«Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине - Арнольд Гессен

В Петергофе от Большого дворца после войны остался лишь обгоревший остов. Перед реставраторами стояла задача – не консервировать руины, как это сделали, например, афиняне с Акрополем, а воссоздать дворец в том виде, в каком он был в пору осуществления замысла самого зодчего. На основе изучения всех собранных материалов и документов нужно было убрать все позднейшие архитектурные наслоения. Нужно было проникнуться замыслами его создателя и видеть ансамбль в целом – торжественный апофеоз победам России в ее двадцатилетней Северной войне и борьбе за выход к морю.

Между тем все было в развалинах… Заново нарисовать линии кровли и фронтонов помогли сохранившиеся чертежи, снимки и зарисовки, но восстановить растреллиевские купола над угловой дворцовой церковью было исключительно сложно и трудно. Малейшее отклонение в рисунке их форм могло нарушить изящество силуэтов.

Помог случай. В руинах и обломках обнаружили исковерканный каркас луковки, завершавшей один из куполов. Это была ценная находка: исходный масштаб и форма. Реставратор В. Савков начал лепить одну модель за другой. Изучая снимки и зарисовки, он постепенно приближался к первоначальной, растреллиевской, форме купола. Наконец был готов макет купола. Подняли его на высоту. Сфотографировали с той точки, с какой снято было лежавшее перед реставратором фото, чуть-чуть подправили образующие линии, и стало ясно: растреллиевская форма купола найдена!

Но одно дело восстановить детали по сохранившимся, хотя и очень пострадавшим образцам, другое – воссоздать утраченную лепку, орнаменты балконных решеток, золотой декор куполов. Здесь помогают сохранившиеся изобразительные материалы, обмеры и так называемый, метод аналогии, когда детали восстанавливаются сопоставлением с фрагментами других сооружений того же зодчего.

Очень трудно бывает, когда нужно воссоздать декоративные материалы прошлых эпох или уникальную роспись. Так, к примеру, при восстановлении дворца Монплезир, первой постройки петергофского ансамбля, понадобилось стекло, уже изменившее от времени свою прозрачность. Реставраторы обратилась в лабораторию стекла Ленинградского технологического института. Опытному мастеру-специалисту предложили забыть на время всю современную технику и вернуться к петровской поре. И он изготовил стекло по данному ему образцу, «состарив» его путем особой обработки. Когда сопоставили осколок стекла петровского времени, найденный в руинах Монплезира, со стеклом, изготовленным мастером, оказалось, что оба образца неразличимы!

Подобная история произошла и с «лаковой каморой» Монплезира. Все украшавшие ее филенки с лаковой живописью «на китайский манер» погибли. В развалинах бывшего гитлеровского дота нашли несколько кусков полуобгоревших филенок. По этим единственно сохранившимся обломкам нужно было воссоздать всю «лаковую камору». Существовало мнение, что украшали ее китайские живописцы, но по ажурной технике письма роспись на найденной филенке напоминала палехские миниатюры. В Монплезир пригласили известного палехского художника А. Котухина. Тот посмотрел и сказал:

– Да ведь эта наша, русская работа!

Обнаруженная на обороте филенки надпись подтвердила его мнение: двести пятьдесят лет назад русские мастера создавали произведения искусства по привезенным из Китая образцам.

Палешане под руководством своего старейшего мастера Н. Зиновьева восстановили все филенки «лаковой каморы», украсив ее, как говорили в старину, живописью «на китайский манер». Писали они на специально обработанной фанере, материалы взяли другие, современные, но созданные ими росписи по общему своему характеру, стилю полностью отвечают заданию. Сейчас лаковый кабинет уже полностью восстановлен.

Такой же сложный путь прошли реставраторы и при восстановлении печей Монплезира, облицованных старыми голландскими изразцами: производство их на основании уцелевших фрагментов освоил мастер-керамист А. Богатов…

Так шаг за шагом реставраторы восстанавливают, казалось бы, погибшие произведения искусства.

Автор этих заметок впервые побывал в «камероновых комнатах» Екатерининского дворца более полувека назад и с тех пор не раз любовался их красотой. И если в человеческой жизни «мечтам и годам нет возврата», то здесь, в этих залах, чувствуешь, что искусство вечно и творения его не умирают. Здесь, в этом на первый взгляд хаотическом беспорядке восстановительных работ, среди собираемых фрагментов лепки и орнаментов восстанавливаемой росписи заново живет дух творчества ушедших веков. Руками, умением самоотверженных, влюбленных в свое искусство мастеров возрождается к жизни бессмертная русская красота.

Библиотека Пушкина[34]

Хранили многие страницыОтметку резкую ногтей…

Рассказывая о работе Пушкина над «Современником», необходимо ознакомить читателя и с библиотекой поэта.

Книги были его друзьями, он никогда не расставался с ними, в кармане у него всегда была книга, когда он выходил из дому.

В библиотеке Пушкина было много печатных и старинных рукописных книг по истории Петра, широко представлена была литература по «Слову о полку Игореве». Все те книги, о которых Пушкин дал свои отзывы в «Современнике», имелись в библиотеке поэта.

При своих обычно стесненных материальных обстоятельствах Пушкин на покупку книг тратил много денег. С середины июня до середины июля 1836 года, например, Пушкин истратил на книги: 16 июня 58 руб., 18 июня 199 руб., 20 июня 5 руб. и затем в другом магазине 68 руб., 23 июня 40 руб., 25 июня 19 руб., 2 июля 316 руб. 75 коп., 7 июля 16 руб., 8 июля 9 руб., 17 июля 27 руб., 18 июля 198 руб. и т. д.

Ознакомиться с книгами библиотеки Пушкина – значит ознакомиться с мыслями, интересами и настроениями великого поэта, с его «друзьями».

Книги Пушкин любил с детства. По словам его младшего брата Льва, он уже в ранние годы тайком забирался в кабинет отца и проводил там ночи напролет за чтением книг. Без разбора мальчик «пожирал» все, что попадалось ему под руку.

Отец Пушкина рассказывал, что Александр уже в младенчестве своем обнаружил большое уважение к писателям. Ему не было шести лет, но он уже понимал, что Николай Михайлович Карамзин – не то, что другие.

«Одним вечером, – рассказывал отец, – Н.М. был у меня. Сидели долго; во все время Александр, сидя против меня, вслушивался в его разговоры и не спускал с него глаз».

Обладая памятью необыкновенной, Пушкин уже на одиннадцатом году был хорошо знаком с французской литературой. Девяти лет он читал биографии Плутарха, «Илиаду» и «Одиссею» Гомера. Своей начитанностью мальчик поражал лицейских товарищей.