Дикие гуси - Александр Граков

— А кому — ни слова? — решил уточнить парикмахер.

— Ни-ко-му! — раздельно процедил ему в лицо Олег и выметнулся в коридор. Увидев в конце его открытое в целях вентиляции окно, решил не рисковать — выпрыгнул через него наружу. Как оказалось, вовремя: с другой стороны, из двери ординаторской, вывалились в коридор Хомяк и Сука. Зубоскаля, они направились к палате Олега — искать финку Лося. А Черпак понесся с тюбиком вазелина в прачечную…

Лося «подогрели» кое-чем получше чифира: у одного из гражданских больных «попросили» отдать переданные родственниками две бутылки коньяка, одну из которых он благополучно оприходовал в свою глотку. И теперь в его глазах вокруг каждого увиденного предмета возникала этакая дымка, в виде ауры, а некоторые вещи помельче вообще начинали двоиться. Спотыкаясь в темноте о видимые препятствия, он попутно обматерил каждое и, проломившись в конце концов к приземистому кирпичному строению, столкнулся нос к носу с Хомяком и Сукой.

— Вас… это… где хр-р-рен носил? — благословил Лось и их заодно.

— Сам же посылал за своим перышком! — оскорбился Хомяк, протягивая ему нож.

— А-а чер-пак где?

— Вазелин тебе понес. Для смазки, так сказать, чтобы не скрипело! — хихикнул Сука.

— Ага, вспомнил, — обрадовался Лось. — Ну, пшли!

Войдя в комнату, увидели картину ту же, что и до ухода: в дальнем темном углу — привязанный к «коню» наемник, на дощатом столе — лампа. Однако были и дополнения: на лампе отсутствовало стекло, отчего коптящий язычок пламени еле-еле рассеивал тьму, высвечивая лишь слабо белеющие ягодицы привязанного да тюбик вазелина на столе.

— Эй, Черпак! — позвал Хомяк.

Никакого ответа, лишь промычал что-то привязанный.

— По нужде пошел прошвырнуться! — Лось оголил свое «оружие» и, даванув на него из тюбика, шагнул к «коню». — Ну что, приступим, моя милая?

«Наемник» замычал и задергался на привязи под его тараном. Но Лося это теперь мало трогало. Закончив акт, он приказал Хомяку и Суке:

— А теперь вы!

Пошарив в простенке между окнами, отодвинул два кирпича и, вынув из тайника пластиковую бутылку, скрутил пробку. По комнате поплыл керосиновый запах денатурированного спирта. Лось прямо из горла хватанул добрых четыре глотка и запил прямо из кастрюльки заваренным чаем. Результат не замедлил сказаться уже минут через десять: глаза его почти вылезли из орбит, в голове взорвался фейерверк, а ярость к «опущенному» удесятерилась.

— Изуродовать меня собрался, да? — он шагнул к «коню», отшвырнул в сторону Хомяка и потянул из-за пояса финку, — Ну, давай кто кого!

Первый удар ножа пришелся точно под левую лопатку: Лось был вовсе не вором в законе, коим поставил себя перед Хомяком, Сукой и Черпаком, а «мотал сроки» за обыкновенный «гоп-стоп» — грабеж. Последний срок дополнился «мокряком»: он вспорол живот ножом сторожу горпарка, пытавшемуся задержать его после неудачного ограбления. А до первой отсидки Лось работал забойщиком скота на одной из скотобоен Масиса, так что удар его был выверен и отработан соответствующей практикой. Привязанный был мертв после первого удара, но он продолжал наносить и наносить следующие — куда попало, лишь бы бить. Наконец, ухватив голову несчастного за волосы, он резанул раз, другой, третий — и бросил ее, окровавленную, к ногам Хомяка и Суки, стоящим у стола.

— Котел растопили? В топку его. На куски — и в топку!

Повязка, закрывающая рот и половину лица убитого, упала, и «шестерки» с воплями ужаса рванулись в разные стороны от страшного подношения.

— Ч-ч-черпак! — прыгающими от ужаса губами пролепетал Сука, тыча вниз пальцем. — Ты че?!

Лось снял со стола еле коптящую лампу, поднес дрожащий фитилек к отрезанной части тела и, отпрянув, ошарашенно уставился на подельников:

— Это что еще за хреновина с морковиной? А где этот… который по найму?

— Здесь, Лось. Куда же мне деваться?

Вышедший из темноты угла Олег не стал дожидаться, пока вконец озверевший маньяк пустит в ход нож — врезал его прихваченным с улицы ломиком, не особо разбираясь в полумраке, куда попадет. Попало по голове — глухо, с треском лопнувшего арбуза, и Лось без звука рухнул там, где стоял. Грунский вновь поднял над головой лом, и Сука с Хомяком, не сговариваясь, упали на колени.

— Не нужно, чувак, мы же ничего… мы безобидные!

Олег опустил лом, хищно улыбнулся. Айс из него уходил постепенно, растворяясь в сумерках затененных углов.

— А теперь послушайте, что я вам скажу, вы, чувачки! Только внимательно слушайте — второй раз объяснять не буду! Вся больница знает о вашем кодляке и о тех разборках между собой, которые вы время от времени устраиваете. Вот вам результат одной из них! — указал он на два трупа. — А теперь прикиньте, сколько вам могут навесить за двух жмуриков плюс групповуха?

— Но ведь мы не убивали?! — взвыл не своим голосом Хомяк, с ужасом глядя на пол, по которому черными струями, смешиваясь, растекалась кровь от двух тел — обезглавленного и с расколотым черепом.

— Это ты следакам будешь петь в СИЗО! — зло усмехнулся Олег, — Пальчики-то ваши здесь на всем остались, а мои — лишь на ломике. Но я его унесу с собой, а вот куда вы денетесь с таким «грузом»? А в общем-то, это дело уже не мое, разбирайтесь сами! Котел же вы для чего-то разожгли?

Он демонстративно достал из кармана носовой платок, через него взялся за ручку двери и — вышел в ночь. Оставшиеся в помещении Хомяк и Сука внимательно поглядели друг на друга, затем на трупы — смысл «подставки» Грунского начал доходить до их мозгов…

На следующий день по больнице пополз слушок: после успешного лечения сбежал из добровольческой армии условно амнистированный заключенный по кличке Лось, на которого объявляется розыск. Другая весть была менее значительная: не предупредив заранее администрацию больницы, самовольно покинули свои рабочие места трое кочегаров-сезонников. Напоследок они основательно прогрели отопительную систему больницы, растратив огромное количество печного топлива, которое во время чрезвычайного положения ценилось особо. Сперва было бросились разыскивать и их, но затем махнули рукой: у всех троих осталась невостребованной месячная зарплата, что с лихвой окупало суточные затраты ГСМ.

— А, за трудовыми книжками придут! — успокоили себя работники бухгалтерии.

Наивные люди! Этих бланков теперь в любом подземном переходе метро навалом — по «полтиннику» за штуку — с печатями и штампами любых предприятий СНГ и ближнего зарубежья…

Но Грунский чувствовал нутром: успокаиваться нельзя. Хоть Сука и Хомяк «прибрались» в прачечной — сожгли останки друзей и замыли следы крови — он оставался участником «разборки» и свидетелем их позора — мольба о пощаде на коленях. Значит, его постараются «замести» следом.

«Лечь бы на дно, как подводная лодка, и позывных не передавать! — мыслил он по Высоцкому, — Лечь бы, а куда?»

Пока Олег размышлял над этим вопросом, последовали события, подстегнувшие его не хуже старинного арапника.

Глава 10

Спаси и сохрани…

Выписку Олегу врачебный консилиум назначил на десятое июня. А за паспортом и компенсацией по ранению нужно было ехать в Ленинакан. Денег на поездку не было ни копейки. Грунский думал, упорно думал — где их раздобыть. Но ничего пока в голову не приходило. Чтобы быть при бабках, надо было занять у кого-нибудь определенную сумму. Но у кого? Учитель из Гориса разводил руками:

— Вот незадача — у меня сейчас ни денег, ни родственников не осталось: все сбережения сожрала инфляция, а родных накрыло в доме «случайной» ракетой с вертолета… Впрочем, есть у меня одна мысль… — какая это мысль, он Олегу так и не признался.

Грунский, по правде говоря, на него мало рассчитывал: искалеченный войной человек с искалеченной судьбой — ну что с него взять?

В одном Вазгену Анастасовичу все же повезло: для больницы местными спонсорами были закуплены пять инвалидных колясок и ступневые ортопротезы. Медперсонал поставил его перед выбором — одно из двух: либо коляска, либо протезы. Он выбрал коляску.

— Я не Маресьев, знаешь ли, — признался учитель Олегу вечером в палате, — героя из меня никогда не получится! Это вы, русские, любите крайности: если бой, то умереть всегда готовы, а если протезы, то на них обязательно танцевать! Учить детей я смогу и в коляске, главное голова цела, а с ней — мозги мои и язык…

И теперь он раскатывал по больнице в сверкающем хромом и никелем кресле, удивительно ловко манипулируя рычагами и кнопками.

— Вазген Анастасович, глядя на вас, можно подумать — вы всю жизнь провели в этой штуковине! — воскликнул однажды Олег и тут же стушевался — понял всю неуместность шутки.

— Ничего, ничего, мы ведь тоже не пальцем деланные! — весело подмигнул ему учитель. — Вообще-то, у нас, в основном, практикуется езда на легковушках, но имеется еще один вид транспорта, не уступающий автомобилям, а кое в чем даже перешибающий их. Да ты сам вскорости убедишься в этом! — загадочно выдал он напоследок и укатил на почту — дать телеграмму какому-то близкому другу в Горисе.