
— С вашего позволения, я все устрою в лучшем виде, — ответил Спалатин.
Дюрер добавлял последние штрихи к портрету Якоба Фуггера. В мастерскую вошла Агнесса и объявила, что прибыли трое господ. Они представились императорскими посланниками.
Дюрер терпеть не мог, когда его отрывали от работы, однако для императорских посланников следовало сделать исключение еще и потому, что император Максимилиан задолжал за два семейных портрета. Возможно, эти господа привезли требуемую сумму.
— Пошевеливайся, женушка, — велел он, вытирая руки проскипидаренной ветошью. — Проводи их сюда. И подай что-нибудь. Пива. Того, что получше.
— Видала я императорских посланников и почище, — ворчливо заметила фрау Дюрер и удалилась.
Дверь распахнулась. В мастерскую вошли три господина. Дюрер окинул их взглядом и мысленно согласился с Агнессой. Вид у троицы был совершенно непрезентабельный: ни плюмажей, ни шелков, ни медальонов. Вдобавок все трое были небриты и давно не мылись.
У Дюрера имелся богатый опыт общения со знатью и со слугами вельмож. Эти типы больше походили на тех, кто ошивается на пристани и у городских ворот. По ночам.
Один заговорил вежливо и почтительно. Его черты были смутно знакомыми, хотя Дюрер и не мог припомнить откуда. У портретистов хорошая память на лица. Где он его видел?
— Его императорское высочество император приказали нам доставить вас к нему. Без промедления.
«Неужели меня приглашают к смертному одру императора?» — с надеждой подумал Дюрер и осторожно осведомился:
— А как его императорское высочество себя чувствуют?
— Его высочество хворают. И поэтому желают вашего присутствия. Время не ждет.
— Я опечален этим известием, — сказал Дюрер.
Нет, что-то было не так.
— А позвольте узнать, есть ли у вас письменное предписание его высочества?
— Нет.
«Да уж, эти не церемонятся», — подумал Дюрер и расправил плечи, собираясь с духом.
— При всем моем уважении к их императорскому высочеству вы не можете не согласиться, что это в немалой степени странно. Меня неоднократно приглашали ко двору, и всякий раз имелся какой-то документ.
Предводитель тройки — где же Дюрер его видел? — пожал плечами:
— Что ж, ваша честь, наверняка именно так оно и бывает. И тем не менее нас к вам отправили и наказали поспешать. Так что собирайте-ка вещички — и в дорогу. Договорились?
В мастерскую вошла фрау Дюрер с подносом, уставленным пивными кружками и плошками с прогорклыми сластями.
— В чем дело? — Она водрузила поднос на стол и с явным неодобрением уставилась на непрошеных гостей. — Вы привезли должок?
— Спасибо, Агнесса, — оборвал ее Дюрер. — Ступай.
— Я просто говорю, что…
— Я отправляюсь с этими господами ко двору. Меня призывают. Император.
— Да неужели?! Неужто император хочет с тобой лично расплатиться?
— Агнесса!
— Вольно же тебе таскаться ко двору! А я, значит, должна сидеть дома и разбираться с кредиторами? Полагаю, излишним будет спрашивать, не призывают ли и меня ко двору.
— К сожалению, фрау Дюрер, призывают только мастера Дюрера. Срочно.
— Ага, — фыркнула Агнесса, — срочно. У императоров, кардиналов, курфюрстов всяких вечно все срочно. А как доходит до расчета, то уже не срочно, а в надлежащий срок. А я вам скажу, что
