Заклятые супруги. Золотая мгла - Марина Эльденберт

Армалы называли это неестественным искажением крови, потому что первый малыш появился у пары сильных магов. От него же пошли и остальные, девочки расы поглотителей были редкостью, в основном рождались мальчики. Дети появлялись на свет с золотыми глазами, но через несколько месяцев они становились естественного цвета. Единственным отличительным знаком был золотистый ободок вокруг радужки, который оставался на всю жизнь. Когда поглотитель использовал силу, золота в глазах становилось больше.

Боевая сила хэандаме, обрушенное против мага поглощение силы и отражение атаки, бьет не только по противнику, но и по ее обладателю. Она вытягивает жизнь и губит.

Ну хоть какая-то слабость у него есть. Интересно, способна ли мгла причинить вред обычному человеку? Все армалы были магами, а первым немагическим оружием стали пользоваться, когда численность поглотителей стала стремительно расти, чтобы иметь возможность защищаться. Попавший под действие мглы на пару минут лишался сил на несколько дней, если же кому не повезло оказаться в ней надолго, мог полностью опустеть. Сопровождалось все это крайне болезненными ощущениями. Еще бы, когда из тебя пьют самую суть, приятным это не назовешь.

Я перевернула страницу.

Кровь хэандаме – яд для любого мага. Во времена, когда культ поглотителей набирал силу, ее использовали для опустошения.

А вот это уже интересно. Я перебрала несколько книг, пока нашла то, что мне нужно. Поглотители основали культ в качестве протеста после запрещения смешанных браков с магами. Самое смешное, что некоторые приравнивали их к полубогам, поэтому охотно шли за ними, добровольно отказываясь от способностей.

Кровь и семя хэандаме сильнее крови любого. Рожденное в таком браке потомство было магически слабым, во время полового созревания дети полностью лишались сил и становились поглотителями.

Неудивительно, что браки с поглотителями считались у армалов мезальянсом и были запрещены. Во времена, когда каждый был магически одаренным, рождение слабого ребенка не шло на пользу ни ему, ни обществу. А уж если сила хэандаме полностью брала верх над магией… Вот только это ни коим образом не вязалось с отцовской одержимостью укрепления рода. Я изучила еще несколько книг и выяснила, что все союзы магов и поглотителей случались исключительно по большой любви и никогда по расчету.

Культ набирал силу и проповедовал полный отказ от магии. Убийства магов, истощение, ритуалы, когда кровь хэандаме смешивали с кровью магов, а те становились пустышками. Мороз по коже шел, когда я читала о зверствах, что тогда творили. Культ и его деяния были преданы огласке, когда один из поглотителей не выдержал творящегося кошмара и предал своих братьев по крови. Лидеры культа и все его ярые последователи были казнены, остальных хэандаме выслали на острова, где их раса, отрезанная от цивилизации, прекратила свое существование.

Прекратила, да не до конца. Видно, все-таки оставались полукровки.

Но почему отец отдал меня ему? Ведь нашим детям не суждено было стать сильными магами. Или его вдохновляло возрождение расы поглотителей? Нет, быть такого не может.

Я вздохнула, окинула стопки книг тяжелым взглядом и вернулась к работе. Не в моих правилах сдаваться, причина есть у всего. Я неплохо изучила отца, а значит, нужно просто внимательнее искать. Страницы пестрели резью в глазах, я даже несколько раз прерывалась, чтобы проморгаться и разогнать мельтешащих перед глазами несуществующих мушек. Вот только никаких причин найти не могла, как ни старалась. Создавалось ощущение, что какую-то страницу просто выдернули из истории. Или я вообще ничего не понимаю!

– Тереза, хотите чаю?

Я подняла на Луизу растерянный взгляд: она зевала и потирала глаза. На диванчике валялась какая-то книга, уж не знаю, история Маэлонии или что еще, но ее будущая светлость под нее заснула. М-да.

– Я попрошу Барнса подать его прямо сюда.

– М-м-м-м…

– Хотя лучше, наверное, будет сразу просить ужин. Вы знаете, что мы с Винсентом недавно помирились?

А ведь и правда стало темнее, только край солнца полыхал над деревьями. Сколько же времени прошло? Пришли мы сюда сразу после обеда, но я же еще ничего толком не прочитала! Даже к Луни с Демоном не наведалась, да и с Луизой как-то неловко получилось, привезла ее сюда и забыла про нее напрочь. Но я ведь и не рассчитывала, что начну копаться в истоках своего брака.

– Нашли, что хотели?

Если бы.

– А что вы хотели, кстати?

Поначалу – совсем другое.

Теперь я хотела узнать, зачем меня выдали замуж. Почему именно за него. Почему раса хэандаме после истории с культом стерта изо всех летописей, точно и не было ее никогда.

– Я распоряжусь насчет ужина.

Подняться я не успела: запястье дернуло острой болью.

Еще раз, сильнее.

И еще.

По руке расползался холод, я стянула перчатку и в немом изумлении воззрилась на браслет: золото померкло, его пронизывали чернильные прожилки, дорожками стекающие на ладонь.

16

В тишине ночи грохот копыт казался просто оглушающим. Мы с Демоном влетели в Лигенбург, какой-то бродяга шарахнулся в сторону, разразившись проклятиями. Позади осталось городское кладбище, раззявленная пасть проржавевших ворот, трущобы окраин с их разрухой и вонью, полыхающие под мостом огонек костра – прибежища для бездомных. Ветер свистел в ушах, но я ни о чем не могла думать. Запястье заледенело, боли не было, но и золото не возвращалось. Проверить, как оно сейчас, я не могла, но когда выезжала из Мортенхэйма, чернота по-прежнему заливала узор. Мельтешение фонарей и улиц – одна за другой, летящее за нами эхо. Вот он, наш дом – впереди, темные окна, ни признака жизни. Хотя смерти тоже не чувствуется.

Я натянула поводья, спрыгнула, на ходу потрепала Демона по шее.

– Спасибо, милый.

Дверь, разумеется, была заперта, я постучала для начала молотком. Поскольку встречать меня не торопились, постучала кулаками, в сочетании с носком сапога грохот стоял знатный. Наконец-то послышались шаги, открыл мне тот молоденький худющий парень, который помогал Жерому с багажом. Он же занимался уборкой по дому – право-слово, никогда такого не видела, чтобы мужчины выполняли обязанности горничных. Демоны знают что, а не прислуга!

Глаза у него округлились, особенно когда он увидел взмыленного коня, а я быстро прошла в холл.

– Граф дома? – осведомилась светским тоном, будто только что выплыла из экипажа. Мальчишка несколько замешкался, но все же пробормотал:

– Да. Он… наверху.

– Замечательно. Осторожнее с Демоном. Он не особо жалует чужих. – Я вручила ему шляпку и направилась к лестнице, стараясь не сорваться на бег. Достаточно того, что я заявилась домой ночью, без намека на сопровождение, верхом. Да и вряд ли со мной говорили бы таким спокойным тоном, случись что-то серьезное. Или говорили бы? Я на ходу стянула перчатку и увидела, что черные прожилки немного поблекли. Значит, все хорошо? Наверное.

Дверь в спальню была чуть приоткрыта, оттуда доносились негромкие голоса. Гневный – Жерома и хриплый, надтреснутый – Анри. Они стихли, стоило мне подняться на этаж. Пришлось отпрыгнуть в сторону: камердинер, повар или непонятно кто еще вышел в коридор так резво, что чудом не столкнулся со мной. Ниже меня на полголовы, он тем не менее умудрился посмотреть презрительно. В светлых глазах мелькнула жесткая ярость, от которой мне на миг стало не по себе. Губы его искривились, он запустил растопыренную пятерню в светлые волосы с таким видом, точно собирался вырвать клок, что-то пробормотал себе под нос и быстро прошел мимо.

Я же толкнула дверь и вошла. Анри лежал на кровати, посередине, глаза сияли золотом так, что мне стало дурно. На груди клубком свернулся Кошмар, хотя эта самая грудь еле вздымалась. Под головой – несколько подушек, в темноте его лицо выделялось неестественно белым пятном. Я повернула ручку светильника, и комнату озарил неяркий свет. Теперь муж выглядел слегка зеленоватым, под глазами залегли глубокие темные круги, а потрескавшиеся губы напротив были горячечно-красными. Зато волосы слегка потускнели, словно кто-то выжег из них цвет.

– Что с вами случилось?

Я моргнула, чтобы посмотреть на него сквозь грань, – нет, смерти тут не было. Сейчас не было, но она его коснулась – черно-серые прожилки расползались сквозь бесцветный туман кожи и медленно таяли, уступая силе жизни.

– Вопрос в другом. – Несмотря на хриплые нотки, голос его звучал твердо. – Что ты здесь делаешь?

Как это мило! Мне живо расхотелось интересоваться случившимся, а вот желание дать ему затрещину стало непреодолимым.

– Я вернулась домой.

– Глубокой ночью? Так спешила, что не могла подождать до утра?

Теперь он еще и издевается!

– Разумеется. У меня вот… – Я показала браслет, который понемногу – медленно, но верно, наливался пока еще тусклым золотом.