«Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине - Арнольд Гессен

Два часа среди книг личной библиотеки Пушкина… Мы точно перенеслись в прошлый век, в пушкинскую эпоху, встретились с живым Пушкиным, ощутили биение его сердца.

Волшебные сказки[30]

Над колыбелью маленького Александра склонились две добрые феи. Не сказочные – земные, две русские женщины: бабушка Мария Алексеевна Ганнибал и няня Арина Родионовна.

Обе они с детских лет лелеяли Сашу, а няня стала для него как бы второй матерью; до конца дней не расставалась она со своим питомцем. Пушкин относился к ней нежно и посвятил ей несколько стихотворений.

С детства окунулся Александр Пушкин в мир волшебных сказок, старинных былей и небылиц, пословиц и поговорок, которые замечательно рассказывали няня и бабушка.

В сельце Захарове под Москвой, где мальчик жил летом с бабушкой и нянею, он часто слышал, как на заре пастух играет на свирели. И вся эта прелесть сельской жизни, поэзия бабушки и няни слились у него в один милый, незабываемый образ, и в зрелые годы он писал:

…в вечерней тишинеЯвлялась ты веселою старушкой,И надо мной сидела в шушуне.В больших очках и с резвою гремушкой.Ты, детскую качая колыбель,Мой юный слух напевами пленилаИ меж пелен оставила свирель,Которую сама заворожила.

В стихотворении «Муза» Пушкин так вспоминал свои первые детские стихи – он писал их в Захарове, часто на коре берез:

В младенчестве моем она меня любилаИ семиствольную цевницу мне вручила.Она внимала мне с улыбкой – и слегкаПо звонким скважинам пустого тростникаУже наигрывал я слабыми перстамиИ гимны важные, внушенные богами,И песни мирные фригийских пастухов.С утра до вечера в немой тени дубовПрилежно я внимал урокам девы тайной…

«Девой тайной» Пушкин называет Музу – богиню поэзии.

Учась в Царскосельском лицее, Пушкин не раз вспоминал сказки няни о мертвецах и подвигах Бовы. В одном из стихотворений он пишет:

Все в душу страх невольный поселяло,Я трепетал – и тихо, наконец,Томленье сна на очи упадало.Тогда с толпой с лазурной высотыНа ложе роз крылатые мечты,Волшебники, волшебницы слетали,Обманами мой сон обворожали.Терялся я в порыве сладких дум;В глуши лесной, средь муромских пустынейВстречал я здесь Полканов и ДобрынейИ в вымыслах носился юный ум.

Советские дети очень любят сказки Пушкина. А ведь сказки эти маленькому Саше рассказывала няня, он заслушивался ими и позже, когда ему было уже двадцать пять лет и царь сослал его в Михайловское за его вольнолюбивые стихи.

В долгие зимние вечера, когда за окном бушевала метель, а в печной трубе гудел ветер, Пушкин любил слушать «шепот старины болтливой», как называл он сказки.

От Арины Родионовны Пушкин услышал впервые и про избушку на курьих ножках, и про тридцать витязей прекрасных, и сказку о мертвой царевне и семи богатырях, и о попе и работнике его Балде.

Часто, когда на душе было грустно, просил няню, как в далеком детстве:

Спой мне песню, как синицаТихо за морем жила;Спой мне песню, как девицаЗа водой поутру шла.

Семь сказок записал Пушкин в свою большую тетрадь со слов няни. Позже, расцветив их своей чудесной поэтической фантазией, превратил в замечательные поэмы и песни, которыми все мы, и дети и взрослые, зачитываемся сегодня, через полтора столетия.

Все эти записи хранятся, как величайшее сокровище, в Пушкинском доме Академии наук СССР. Здесь собрано почти все написанное рукою Пушкина, все рисунки, которые он часто делал на полях рукописей. Среди них – стихи, посвященные Арине Родионовне, и два ее письма. Пушкин очень дорожил ими и хранил в особом ларце.

Ель-шатер[31]

Недавно ушел из жизни еще один свидетель пушкинского вдохновения: это знаменитая Ель-шатер в Тригорском.

Она родилась в тот год, когда юный Пушкин уезжал в Царскосельский лицей.

Тоненькая, прямая, она тянулась к голубому весеннему небу в самой глубине Тригорского парка. Ель росла на небольшой поляне и на фоне светлой легкой листвы лип и дубов казалась стройной и статной красавицей с тонкой талией.

В разные годы являлся Пушкин под сень михайловских и тригорских рощ. Ель-красавица в первый раз увидела поэта, когда он был еще беспечным, веселым юношей. Только что окончив Царскосельский лицей, Пушкин приехал в Михайловское и провел много чудесных дней в соседнем селе Тригорском у хозяйки усадьбы Прасковьи Александровны Осиповой.

Возвращаясь в Петербург, Пушкин вписал в альбом Осиповой стихотворение, в котором прощался с Тригорским:

Простите, верные дубравы!Прости, беспечный мир полей,И легкокрылые забавыСтоль быстро улетевших дней!

Лишь через семь лет он вернулся под его липовые своды, вернулся не вольным поэтом, а опальным изгнанником.

Уже в зрелом возрасте поэт с грустью вспоминал михайловские и тригорские рощи:

…ГодыПромчалися, и вы во мне приялиУсталого пришельца; я ещеБыл молод, но уже судьба и страстиМеня борьбой неравной истомили…

Возмужала за эти годы и ель. Темные густые ветви ее опустились до самой земли, образуя шатер. Они-то и дали ей имя: Ель-шатер.

Два года жизни ссыльного поэта были печальными и радостными по-своему. Муза и рифма, звучная подруга, не расставались с ним. Его навестили любимые лицейские товарищи Дельвиг и Пущин. Здесь мимолетным видением явилась пред ним Анна Керн…

В 1830 году, в свою изумительную Болдинскую осень, Пушкин в «Евгении Онегине» благодарно вспоминает Тригорское и его обитателей:

Везде, везде в душе моейБлагословлю моих друзей!Нет, нет! нигде не позабудуИх милых, ласковых речей;Вдали, один, среди людейВоображать я вечно будуВас, тени прибережных ив,Вас, мир и сон тригорских нив.……………………………И берег Сороти отлогий,И полосатые холмы,И в роще скрытые дороги,И дом, где пировали мы, —Приют, сияньем муз одетый…

Ель-шатер становится символом пережитых в Тригорском поэтических радостей. Пушкин вспоминает, как явился в Тригорское Языков «и огласил поля кругом очаровательным стихом». И заканчивает строфу тремя изумительными по яркости и поэтической фантазии стихами:

Но там и я свой след оставил,Там, ветру в дар, на темну ельПовесил звонкую свирель.

Ель-шатер больше чем на столетие пережила своего поэта. Она поднялась к концу своих дней на высоту сорока метров. Широко раскинувшиеся во все стороны темные ветви придавали дереву сказочный вид, образуя настоящий зеленый шатер, под которым могли укрыться от дождя больше десяти человек…