Доказательство человечности - Николай Басов

Блех сжал кулаки так, что затрещали суставы.

— Будь ты подданным короля Конада, я бы приказал схватить тебя и заточить…

— Это ничего не изменит, эмир. Блех промолчал.

— Ну же, признай, что я прав и нужно идти дальше.

— Нет. — Блех отвернулся. Ни Лотар, ни Рубос не могли видеть его лица, но голос начальника тайной полиции звучал твёрдо. — У меня есть приказ прекратить это дело, и я намерен его выполнить.

— Тогда через неделю-другую, когда они соберутся с силами, тебя уберут, обвинив в чём угодно, а Мирофарук и его хозяева…

— Прекрати!

Лотар пожал плечами, подошёл к кровати и стал раздеваться. Но теперь Блех не мог уйти. Он должен был убедить себя, что дело обстоит не так скверно, как представлял Лотар.

— Не понимаю, почему ты вообще в это влез? — Блех говорил раздражённым тоном. — Тебе-то какое дело до того, что у нас происходит?

— Во-первых, ты сам нас втянул. Во-вторых, нас с Рубосом тут поджидали, и мы пытаемся наилучшим способом обезвредить ловушку. А в-третьих, есть другие причины, которыми тебе нет надобности забивать свою государственную голову.

Блех сказал:

— Что-то во всём этом есть такое, что…

— Неважно. Я понимаю его, — вмешался Рубос.

Блех стиснул зубы, повернулся и ушёл.

Лотар лёг, подложил ладони под голову и стал смотреть в окошко, которое стало совсем тёмным. Он не мог уснуть, тяжёлые мысли не оставляли его. Рубос тоже ворочался, потом неожиданно спросил:

— На двери-то засова нет, ты заметил? Лотар только вздохнул.

— Ну, и о чём ты думаешь? Желтоголовый приподнялся на локте.

— Знаешь, приказ короля утратит силу, если Мирофарук нападёт первым и нам придётся защищаться. Тогда даже у Блеха не будет основания обвинить нас.

— Ты хочешь спровоцировать его? — резко спросил Рубос.

— Да.

— Зачем? Это действительно не наша битва. Лотар лёг.

— Я думал, что Рубоса из Мирама невозможно напугать.

— А я считаю, что мы на редкость удачно выбрались из той ловушки, которую нам подстроили. Никто не ранен, оба стали чуть-чуть богаче, и у нас появилась возможность отправиться домой. Никто ни в чём не может нас упрекнуть.

— И всё-таки, — голос Лотара звучал задумчиво, — мы не решили проблему. А это значит, она возникнет снова, только в наиболее неблагоприятный для нас момент. Мы отдаём наше преимущество.

Рубос вздохнул, встал и принялся одеваться. Его движения были неторопливы, словно он готовился к битве. Так оно и было на самом деле. Когда латы легли на его плечи и Рубос стал застёгивать боковые пряжки, он спросил:

— Ну, чего разлёгся? Если всё так серьёзно, тогда, похоже, у нас и выбора нет. — Помолчав, он добавил: — У тебя неплохая тактика — делать то, что для всех, даже для меня, оказывается неожиданностью. Пока она приносила успех. Посмотрим, что будет дальше.

— Подожди. — Лотар сел и опустил босые ноги на пол. — Я не уверен, что правильно понимаю ситуацию.

— Не притворяйся. Я убеждён, ты давно всё продумал. И не знаешь только, какой из нескольких способов верного самоубийства выбрать.

— Чтобы не тратить времени, — ответил Лотар, улыбаясь, — попробуем их все одновременно. А для начала сделай-ка вот что…

Глава 16

Пока Лотар одевался и пристёгивал оружие, Рубос уже вернулся. Он ввалился в комнату и с грохотом опустил на стол массивный арбалет.

— Бестолковая штука, — прокомментировал он. — И за эту вот деревяшку негодяй из оружейной мастерской потребовал целых два нобиля. Я его чуть пополам не разорвал. Кстати, как ты с ним познакомился?

— Он мне приглянулся, пока ты перебирал шлемы с Блехом перед битвой с Освирью. Не жалей денег, ты заплатил их не за самострел, а за молчание.

Рубос кивнул.

— Конечно, раз ты сказал, пришлось согласиться. Но всё это очень смахивает на попытку поскорее разориться.

— Стрелы, — напомнил Лотар.

Рубос вытащил из-за пазухи пять тяжёлых арбалетных стрел. Оперенье у них было сделано из полосок тонкой кожи, которые заставляли их вращаться в полёте.

— А остальное?

Рубос кивнул и достал моток тонкой конопляной верёвки, которая вполне могла выдержать даже массивного мирамца. Лотар улыбнулся.

— Теперь всё в порядке. Кстати, тебя никто не заметил? Если королевские шпионы узнают, что мы что-то замышляем, нам не дадут с места сойти.

Рубос успокаивающе поднял руку.

— Тогда так. — Лотар прошёлся по комнате, собираясь с мыслями. — Надень-ка вот это. — Он передвинул по столешнице пояс с монетами. — Тебе это меньше помешает. Потом это. — Он пнул ногой сумку с книгами и своими пожитками.

Потом подошёл к умывальному кувшину и, стараясь не пролить ни капли, наполнил флягу. Рубос следил за ним, начиная догадываться.

— Мы уходим?

Лотар кивнул и произнёс:

— И флягу тоже придётся нести тебе. Рубос шумно вдохнул воздух.

— Ты решил всё сделать без моей помощи?

— Не обижайся, Рубос, но ты двигаешься со всей этой поклажей так же медленно, как и без неё. А меня она свяжет. Я думаю только о целесообразности. Но даже в этом случае может получиться, что к утру мы оба будем мертвы.

— Вот что значит хороший командир, — всё ещё посапывая от обиды, проворчал Рубос, — двумя словами умеет поднять настроение.

Когда всё было готово, Лотар взял две стрелы и положил их на стол, а сам сел на скамейку.

— Теперь держись от меня подальше. Лучше всего, — он посмотрел на Рубоса очень печально, — выйди из комнаты и последи, чтобы никто не вошёл.

— Делай своё дело, — ответил Рубос, — и оставь мне моё.

— Как знаешь.

Лотар сосредоточился, очистил сознание, не думая о том, что ему предстояло. Когда он решил, что готов, он произнёс приказ, и тогда злоба и ненависть закипели в его душе как составляющие зла, которое вложил в него Гханаши в оазисе Беклем. Это была ненависть ко всему живому, это была злоба на всё, что могло оказаться на его пути и поэтому должно было лежать во прахе, уничтоженное его силой. Это была жгучая страсть к разрушению, способная сделать его сильнее. И когда, казалось, он вот-вот схватит оружие и бросится по коридорам, убивая всех без разбора, неимоверным усилием воли он перевёл всё, что чувствовал, в ярко-красную, горячую, как лава, и тягучую, как кровь, энергию, которую медленно, капля за каплей стал собирать в пальцах.

Теперь его руки были словно напитаны ядом, и он знал, что его рукопожатие теперь так же смертельно, как отравленный кинжал. Один его взгляд вызвал бы у обычного человека болезнь, а крик, если бы он захотел крикнуть, оглушил и, возможно, ослепил бы каждого, кто услышал бы его. Он сосредоточил эту энергию под ногтями и осторожно, стараясь не попасть на столешницу, вылил её на стрелы.