Тысяча первая ночь и утро следующего дня - Виктор Самир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди многочисленных представителей породившей его династии, большинство из которых прославились своими дурными качествами, Аль-Мамун стоит как бы особняком, во многом благодаря выдающимся научным деяниям. «Передают также, что не было среди халифов из потомков Аль-Аббаса халифа более сведущего во всех науках, чем Аль-Мамун. И было у него каждую неделю два дня, когда он устраивал диспуты ученых, и садились в его присутствии состязающиеся, из числа законоведов и богословов, по разрядам и чинам…» Конечно же, халиф не мог быть учёным в прямом смысле этого слова, он всего лишь мудро и прозорливо покровительствовал наукам в то время, когда другие ему подобные предавались безделью или погружались в болото чувственных наслаждений. Надо было иметь твёрдый характер и подвижный ум, чтобы, обладая неограниченной силой и властью, избежать пустого времяпровождения и заставить себя проявить качества истинного властелина. Только весьма образованный и просвещённый человек мог бы оставить о себе память не только в официальной истории, но и в устных преданиях. Именно в этом качестве халиф и был прославлен в сказках «Тысячи и одной ночи», в рассказе «Про учёного человека и халифа Аль-Мамуна».
Его интересы были весьма разносторонними: математика, астрономия, философия. Само то время предполагало появление таких людей. В этом смысле это был поистине «золотой век» арабского халифата. Процветающий Багдад стал желанным местом для учёных и поэтов со всего Востока. В нём сумело найти себе приют и получить должную оценку наследие античной Греции, оказавшее несравненное влияние на весь средневековый мир. Ещё до прихода арабов сирийские монахи тщательно и кропотливо переводили и переписывали сочинения греческих математиков, философов и естествоиспытателей. Когда арабы потянулись к просвещению, то в первую очередь нашли себе применение медицинские знания, ради которых правоверные халифы готовы были даже допустить к себе врачей христианской веры. Почти у всех аббасидских халифов были приняты лекари-христиане, получавшие за свои труды щедрые воздаяния. В отдельных случаях суммы доходили до миллионов – что ни говори, хороший пример взаимовыгодного сотрудничества двух религий!
И в предшествующие времена покровительство наукам и искусствам широко было принято у правителей Востока. Но выдающейся заслугой Аль-Мамуна следует признать то, что при нём получили поддержку и развитие те области знаний, которые были далеки от повседневных потребностей двора и не сулили осязаемых материальных выгод. Положим, медицина была нужна всем, а вот астрономия или математика всё ещё рассматривались как причуда или занятное упражнение для ума. Ещё более странным, если не сказать – подозрительным, казалось занятие философией, предмет которой, по понятным причинам, был не совсем одобряем в закрытом для вольномыслия набожном обществе. Открыть дорогу к изучению трудов языческих мыслителей, впервые перевести на арабский язык сочинения античных авторов – всё это могло бы осуществиться только с покровительства и при участии понимающего властелина, каким и был Абдаллах Аль-Мамун.
Но просвещение и науки уже не могли остановить процесс разложения халифата. Арабы ещё не знали, что их мир стоит почти у края пропасти. Они всё ещё принимали свою силу как доказательство правоты и избранности своих мировоззрений. Двести лет победоносного шествия ислама воплотились блистательным итогом в романтической эпохе Аль-Мамуна, на улицах процветающего Багдада, в сказаниях «Тысячи и одной ночи». Если и можно обозначить ту границу, разделяющую период расцвета и последовавший упадок, то она, без сомнений, пролегала именно в это время.
В ту эпоху сформировались многие принципы и положения исламского общества, которые действуют и поныне. Но всего лишь через пару десятков лет после смерти Аль-Мамуна империя стала ослабевать и неизбежно клониться к упадку. Зависимость последующих халифов от наёмной армии, возросшая сила тюркских военачальников и невозможность обеспечить должный порядок наследования в конце концов привели к падению династии и расколу исламского мира. Халифы стали игрушками в руках преторианцев, по воле генералов один за другим менялись они на троне. Грозное имя «Повелителя правоверных», некогда вселявшее страх на соседние народы, стало не более чем номинальным титулом, не имеющим реальной власти. Некоторым не удавалось удержаться у власти даже и дня! Воистину можно было сказать – халиф на час! Кто нашёл свою смерть в изощрённых пытках, кого ослепили, кого обезглавили, – пожалуй, те из них, которых попросту умертвили, могли бы быть по-настоящему благодарны судьбе за такое обстоятельство! Унылым и безрадостным списком проследовали они на протяжении сотни лет, повергая халифат во всё больший упадок. Вновь наступили времена войны каждого против всех, времена заговоров, переворотов и жестокой борьбы за власть.
Это было не только падение правящего дома, но и начало разделения некогда единой веры на два конфликтующих течения. Ислам уже не был столь единым, как во времена Пророка, – шииты и сунниты окончательно вступили на путь вековых противоречий, отдалённые последствия которых мы и сейчас можем наблюдать на улицах Багдада. Пройдёт ещё сотня лет – и враждующие партии окончательно расселятся по отдельным городским кварталам и на время затаят свою неприязнь, вплоть до сегодняшних дней. Наш герой и в самых страшных снах не мог бы предположить, что будет твориться в его столице через тысячу двести лет! Опоясанные взрывчаткой смертники, взорванные машины, десятки, сотни погибших людей ежедневно!
Вы только подумайте – каково изощрённое постоянство истории! Прошла тысяча лет – и ровным счётом ничего не изменилось на улицах этого города! Всё та же кровь и насилие, горящие дома, осаждённые кварталы, и на фоне этого – жалкие попытки ничего не понимающих американцев насадить демократию там, где тысячи лет не знали ничего другого, кроме жестокого деспотичного правления. Но сейчас дела обстоят даже намного хуже, чем это было при халифах. Если тогда в своих междоусобных войнах и персы, и арабы, и шииты, и сунниты были предоставлены сами себе, то сегодня чуть ли не весь современный мир в той или иной мере оказался вовлечённым в этот древний круговорот кипящих страстей, в котором самым причудливым образом переплелись и экономика, и политика, и религия. Слишком велики интересы разных сторон, слишком многое поставлено на карту, и слишком велик соблазн вернуть себе то былое величие, отблеск которого вдруг так внезапно отразился в стекле небоскребов Дубая…
Когда-то новая религия дала арабам возможность завоевать половину цивилизованного мира, а сегодня нечто подобное доступно им посредством нефти. Но как они смогут распорядиться этим шансом и – что даже более важно – как поведёт себя жадный до этой самой нефти цивилизованный мир – вот очевидный вопрос для учебников истории будущего! Так или иначе, империя пала уже давно. Но извращённые идеи нового мирового халифата и по прошествии тысячи лет до сих пор будоражат некоторые больные умы на Востоке! Однако это уже совсем другая история. К черту политику! В конце концов, мы здесь не для этого…
Человек, о котором мы сейчас говорим, вряд ли мог предполагать или как-то повлиять на столь непредсказуемое будущее. Но в силу своего положения Аль-Мамун принимал самое деятельное участие в решении судеб своей страны и покорённых народов. Можно смело сказать, что вся жизнь нашего героя была наполнена всевозможными большими и малыми событиями, многие из которых оставили неизгладимый след в истории арабского мира.
Но для нас важен всего лишь один эпизод из его жизни. Но какой! Возможно, это одно из тех невероятных по своей сути событий, которым современники не уделяют никакого внимания, отдавая предпочтение другим, более значимым, делам и свершениям, в то время как именно эти, граничащие порой с вымыслом эпизоды, и вписывают личность в историю. Дело в том, что Аль-Мамун, как полагают многие, был тем первым человеком, который открыл путь в верхнюю часть пирамиды, куда на протяжении почти трёх с половиной тысяч лет не ступала нога человека…
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Примерно соответствует периоду с февраля по март 832 года нашей эры. Летоисчисление в исламе ведется на основе лунного календаря со своим особым временным циклом. Мусульманский год состоит из 12 оборотов луны, что на 11 дней короче обычного солнечного года. За период в 100 лет расхождение между календарями составляет почти три года.
