Стражи цитадели - Кэрол Берг

— Как сочтете нужным? Прошу вас, поведайте нам, господин мой принц, что же вы считаете нужным? Более трех месяцев мы искали встречи с вами, но брат наш Дассин грубо от нас отделывался. В течение десяти лет, вплоть до вашего путешествия, вы не могли получить совет ни от кого, кроме все того же человека, а теперь нам не позволяется беседовать с вами без надзора. У вас не было жизненного опыта до того, как вы покинули нас, и никакого опыта с тех пор, как вы вернулись! Чем вы докажете, что ваше мнение о «нужном» основывается на реальности? Зачем Дассин прячет вас?

Се'Арет и Устель не сдвинулись с места ни на шаг, но я ощутил, что они словно бы сплачивают ряды, окружая Экзегета, будто духи-хранители.

— Наследник Д'Арната служит своему народу, хотя даже не знает своего народа, а народ не знает его, — прокаркала Се'Арет. — Как заметила Мадьялар, вы сильно изменились. И я желаю понять отчего.

— Быть может, Дассин прятал его все эти годы как раз для того, чтобы мы не узнали его! — добавил Устель. — Может ли кто-либо из присутствующих поручиться, что это действительно Д'Натель?

Комната погрузилась в мертвую тишину. Ожидаемо. Я знал, что должен что-то сказать. Какой владыка допустит подобное обвинение? Но голова была пуста, и я не мог выдавить ни единого разумного слова.

— Что за клеветнические измышления, мастер Устель? — К моему изумлению, это вмешался Экзегет, облачаясь в мантию здравомыслия. — Кем еще он может быть, как не нашим собственным принцем? Тело и впрямь повзрослело, а манеры его не столь… ограничены… как в прошлом. Но он сражался на Мосту и исцелял, что сохранило и укрепило Мост и дало нам надежду. Подобное колдовство может сильно изменить человека.

— В детстве его коснулись лорды Зев'На. Это всем известно, — выпалила Се'Арет, — и ни разу этот принц не выказал ни одного из даров, присущих его семье. Он безжалостно убивал и не интересовался, кем была его жертва — зидом, дар'нети или дульсе.

— И где же, в конце концов, этот чудовищный ребенок нашел поддержку? — вопросил Устель. — У брата нашего, Дассина, который только что вернулся после трехлетнего — трехлетнего! — пребывания в Зев'На. Дассина, единственного из дар'нети, кому удалось вернуться из плена. Дассина, который затем принялся излагать кощунственные идеи, противоречащие нашим убеждениям! Будто наше стремление напасть на лордов и их приспешников ведет нас по ложному пути, будто воспитывать нашего принца в бою было «заблуждением»! И когда он не смог склонить нас к своему пути слабости и подчинения, он забрал наследника и спрятал его! Что это, как не хитроумнейший план лордов Зев'На по развращению нашего принца?

Остальные заговорили и закричали все одновременно: отрицания, подтверждения и обвинения в измене.

— Невозможно! — гаркнул Экзегет, утихомиривая разом всех. — Д'Натель сделал то, о чем мы молились восемь сотен лет! Ворота открыты! Он прошел по Мосту, восстановив то, что разрушили лорды и хаос Пропасти. Мы ощутили поток жизни, что заструился между двумя мирами. Он расстроил планы лордов, намеренных уничтожить Мост. Все, чего мы просим, — это понимания. Долг принца — вести нас к окончательному поражению лордов Зев'На и их демонов-зидов. Все, что мы хотим знать, — когда и как это произойдет.

Я не мог понять, почему Экзегет защищает меня. Даже меня едва не убедили их аргументы.

— Мы все слышали слухи о том, что произошло в другом мире, — начала Се'Арет, — о том, что Д'Натель позволил трем воинам-зидам жить, якобы вернув им души. Единственными убитыми оказались верный дульсе Баглос и благородный воин из того мира. Кто-нибудь видел этих исцеленных зидов? Удалось ли Д'Нателю сделать это? Возможно, победа у Ворот оказалась результатом жертвы, на которую пошел еще какой-нибудь Изгнанник, а никак не заслугой Д'Нателя. Возможно, принц провалил свое истинное — предательское — задание: разрушить Мост!

Обвинение повисло в воздухе, словно дым в безветренный день. Широкое лицо Гар'Дены было белее мела, в глазах застыл ужас.

— Скажи им, что это неправда, мой принц, — мягко промолвил он.

Экзегет широко развел руками в ожидании ответа. Лицо Мадьялар было неподвижно. Даже Й'Дан поднял голову. Все ждали…

«Не позволяй себя допрашивать! Молчи!» Дассин стоял позади меня. Он хранил молчание, однако его гнев жег мне спину, словно летнее солнце. Никто не произнес ни звука. Но от каждого из Наставников исходило одинаковое давление, пульсирующая сила, много мощнее высказанных гнева или надежды. Настоятельное требование того, чтобы я говорил, чтобы объяснил, чтобы приговорил себя правдой, или разоблачил ложью, или подтвердил веру в кровь, текущую в моих жилах. Эти семеро были могущественнейшими чародеями дар'нети. Я чувствовал, что начинаю рушиться, как стена осажденного замка. Следовало заканчивать со всем этим.

— Мастер Экзегет, я не стану объясняться перед вами… — начал я, скрестив руки на груди, как если бы они могли помешать мне рассыпаться.

— Видите, — объявила Се'Арет, ткнув пальцем в мою сторону, — Дассин воспитал тирана!

— …пока мои силы не восстановятся под присмотром мастера Дассина. Тогда я предстану перед Наставниками, чтобы пройти проверку. Если вы убедитесь, что я тот, кем себя называю, и сочтете меня достойным моего наследия, я стану служить вам в соответствии со своей клятвой, следуя Путем дар'нети, как дозволил нам святой Вазрин. Если же вы решите, что происхождение, честь или способности не позволяют мне занять это положение, вы сможете поступить со мной так, как пожелаете.

— Государь мой, они не имеют на это права! — взорвался Дассин. — Вы помазанный Наследник Д'Арната!

Я повернулся к нему, собирая свою убежденность, словно хрупкий щит, противостоящий его гневу.

— У них есть право, Дассин. Они — и ты один из них — мой народ, и между нами не может быть ничего, кроме доверия.

Я верил в сказанное мной и подумал, что было бы мудро пообщаться теснее с Гар'Деной, Мадьялар и даже Й'Даном, но у меня не было сил спорить. Мне нужно было выйти из этой комнаты.

— Я не знаю, как много времени займет полное восстановление. Прошу вас набраться терпения и передать… моему народу… быть добрее сердцем. А пока желаю вам доброго утра.

Я повернулся к ним спиной и поспешно удалился.

Дульсе открыл передо мной дверь. Мне показалось, что в его миндалевидных глазах промелькнули искорки смеха. Не способный достаточно быстро передвигать свои босые ноги, я вернулся к себе той же дорогой, что и пришел. Суровая простота моей кельи приветствовала меня — голый камень не предлагал глазу никакого разнообразия, сохранял воздух спокойным и неподвижным, защищал от возмущенных вопросов, которые, казалось, преследовали меня на всем пути сюда. Единственное свидетельство того, что я добрался до кровати, прежде чем провалиться в сон, — в полдень, когда Дассин пришел будить меня, чтобы продолжить нашу работу, я лежал под одеялом.