Александр Васильевич Колчак: «Нет ничего выше Родины и служения Ей» - Галина Майорова

Поезд в Иркутск прибыл с опозданием. В последнее время это случалось довольно часто: железная дорога не справлялась с объемом грузовых и пассажирских перевозок. И встречались Александру Васильевичу на вокзалах целые семьи – и взрослые, и дети – с корзинами, сундуками, узлами и чемоданами, часами ожидавшие пассажирского или грузопассажирского поезда. А на пристанционных площадках огромными штабелями высились мешки с зерном и мукой, ящики и бочки с маслом…

Дело было в том, что при проектировании Транссибирской магистрали, учитывая «доводы» влиятельных лиц о бесперспективности Зауралья, заведомо уменьшали эти объемы. А сегодня приходилось срочно расширять паровозные депо, грузовые дворы и склады, строить новые вокзалы и жилые дома для рабочих, открывать новые разъезды, укладывать дополнительные пути на станциях.

Время уже близилось к полудню, и солнце грело все теплее и разгоралось все ярче, когда Колчак с Матисеном оказались на Иркутском вокзале. Небо было без единого облачка и такой глубокой синевы, какая бывает в Сибири только в конце зимы или ранней весной. Зима нынче, видимо, была необычайно снежной, снега намело много. Он так и стоял, возвышаясь сугробами около привокзальной площади, кое-где на солнцепеке начиная уже подтаивать и чернеть…

Понтонный мост через Ангару был еще разобран, но в городе действовала зимняя переправа, и добраться до противоположного берега не составляло никакого труда. «Временные» извозчики, т. е. не имеющие постоянного места на извозчичьей бирже, обычно прибывали к приходу поезда точно по расписанию и терпеливо ожидали опаздывающих у здания вокзала. Затем, заботливо усадив пассажира в элегантный экипаж или сани с меховой полостью, осторожно спускались с Кайской горы и, миновав железнодорожный переезд, выезжали на берег Ангары.

И Александр Васильевич сразу же понял, что переправа – это не что иное, как проложенная прямо по льду Ангары и хорошо укатанная широкая колея. А вот с обеих сторон ее застывшая поверхность реки напоминала вспаханное гигантским плугом поле. Буквально у берега начиналась целая гряда дыбом вставших льдин, беспорядочно нагроможденных одна на другую. И чем дальше, тем они становились и выше, и острее, и круче.

Это была совсем другая Ангара, чем три месяца назад, в ноябре прошлого года. Но именно эту Ангару всегда видел Александр Васильевич, когда вспоминал Иркутск. Замерзшая река, вся залитая косыми лучами яркого солнца; огромные льдины, вспыхивающие разноцветными огнями – красные, синие, фиолетовые – словно внутри кто-то зажигал таинственные яркие лампочки… Уже тогда Ангара манила к себе, притягивала, как бы уже заранее определяя свою роль в судьбе будущего адмирала.

На правый берег выехали недалеко от Троицкой церкви, а дальше – все было так знакомо и так будоражило память…

Как и в первый приезд, времени в Иркутске у офицеров было очень мало, а сделать нужно было невероятно много. Кроме того, и задачи на этот раз перед ними стояли разные. Фёдору Андреевичу, выполняя поручение Академии наук, нужно было как можно быстрее оказаться в бухте Тикси на шхуне «Заря», Колчаку же предстояло продолжить подготовку к новой полярной экспедиции. Зная по петербургскому опыту, сколько это потребует времени и сил, он на этот раз не смог воспользоваться приглашением Матисена вновь остановиться у Бессоновых. Поэтому, передав всем родным Фёдора Андреевича искреннейшие пожелания и пообещав в ближайшие дни непременно навестить их, Колчак попросил извозчика подвести его к одной из городских гостиниц (скорее всего, к «Метрополю») и простился с Матисеном, договорившись на завтра о встрече во ВСОИРГО.

Еще во время своего первого посещения Иркутска, почти три месяца тому назад, Александр Васильевич уже знал, что ни одна из многочисленных экспедиций, пути которых проходили через Иркутск или которые снаряжались в самом городе, не могли обойтись без помощи или покровительства ВСОИРГО. Об этом рассказывал и Николай Николаевич, это же чувствовалось и в беседах с членами этого общества во время памятного ужина в семействе Бессоновых. Но молодые люди тогда так стремились в Петербург, что не нашлось у них времени, чтобы заглянуть в музей этого общества.

Сегодня Колчак решил это исправить. Устроившись в гостинице и хорошо отдохнув с дороги, при этом имея еще до встречи с Матисеном достаточно свободного времени, он решил пешком отправиться вдоль Большой улицы к Набережной Ангары.

Улица, как и в прошлый раз, была необычайно оживленной: звонко цокали лошади, покрикивали извозчики, скрипели полозья саней, по тротуарам спешили прохожие. С интересом наблюдая за этой жизнью, Александр Васильевич как бы мимоходом обращал внимание и на то, что нет на центральной улице ни одного дерева, зато много высоких столбов с электрическими и телеграфными проводами. И еще: почему-то часть улицы была замощена крупным булыжником, а часть – превращена в деревянную торцевую мостовую.

И все-таки улица была живописна. Такой ее делали яркие, многочисленные торговые вывески и удивительные лепные украшения на зданиях магазинов, ресторанов, гостиниц. Это были барельефы, гирлянды, маски, картуши, медальоны, и особенно броско ими оформлялись окна и двери…

От Троицкой улицы, хорошо запомнившейся Александру Васильевичу еще с осени прошлого года благодаря «экскурсии» Н. Н. Бессонова, начинался незнакомый участок Большой улицы, выходивший к Ангаре и известный в Иркутске стоявшими на ее берегу такими архитектурными «шедеврами», как Мавританский замок и Дворец губернатора (ныне Белый дом).

Предполагая, что в Мавританском замке (здесь располагалось ВСОИРГО) он пробудет довольно долго, Колчак решил взглянуть вначале на губернаторский дворец. И хотя молодой офицер никогда не был «знатоком» архитектуры, он сразу же узнал знакомый петербургский стиль – скорее всего, классический. Рустованный цоколь первого этажа (при помощи штукатурки имитация кладки камнем одинаковых размеров), центральный фасад, украшенный портиком из шести колонн коринфского ордера, аркадные окна и необычайная во всем мягкость и гармоничность.

О том, что этот особняк был построен для богатого иркутского купца К. М. Сибирякова в 1800–1804 гг. известным петербургским архитектором итальянцем Джакомо Кваренги, в Иркутске спорят до сих пор, иногда соглашаясь с тем, что это мог быть и один из его учеников (к сожалению, более точных сведений у иркутян пока нет).

Величественное трехэтажное здание окружала массивная каменная ограда с кружевными чугунными вставками. Рисунок решетки был выполнен столичными архитекторами В. Стасовым и Л. Руско.

Губернаторским этот дворец становится в 1837 г., после того как был взят в казну за долги у потомков К. М. Сибирякова. «Белым домом» стал называться после событий декабря 1917 г., когда в Иркутске шла борьба за установление советской власти. Одним из ее центров оказался губернаторский дворец (тогда он был окрашен в белый цвет), где к тому времени располагался – Центральный исполнительный комитет Советов Сибири (Центросибирь).

Сегодня Белом доме – научная библиотека Иркутского государственного университета, открытого Временным Сибирским правительством в октябре 1918 г., и одного из тех высших учебных заведений, судьбой которых занимался Верховный правитель России А. В. Колчак.

Здесь же, в библиотеке университета, в 1920 г. некоторое время работала каталогизатором А. В. Тимирёва (сегодня адрес библиотеки – Бульвар Гагарина, 27).

Здание ВСОИРГО оказалось не похожим ни на одно из тех, что Колчак уже видел в Иркутске. Таинственность узких окон, оригинальный рисунок балконных решеток, медальоны (арабески) с арабской вязью, угловые башенки и зубчатые стены – все это как-то вдруг взволновало и сразу же напомнило то ли рыцарское средневековье, то ли сказочный Восток. Слева стояло еще одно здание – изящный двухэтажный флигель, а все вместе было обнесено затейливой оградой с кружевными воротами. Широкой эффектной полосой по всему зданию проходил зубчатой кладки фриз – бежевый на краснокирпичном фоне стены. И на этом фризе в специально выделенных прямоугольниках помещены фамилии. Так вот как выглядит этот знаменитый сибирский пантеон великих деятелей российской науки…

Александр Васильевич, не торопясь, обошел все здание и насчитал 24 прямоугольника. Шесть из них были пустыми, а на 18 начертаны фамилии, многие из которых принадлежали широко известным ученым, исследователям, путешественникам. Ну, например, «научная группа» знаменитой на весь мир Великой Камчатской экспедиции (ВКЭ): Беринг, Миллер, Георги и их помощники – Стеллер, Крашенинников. Трудами этих ученых экспедиция превратилась в настоящее научное и даже политическое предприятие, ознаменовавшее целую эпоху в изучении Сибири. Она была открыта заново, и прежде всего ее история и природа.