Под маской улыбки (ЛП) - Лак Оливия

Я шокировано вздыхаю. Его слова ранят сильнее, чем любые физические увечья Дэвида.

— Ты считаешь меня настолько поверхностной?

Алек смотрит на меня неожиданно яростным взглядом.

— За дурака меня держишь? — сурово отвечает он. — Нет, я знаю, что ты не такая поверхностная. Я знаю, что Дэвид держит тебя в заточении в своём маленьком замке на воде. Какого хрена, Каролина? Я ожидал от тебя большего.

— Кем ты себя возомнил? — шиплю я от негодования. — Всё та же старая шарманка, Алек Кристос. Появляешься непонятно откуда и жёстко комментируешь мою жизнь. Ничего ты не знаешь. А если бы знал, может, понимал бы, что Дэвид Морган — единственный, кто когда-либо любил меня. Он заботится обо мне, защищает и учит меня. И да, моя карьера не такая, какой я её представляла в детстве, но мечты меняются, Алек. — К концу моего монолога я тяжело дышу.

Ощущения дикие, яростные и самое главное, я в тупике. Аргументы появляются откуда-то из глубин разума. Я говорю на автомате. Алек слышит безмолвные оправдания, которые я привожу себе месяцами. И он не знает всей правды о происходящем в поместье на воде. Я начинаю вставать, собираясь убежать.

— Каролина, подожди. — Алек хватает меня за предплечье здоровой руки. Я останавливаюсь, заметив его непонимание. — Ты ставишь меня в неловкое положение. Никто не ставит меня в неловкое положение, — поправляет он. — Кроме тебя.

— Это хорошо или плохо? — Я не могу скрыть дрожь в голосе.

Он отпускает мою руку. Затем проводит пальцами по моей щеке. От его прикосновений по телу пробегает ток.

— Это одна из причин, почему я постоянно ищу твоего внимания. Ты не даёшь мне расслабиться. Ты не боишься высказывать своё мнение, даже если оно противоречит моему. — Он замолкает, проводя пальцами по волосам. — Не уходи. Проведи со мной время, — просит он.

— Это будет полноценный диалог или мне придётся выкладывать детали, пока ты не насытишься?

Алек улыбается. Улыбку видно через его потрёпанную, однако хорошо уложенную, бороду. Настоящую искреннюю улыбку, от которой становится тепло внутри.

— Жёсткая сделка, но возможная. — Мы сидим на скамейке в уютной тишине. Время от времени дует лёгкий ветер. На мгновение я расслабляюсь.

— Алек Кристос. Звучит очень по-гречески, — говорю я.

— Есть такое. Мама иммигрировала в Чикаго до того, как узнала о беременности. Когда она поняла, что тепло ей больше по душе, чем работа на семейную столовую в Гриктауне, переехала в Майами. Я вырос прямо на пляже Майами.

Я изучаю Алека из-под опущенных ресниц, пока он рассказывает. Черты его лица, ярко выраженные скулы и челюсть, выглядят, словно вылиты из гранита. Но ему определённо пару раз ломали нос. Так как Алек не упоминает отца, я тоже не поднимаю эту тему.

— Где сейчас живет твоя мама?

Что-то мелькает в его взгляде. Боль? Злость? Не могу точно сказать.

— Умерла еще до того, как я закончил школу.

— О, Алек. — Я кладу здоровую руку на его колено, чтобы выразить соболезнования.

— Не нужно жалости. Женщина была проституткой, и её волновали только деньги. Она была безжалостна к себе. Перешла дорожку не тому человеку, и на этом всё. — Я замечаю напряжение в морщинах у уголков глаз и сжатой челюсти.

— Не принимай моё сочувствие за жалость. — Я сжимаю его колено. — Я знаю, каково это, когда матери всё равно. Скажу больше, я понимаю, каково жить без семьи. В последний раз я говорила с матерью в тот день, когда ты пришёл за мной на свадьбе. Она всего в паре часов езды отсюда, но её словно не существует. Моя мама и сестра Люси не желают меня знать. — Я сжимаю его колено, отпускаю и откидываюсь на деревянную спинку скамейки. — Оказывается, всё чего я когда-либо желала — это любящая семья. Модный бизнес был для отвлечения.

Алек поворачивается лицом ко мне.

— Что в тебе есть такое, что заставляет меня хотеть поделиться тем, о чём я особо не думал, и тем более не говорил многие годы?

— Наверное, причина та же, что превращает меня в болтушку рядом с тобой.

— Каролина… — Он тяжело вздыхает, словно устал.

Неожиданно, я начинаю бояться, что он захочет уйти. За долгое время я, наконец, разговариваю по-настоящему, и я не хочу заканчивать. Я хочу, чтобы Алек остался со мной.

— Расскажи мне о работе, — выпаливаю я в слабой попытке поддержать разговор.

— Я владею несколькими фабриками, — туманно отвечает он.

— И всё? — скептически спрашиваю я, многозначительно покосившись на его мокасины от «Гермес», которые ни с чем не спутаешь.

— Я как-то говорил тебе, что информация имеет большую ценность. — Я киваю, подтверждая, что помню. — Люди приходят ко мне за связями, чтобы развивать бизнес, законный или нет. В конце концов, все они приходят ко мне, желая одного и того же: больше денег. Информация — могущественная штука, Каролина, и я владею ею. Почему, думаешь, твой муж продолжает настаивать на моём присутствии? Когда Дэвиду нужно представиться новому клиенту, он приходит ко мне. Ты не представляешь, как его бесит просить у меня помощи.

У меня появляется идея.

— Что ты получаешь за всю эту информацию? Не похоже, что это достаточно прибыльный бизнес, чтобы носить обувь за тысячу долларов. — Я чуть не закрываю рот рукой, удивляясь своей бестактности. Если бы я так разговаривала с мужем…

Алек не даёт мне шанса обдумать ужасную ситуацию.

— Что я говорил про противоречивость? Мне нравится. Твоя честность освежает, Каролина. — Алек усмехается, моё сердце быстро бьётся в ответ. — Для такого человека, как я, власть соблазнительнее любого порока. Когда самые богатые и влиятельные люди у тебя в кармане, становишься зависим от того волнения, которое испытываешь, когда тебя просят об услуге. — Словно в доказательство его слов, в кармане его брюк что-то вибрирует. Алек вытаскивает телефон и наклоняет голову в мою сторону. Его тёмные глаза темнеют ещё сильнее, а взгляд останавливается на моих губах.

— Каков твой наркотик, Каролина?

Каким образом платонический разговор становится интимным, мне понять не удаётся.

— Алек, не думаю… — Он обхватывает мой подбородок рукой, и от его жеста разбегаются все разумные мысли.

— Не думай, — обрывает он, приближаясь ко мне. Перед глазами только его лицо, и тут до меня доходит.

Я отстраняюсь, по глупости опираясь на сломанное запястье, вставая со скамейки. Вскрикиваю от резкой боли. Алек моргает, но я не позволяю ему открыть рот. Болит в двух местах: рука и сердце. Я вновь доказываю себе, каких глупостей могу наделать, доверившись не тому человеку.

— Власть — всё дело в ней, да, Алек? Ты хочешь увеличить контроль над моим мужем через меня. Поздравляю. Ты убедил наивную одинокую женщину, что хочешь быть ей другом. — Я качаю головой от отвращения. — Держись от меня подальше, Алек. Я не хочу играть в твои игры. — Хватаю сумочку со скамейки и хочу уйти, злясь на себя за чувства к этому очаровательному мужчине. Он также ужасен, как Дэвид. Может даже хуже.

Он хватает меня за бицепс, заставляя остановиться.

— Каролина, если нужно идти — иди. Но я не позволю тебе уйти, считая, что я готов предать твоё доверия. Для меня это не игра.

— Оставь меня в покое, Алек. — Я смотрю вниз, опустив плечи.

Его низкий голос звучит в сантиметре от моего уха.

— Я не могу. — Губы щекочут мочку уха. Я глотаю ком в горле. — Позволь быть тебе другом, Каролина. Мысль о твоём одиночестве невыносима.

В животе всё сжимается. Всего лишь другом? Мне действительно нужен друг. Он говорит искренне. Я могу ему верить. Я хочу ему верить. Я буду ему верить.

— Прошу, не заставляй меня пожалеть о своём решении, — шепчу я, по-прежнему смотря в сторону.

— Никогда, — клянется он. — Дай мне свой номер.

Приказной тон так напоминает мне Дэвида, что я не сразу отвечаю. Я погружаюсь в мир, в котором мой муж принимает все решения, а я послушно следую за ним.

— Прошу, — добавляет Алек, пока я сомневаюсь. Слово обезоруживает меня.