Дым и зеркала - Neil Gaiman

Королева мечей

Возвращение дамы – дело личного предпочтения.

Я мальчиком был тогда…Я иногдаГостил у дедушки с бабушкой.(Они были старые. Старость я сознавал – ведь шоколадки в их домеВсегда оставались нетронутымиДо моего возвращенья, –Должно быть, это и есть – старость.)Дед мой готовил завтрак. С утра пораньше,Чай для себя, для бабушки, для меня,Тосты и мармелад –«Серебряный» – яблочный,«Золотой» – апельсиновый!Обеды и ужины – это уж бабушка.Кухня –Ее владенье: и сковородки, и ложки,И мясорубки, и венчики, и ножи –Слуги ее и рабы, которых строила войскомОна, – и при этом, помню,Всегда напевала:«Дейзи, о Дейзи, ответь»

Перевод. Н. Эриставиили – реже:«Ты заставил меня влюбиться, а я не хотела, нет, не хотела»…Пела она ужасно – ни голоса и ни слуха.Медленно шли дни…Дед запирался до вечера на чердаке,В темной каморке, куда мне не было ходу,Из темноты рождались бумажные лица,Невеселые праздники чьих-то улыбок.По серой набережной с бабушкой я гулял,Но чаще шнырял в одиночкуПо мокрой лужайке за домом,По кустам ежевики, по сараю в саду…Тяжелая вышла неделя для стариков –Как развлечь любопытного мальчика? ПотомуКак-то вечером они меня повелиВ Королевский Театр.В Королевский…ВАРЬЕТЕ!Свет погас, алый занавес взвился.Популярный тогда комикВышел, на собственном имени заикнулся(Коронная шутка),Поднял стекло, встал наполовину за нимИ задрал руку и ногу.Они отразились в стекле – он будто летел.Знаменитый номер – мы хлопали и смеялись.Он рассказал анекдот,Потом другой… было совсем не смешно.Беспомощность и неловкость его –Вот на что мы пришли взглянуть.Мешковатый, лысевший, очкастый –Он чем-то напомнил мне деда…Комик закончил – потом на сцене плясалиДлинноногие девушки.После вышел певец и спел незнакомую песню.Зрители были – сплошь старики,Вроде деда моих и бабки,Усталые, стылые, –Но они веселились и били в ладоши.В антракте дед выстоял очередьЗа шоколадным мороженымВ стаканчиках вафельных.Мы ели, а свет уже гас.Поднялся занавес противопожарный,Взлетел алый…Снова по сцене девушки танцевали,И грянул гром, и возникло облако дыма,Фокусник вышел с поклоном… мы хлопали.Женщина вышла из-за кулис, улыбаясь.Она блестела, переливалась, сверкала,И мы смотрели, и стали расти цветы,А с пальцев иллюзиониста – сыпатьсяШарфы и флаги.«Флаги всех стран, – сказал, подтолкнув меня, дед. –Он прятал их в рукаве».Со дней невинных(Как деда представить ребенком?)Он, как поведал сам, был из тех,Кто знает, как вертится мир.Бабушка говорила – лишь только они поженились,Он смастерил телевизор.Устройство было огромным, экран – с кулачок,А телепрограмм в то время и не было вовсе.Но смотрели они телевизор – правда, смотрели,Сами не зная,Люди иль призраки – на экране.Еще у деда патент был на что-то, что изобрел он, –Впрочем, оно никогда не вошло в производство.Избирался в мэрию дед, но стал на выборах третьим,Зато он чинил и радио, даже бритвы,И проявлял пленки, и домики делал для кукол.(Кукольный домик мамин еще стоял на лужайке –Жалкий, облезлый, забытый, дождями политый.)Ладно. Девица в блестках катит на сценуЯщик – высокий, со взрослого, красно-черный.Открыла спереди. С фокусником вдвоемЯщик они повертели и постучали по стенкам.Дева, змеясь улыбкой, залезла в ящик,Фокусник стенку захлопнул.Стенку он распахнул – а девушки нет!И снова – поклон.Дед зашептал: «Зеркала… А на самом делеВ ящике, там она!»Жестом изящным руки ящик сложилсяВ спичечный коробок.Дед уверил: «В полу есть люк!»Бабушка прошипела – да помолчи…Фокусник улыбнулся. Блеснул, как ножами, зубами.Спустился медленно в зал.Он указал на бабушку – и поклонился.Трансильванское что-то было в глубоком поклоне…Приглашены; на сцену. В зале визжали, свистели…Бабушка не желала, а фокусник был так близкоЧто я, от парфюма его задыхаясь,Шептал: «А я бы… а я!..» Он, однако,Тонкопалые руки к бабушке протянул.«Перл, дорогая, давай, – рассмеялся дед. –Иди же…»Сколько лет было бабушке? Может быть, шестьдесят?Она бросала курить и гордилась своими зубами –Хотя и с табачным налетом, но все свои.(Дед мой зубов лишился в юные дни –Пытался на велосипеде к автобусу прицепиться,Автобус затормозил – приложило деда.)Она ночами, смотря в экран, жевала цикорийИль карамельки сосала – наверно, ему в пику.Медленно, медленно встала она тогда –Мороженое отложив и деревянную ложку,Вышла она в проход. Поднялась на сцену.Фокусник ей аплодировал рьяно – вот это да!Что было, то было. Что да, то да – а вот это да!Девушка в блестках вышла из-за кулисС ящиком новым –ЭтотБыл ярко-красным.«Та самая. – Дед кивнул. – Помнишь,Она исчезла? Видишь? Она, она!»Может, и так… А виделось мне иное.Она, с моей бабушкой рядом, стояла, вся в искрах,А бабушка теребила смущенно жемчуг на шее.Девушка к нам обернулась –Как манекен, как статуя из музея –Вся озарилась улыбкой –И словно застыла. Фокусник подкатил(С легкостью) ящик к самому краю сцену.Бабушка ожидала. Секунды расспросов –Откуда она, как зовут, и все в этом роде.«Мы виделись раньше?»Ответ – нет.Фокусник ящик открыл,Забралась бабушка внутрь.«Может, девчонка все же не та, –Раздумался дед, –У той, похоже, волосы были темнее…»А мне – наплевать! А яБабушкой очень гордился, но в'кресле елозил.(А вдруг запоет?Вдруг нас покроет позором?!)Легла она в ящик – и дверца за ней затворилась.Фокусник сверху открыл окошко –И мы увидалиБабушкино лицо.«Перл? Ну, и как вы, Перл?»Она, улыбаясь, кивнула, – все хорошо…И он захлопнул окошко.Подала ему дева тонкие ножны,Острый меч из них он извлек осторожно…И в ящик вонзил!И еще, и еще, и еще…А дед усмехался – и на ухо объяснял:«Клинок в рукоять уходит. С другой стороныВыходит клинок фальшивый…»Фокусник тотчас извлек металлический лист,В ящик его задвинулДо половины –И ящик вскрыл пополам! Вдвоем, мужчинаИ девушка в блестках,Они подняли верхнюю частьЯщика (с бабушкиной половиной внутри) –И на сцену поставили…И в половине верхнейОн снова открыл на мгновенье окошко.Бабушкино лицо – с веселой улыбкой…«Раньше, когда он захлопывал двери,Спустилась бабушка в люк –Стоит теперь на подставке… – поведал дед. –Закончится номер – она все сама расскажет».Господи Боже, когда уже он замолчит, –Ведь мне-то хотелось магии или чуда!И вновь – два клинка. Прямо в крышку.В уровень шеи.«Перл, вы еще там? Скажите нам.Может, споете?»Запела «Дейзи, о Дейзи».Фокусник поднял ящик –Ту, с головой в оконце, его половину, –И стал с ней гулять по сцене… а бабушка пела«Дейзи, о Дейзи» – и в этом углу,И в том…«Сам он, – сказал мне дед. – Чревовещанье».«А точно ведь бабушка», – робко я возразил.«Точно, – мне дед отвечал. – Конечно, он мастер.Дело свое знает отлично. Отлично!»Ящик теперь был размером с коробку от торта,Фокусник снова открыл –Допела бабушка «Дейзи»И начала песню с такими словами:«О, Боже мой, все ливень льет,Возница пьян, конь крупом бьет,Дает повозка задний ход –В веселый город Лондон…»В Лондон. В родной ее город. Она говорилаО детстве своем, и мне становилось страшно.Мальчишки врывались в лавку ее отца,Орали: «Жид ты пархатый!» – и удирали…Она ненавидела черные рубашки.Она клялась, что помнит марши в Ист-Энде,Помнит, как в черных рубашках шли наци Мосли.(В тот день ее сестре покалечили веко…)Фокусник кухонный нож достал,В коробку от торта вонзил –И пение смолкло…Составил он ящики.Вытащил все клинки.Окошко открыл – и бабушка улыбалась,Смущенно свои (и вправду свои!) демонстрируя зубы.Окошко захлопнул, скрывая ее от зала,Последний выдернул меч,Открыл последнюю дверцу –И бабушка вдруг исчезла.Жест тонкопалой руки –Пропал и сам красный ящик.«В рукаве у него, наверно», – шепнул мне дед,Но уже неуверенно как-то.Из ладоней волшебника с горящего блюдаВспорхнули два голубя белых,А после… облачко дыма… его не стало.«Наверно, она – под сценой или за сценой, –Мне дед шептал. – С артистами чай пьет,Вернется с коробкой конфет иль с букетом цветов».(Я, помню, мечтал о конфетах.)Вновь девушки танцевали.Комик – последние шутки…И – кланяться вышли на сцену.«Отличный финал, – дед сказал. – Погляди, она где-то с ними!»Но – нет. Была только песня:«Когда на гребне волны летишьИ в солнца зенит глядишь…»Занавес алый упал – и мы в фойе потрусили.Там побродили немножко,Пошли к дверям за кулисы –И ждали: вот-вот бабушка выйдет оттуда.Вышел лишь фокусник в серой обычной одежде.И девушка в блестках – было ее не узнатьВ плаще поношенном… К ним подошел мой дед,Пытался что-то спросить…Но фокусник дернул плечом,Сказал – «не знаю английский»,Достал у меня из-за уха полкроныИ в сером исчез дожде – в темноте вечерней.Я так и не видел бабушку с тех пор.Вернулись домой – и жили, как раньше.Вот только – готовил дед,И на завтрак, обед и ужин – идни золотистые тосты с серебряным мармеладом, А к ним – чашка чаю… а после Домой я вернулся. Помню, он так постарел,Словно принял на плечи весь тягостный груз времен.Он все пел:«Дейзи, о Дейзи, ответь…Кабы была ты на свете одна,И один был я,Мой старик сказал бы – да это судьба твоя!»У него одного в семье был хороший голос.Говорили – он мог бы стать кантором в синагоге,Но – кто б проявлял снимки,Чинил приемники, бритвы?..(Его младшие братья – знаменитый дуэт «Соловьи».Телевидение начиналось –А они уже пели в программах,И в концертах, и соло.)Дед справлялся вполне… только помню, однажды ночьюЯ проснулся, вспомнил про бабушкины карамелькиИ спустился к буфету…Дед мой стоял босой.Один. Среди стылой кухни. Совсем одинокий.Я видел – он ящик буфета ножом пронзаетИ поет: «Ты заставил меня полюбить,А я не хотела…»

Перемены