Холотропное сознание - Станислав Гроф

К опыту двуединства очень близко переживание полного отождествления с другим человеком. Это случается, когда мы настолько сильно отождествляемся с другим человеком, что теряем ощущение собственной личности и становимся им. Яркий пример такого переживания был у моей жены Кристины, когда мы жили и работали в Эсаленском институте в Биг-Суре.

Кристина в то время лежала в постели, поправляясь после вирусной инфекции. Одним из наших друзей, также живших в Эсалене, был ныне покойный антрополог и эрудит Грегори Бэйтсон. Во время пробной операции хирурги обнаружили в его легких злокачественную опухоль размером с грейпфрут. Врачи сказали Грегори, что опухоль неоперабельна, и что жить ему осталось четыре недели. Живя в Эсалене, он лечился многими альтернативными методами и, в действительности, прожил на два с половиной года больше, чем предсказали врачи. За эти годы мы с Кристиной провели с ним и его семьей много времени и стали близкими друзьями.

В то особое утро Кристина, лежа в постели, испытала ошеломляющее чувство, что она становится Грегори. У нее были его гигантское тело и его огромные руки, его мысли и его основательный английский юмор. Она чувствовала, что соединилась с болью его раковой опухоли, и каким-то образом каждой своей клеткой знала, что он умирает. Это ее удивило, поскольку сознательно она оценивала ситуацию иначе.

Позднее в тот же день Кристина увиделась с нашим другом д-ром Карлом Саймонтоном, который гостил в Эсалене. Карл провел все утро, работая с Грегори и используя метод визуализации, который он разработал как онколог и радиолог. Карл рассказал Кристине о том, что произошло на его утреннем сеансе с Грегори. В середине сеанса Грегори неожиданно заявил: «Я больше не хочу этого делать. Я хочу умереть». Они сразу же позвонили его жене Луизе и, вместо того чтобы говорить о борьбе с раком, начали говорить о смерти. По времени, этот эпизода в точности совпадал с переживанием Кристины, в котором она отождествилась с Грегори.

Это исчезновение индивидуальных границ может идти гораздо дальще и распространяться на целые группы людей, у которых есть что-то общее; они могут принадлежать к одной и той же расе, к одной и той же национальности или культуре, иметь ту или иную общую систему убеждений, профессиональную подготовку или находится в одинаковом положении. Краткие и поверхностные формы такого отождествления с сознанием группы могут случаться и без глубокого или длительного изменения в сознании. Например, при посещении Освенцима, где были замучены и уничтожены миллионы евреев, люди нередко испытывают непреодолимое чувство отождествления с ужасом, скорбью и жестокими лишениями, выпавшими на долю тех, кто умер в лагерных застенках. Сходным образом, люди, посещающие Мемориал, посвященный войне во Вьетнаме, который находится в в Вашингтоне, обнаруживают, что на какое-то краткое мгновение они переживают страдания всех молодых людей, погибших на этой войне.

В измененных состояниях сознания такие надличностные переживания могут быть очень глубокими, живыми и выразительными, и продолжаться от нескольких секунд до нескольких часов. Здесь можно, например, стать всеми матерями мира, потерявшими своих детей в войнах, всеми солдатами, погибшими на полях сражений, или всеми отверженными в человеческой истории. И хотя это, наверное, трудно себе представить тому, кто никогда не испытывал таких переживаний, при определенных обстоятельствах человек может совершенно убедительно чувствовать, что становится всеми этими людьми одновременно — единым сознанием, которое содержит в себе сознание сотен или даже миллионов людей.

Визионерские переживания такого рода были многократно описаны в Священных писаниях и в мистической литературе всех времен. Однако такие переживания не являются ни исключительной привилегией великих фигур религиозной истории, ни — как иногда утверждают скептики — затейливым вымыслом лукавого духовенства, изобретающего способы манипулирования доверчивой толпой. Одним из самых неожиданных откровений современных исследований сознания было открытие того факта, что при определенных обстоятельствах, например, в необычных состояниях сознания, такие визионерские переживания могут стать доступными буквально каждому из нас. Их предоставляет нам надличностный потенциал человеческого сознания.

Приведенное ниже повествование представляет собой современный пример визионерского переживания профессионального психиатра, посетившего древние руины майя в Паленке, в Мексике. Этот довольно длинный рассказ также включает в себя выход за пределы времени и встречу с архетипическими сущностями, которую мы пока еще не обсуждали. Однако я оставил рассказ в том виде, как он есть, поскольку в нем представлен особенно впечатляющий пример визионерских способностей, доступных нам через посредство надличностного сознания.

«…Я обнаружил, что мне все труднее смотреть на окружающие меня руины просто глазами восхищенного туриста. Я ощущал волны глубокой тревоги, пронизывающей все мое существо, и почти метафизическое чувство подавленности. Мое поле восприятия постепенно темнело, и я начал замечать, что окружающие меня объекты наделены ужасной энергией и начали двигаться самым зловещим образом.

Я сознавал, что Паленке — это местом, где были принесены в жертву тысячи людей, и чувствовал, что все многовековые страдания каким-то образом все еще висят поблизости, подобно тяжелому облаку. Я ощущал присутствие гневных божеств и их жажду крови. Они явно требовали новых жертвоприношений и, казалось, полагали, что я буду следующей жертвой. Как ни убедительно было это ощущение, у меня оставалось достаточно критического рассудка, чтобы понимать, что все это — внутренний символический опыт, и что на самом деле моей жизни ничто не угрожает.

Я закрыл глаза, чтобы выяснить, что же происходит в моей психике. И вдруг, история как будто ожила; я увидел не руины Паленке, а процветающий священный город, находящийся в пике своей славы. Я наблюдал ритуал жертвоприношения с невероятными подробностями; однако я был не просто свидетелем, но и жертвой. За этим сразу же последовала другая похожая сцена, а затем еще одна. По мере моего удивительного проникновения в суть доколумбовской религии и в то, какую роль играли жертвоприношения в этой системе, границы моей личности, казалось, полностью исчезли, и я чувствовал, что моя связь со всеми, кто умирал в Паленке на протяжении веков, усиливается до такой степени, что я становлюсь ими.

Я ощущал себя огромным резервуаром эмоций, которые они испытывали; в нем содержался целый спектр чувств — скорбь по потерянной юной жизни, тревожное ожидание и странное двойственное отношение к палачам, а также своеобразную покорность судьбе и даже возбуждение и любопытное предвкушение того, что вот-вот произойдет. Я был уверен, что в подготовку к ритуалу входил прием каких-то препаратов, изменяющих сознание, которые поднимали переживание на другой уровень».

Он был очарован масштабами этого переживания и богатством прозрений, которое оно влекло за собой. Он поднялся на холм и прилег возле Храма Солнца, чтобы лучше сосредоточиться на происходящем. Сцены прошлого продолжали обрушиваться на его сознание с чрезвычайной силой. Его восхищение быстро сменялось глубоким метафизическим страхом. И тут он, казалось, услышал громкое и ясное сообщение: «Ты здесь не путешественник, пытающийся услышать голос истории; тебя, как и всех других в прошлом, принесут в жертву богам. Тебе не уйти отсюда живым». Он ощущал подавляющее присутствие божеств, требующих жертвоприношения, и даже стены зданий, как будто, жаждали крови — его крови. Он продолжает:

«Я и раньше переживал измененные состояния сознания в психоделических сеансах и знал, что самые ужасные страхи в этих переживаниях не отражают объективно существующей опасности и обычно рассеиваются, как только сознание возвращается к обычному состоянию. Как ни убедительно было это переживание, мне хотелось верить, что это «всего лишь один из таких страхов». Но ощущение надвигающейся гибели становилось все реальнее. Я открыл глаза, и панический ужас овладел всем моим существом. Мое тело было покрыто гигантскими муравьями и на коже появились сотни красных волдырей. Все это происходило не просто в моем уме; все было на самом деле.

Я осознал, что это неожиданное осложнение привнесло элемент, которого прежде не хватало, чтобы сделать мои страхи абсолютно убедительными. Я сомневался в том, что меня может убить само переживание, но теперь я не знал, что способно сделать со мной в измененном состоянии сознания большое количество яда сотен неизвестных мне гигантских мексиканских муравьев. Я решил поскорее унести ноги из этих развалин, чтобы избавиться от влияния божеств. Однако время, казалось, замедлило свой бег и почти остановилось, и все мое тело стало неимоверно тяжелым, словно свинцовым.