Полюбить Ареса (СИ) - Дженкинз Елена

— Никогда больше… никогда не смей, поняла? — сглатывая ужас, выдавил он слова, немея от холодного шока, что вот эта девочка только что спасла ему жизнь. Она — а не он ее.

От осознания, чего именно они избежали, стыла кровь. От одной мысли, что Павел мог забрать ее и причинить много боли, сворачивались в узел внутренности. А так бы и случилось: Ареса застрелили бы, а ее увезли, раненую — не примени Саша свое заклинание против Тьмы и не свали Стаса на землю.

Один из охранников тоже был ранен, но второй уже вызвал «скорую». Они сработали отлично, не зря их Тимошка советовал. Стас разорвал на себе майку, чтобы сделать жгут на девичье плечо и остановить кровотечение. Он знал, что Василиск и его двое людей лежат без дыхания, но оставаться на улице было небезопасно. А еще он чувствовал, что в произошедшем только его вина. Его и Марии Данберг.

Сука все-таки связалась с Василиском вчера… Но каковы были шансы у этого отморозка сбежать из-под надзора? Узнать точный адрес… увидеть в этом месте Прохорову? Обстоятельства сошлись в одно, как ночной кошмар. Рок. Фатальность… Стас ведь только вчера думал о том, что они с Сашей несовместимы. И вот пожалуйста. На следующий же день он привнес в жизнь своей спасительницы бессмысленную ненависть Марии и этим едва не угробил.

— Светлая моя, Саша… — не переставал он повторять, умирая внутри от душащего сожаления и ощущения ее крови на своих ладонях, пока наконец ни услышал вой сирен.

Ночью Стасу разрешили свидание с отцом.

Юрий Архипов выглядел таким же уверенным в себе, как и в дни своих побед, доказывая, что не деньги делают человека, а человек — деньги. За спиной у отца «стояла» международная общественность; счета, неизвестные властям, все еще хранили большие суммы, и прессовать старшего Архипова никто не собирался. Слишком многие ему обязаны, слишком многие с ним повязаны. Он не работорговец Василевский. Он пример мировой скорби. Нежно засадить его в элитную тюрьму на пару лет — это единственное, что власти могли себе позволить.

— Не ожидал тебя увидеть, сын. — Голос учтивый, хоть и усталый.

— Меня еще полгода назад из тюрьмы забрали. Думал, ты знаешь. Прохоров, Валентин Геннадьевич. Он оказал услугу мне, а я хочу ответить тем же. Мне нужны данные на Ираклия Василевского, твоего дорогого товарища… Павла убили три часа назад, так что Ираклий, наверное, уже на пути к своему частному самолету.

— Паша мертв? Жаль. Цепкий был мальчик.

Стас сжал пальцы в кулаки и согласился:

— Еще какой цепкий.

Старший Архипов был пожилой, худощавой копией сына. Он пристально смотрел на Стаса больше минуты, прежде чем сказать:

— Сестра твоя, Лиза, связывалась с матерью осенью, говорила, что ты дочку дипломата охраняешь.

— Лиза? А она откуда узнала? Я же ей не звонил.

— Ты и матери ни разу не позвонил, — осуждающе сказал отец. — Так что я, признаться, думал, наврали. Кто же тебя к своей дочери подпустит. Решил, тебя в подвале держат на сухом пайке, а мне сказки в уши льют… Так ты ради девчонки Валентина Геннадьича сюда пришел? — Отец был искренне удивлен. — Скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что моему сыну хоть до кого-то будет в этой жизни дело, я бы в лицо рассмеялся.

— Я тоже, да. Потом посмеемся обязательно. А сейчас все серьезно, — нетерпеливо гнул линию Стас. — Если Ираклий успеет уехать из страны, он найдет, как вернуть долг Прохоровым… Отец. Я прошу у тебя об одолжении, первый раз в жизни прошу. Ты ведь можешь утопить его прямо сейчас. Он же исчезнет с концами не сегодня, так завтра.

Отец как-то странно, задумчиво усмехнулся, глядя в стол, будто сводки в мыслях подбивал, просчитывал нюансы.

— Да-а… Вот оно все как оборачивается. Меня предали, теперь моя очередь пришла. Некрасиво немного получается, но раз такие пироги… Хорошо, я дам добро прямо сейчас, — уступил отец.

Стас облегченно выдохнул, даже руки ослабели от свалившегося груза.

— Слушай, еще такое дело… было бы неплохо, чтобы мою судимость затерли. Тогда я смогу спокойной уехать за границу при случае.

Отец оскорбленно наморщил лоб и почесал бровь.

— Этим я и так собирался заняться, мог бы не переживать. Это мой тебе долг за то, что не пошел против меня когда-то.

Непривычное чувство — получать заслуженную награду и не считать себя самозванцем. Даже в ФСБ Стасу всегда было не по себе от почестей. Вроде и понимал, что заработал, а по нутру будто танком едут. Но сейчас все казалось правильным.

— Да ладно, ты мне ничего не должен…

— Тогда назови это новогодним подарком от Деда Мороза. Когда-то мы с матерью дарили тебе круизные путевки и крутые машины, а теперь вот — отсутствие судимости… Но ты меня, конечно, удивил. Порадовал своего немощного старика. Думал, сломаешься.

Немощному старику было пятьдесят четыре, и выглядел он, как престарелый Хан Соло — в такой же отличной форме. Но самоирония у них в семье — это вроде фирменного знака.

— Спасибо. Сыну всегда приятно слышать, что в него верят.

Отец засмеялся, а Стас почувствовал, как в душе исчез очередной демон. Их оставалось все меньше.

Пуля разорвала мягкие ткани и не задела кость в плече. На ключице, в самом изгибе между шеей и плечом — царапина, сорвало немного мяса. Везение высшего уровня, настоящее чудо. Поэтому отмечать праздник Саня отправилась на дачу, как и планировалось, отказавшись от госпитализации. Ну кто хочет встретить Новый год в больнице? Ребра ныли от остановленной бронежилетом пули, но обошлось кровоподтеками.

Стас с ней не разговаривал, только хмурился. Он был бледный и суровый и не смотрел ей в глаза.

Из больницы он забрал ее час назад, до Нового года оставались считанные часы.

Вчера отчим с мамой приехали сразу, как только им позвонили с новостями: Саша жива, Паша мертв. Валентин Геннадьевич тут же умчался по делам, потому что Ираклия теперь в стране ничего не держало, он мог исчезнуть в любой момент. С отчимом уехал и Арес: оказалось, ему разрешили свидание с отцом. О чем эти двое говорили, Саня пока не знала, но этот день, 31 декабря, стал началом конца для Василевского-старшего.

Юрий Архипов еще до рассвета «по доброте душевной» отдал отчиму сведения о своем криминальном друге. Ираклия задержали в девять утра, когда он садился в свой частный самолет. В полдень новости о крахе Василевского появились в Сети. После обеда пошла предсказуемая волна доносов, сообщники пытались отмыться от любых связей с питерским авторитетом; четверых влиятельных чиновников арестовали к ужину. Все произошло так молниеносно, что многие до сих пор не осознали, что это конец.

Саня подозревала, что Ираклий не доживет до суда, но она не могла ничего изменить. Когда у человека хранится столько чужого грязного белья, то это налагает определенные риски.

Сейчас она чувствовала себя изможденной и старалась не вспоминать искаженное ужасом лицо Паши, когда он разрядил в нее обойму. Он не хотел в нее стрелять, конечно. Надеялся избавиться от охраны, но не смог вовремя сориентироваться в темноте, сдали нервы. Саня не желала для него такого конца. Если бы он только остался в Питере, получил срок… Но Паша не умел делать вещи наполовину, ему нужно было все и сразу.

Арес свернул в Николину Гору и снова поинтересовался, как ее самочувствие.

— Отлично, — соврала она.

За ними следовала машина с охранниками, в которых больше не было необходимости: после Нового года они сдадут пост и вернутся в службу безопасности Большого Босса.

Хмурый Арес так и не рассказал подробности беседы с отцом, и Саня решилась спросить сама.

— Так и рассказывать особо нечего, — пожал он плечами, следя за дорогой. — Мы с ним несколько лет не общались, но напряжения между нами не было. Мой отец — довольно любезный человек, когда торгуется.

Стас пощелкал по кнопке радио, меняя волну, и добавил:

— Но кое-что меня насторожило… Он держал компромат на Ираклия под рукой, хоть сразу отдавать и не собирался. Думаю, планировал выждать, чтобы Василевский уехал из страны, а потом пустил бы в ход. Зачем?