Младший конунг - Вера Ковальчук

Хильдрид получила в свое распоряжение целых три корабля — и обязанность выкурить викингов из поместья, которое с немалой претензией именовалось Равнереде, то есть «Воронье гнездо», и сидел там некий Скаги по прозвищу Дроворуб. Стояла поздняя осень, ветра с севера были пронизывающе-ледяными, они часто меняли направление — «капризничали», как говорил Гуннар. Но его дочь лишь поплотнее завернулась в плащ, усаживаясь на скамье кормчего. В глазах ее вспыхнул озорной огонек, и она велела поставить парус. Любая трудная задача вызывала у нее азарт.

Заметив блеск ее взгляда, Хольгер, вызвавшийся быть кормчим на втором корабле, крикнул:

— Хей, Равнемерк, только не надо головоломных прыжков через рифы, договорились? Я за тобой не угонюсь.

— Тем лучше, — ответила она. — Мы нападем на поместье первыми, завяжем бой. Враги решат, что нас мало, выскочат из поместья, и тут-то подоспеет второй корабль.

— Это что — твой план? — уточнил хмурый кормчий.

— Это шутка. Всем ты хорош, Двубородый, только шуток не понимаешь.

Двубородым Хольгера называли за то, что его подбородок был точно посередине рассечен давно зарубцевавшимся шрамом, и потому борода росла двумя половинами, густыми и пышными. Еще один шрам красовался на лбу, последний, самый маленький — на щеке, и все это «богатство» добавляло викингу мрачности. Он и в самом деле не понимал шуток, воспринимая всерьез абсолютно все, что ему говорили. Но по натуре был человеком добродушным, никогда не спешил ссориться с кем-то или отвечать на оскорбление. И, кстати, отлично управлялся с рулевым веслом любого корабля, хоть тяжелого, торгового, хоть легкого, хоть боевого, хоть рыбачьего. Он считал Хильдрид неплохим вождем, признавал, что она стоит того, чтоб за ней идти, но женщину именовал не иначе, как Равнемерк. Или Хильдиром.

— Каков есть, таков есть, — ответил он ей.

Торстейн предложил напасть на Воронье гнездо ночью. Окружить дом и подпалить, а там уж смотреть, что получится. Он знал Гуннарсдоттер много лет, ходил еще под началом Регнвальда, а после его смерти счел, что вдова Бедварсона достаточно удачлива и разумна, чтоб слушаться ее на боевом корабле. В противоположность Хольгеру Торстейн носил прозвище Веселый и вполне его оправдывал. Он любил хорошую шутку.

Впрочем, эти двое, несмотря на различия характеров, отлично ладили, считались друзьями, даже подумывали о побратимстве. Уже лет шесть подумывали, но пока ничего не решили.

Хильдрид предложение Торстейна отвергла. Ей вообще не нравилось подобное — палить поместья вместе с людьми. Во-первых, в пожаре гибло множество добра, а во-вторых, множество непричастных. Кроме того, хоть Гуннарсдоттер выросла не в крестьянской семье, а в воинской, она вполне представляла себе, сколько труда нужно, чтоб построить длинный дом и все хозяйственные постройки. У нее не поднималась рука обрекать все это на гибель в огне, если уж без этого можно обойтись.

— Ты больше думаешь о добыче, — упрекнул ее Торстейн.

— А тебе не стыдно кидаться на полторы сотни головорезов с тремя сотнями, да еще и с огнем?

— Чего мне стыдиться? Они — вне закона, их как бешеных псов уничтожать надо. Выжигать каленым железом.

— Равнемерк правильно говорит, и так справимся, — возразил еще кто-то. — Добыча никогда не бывает лишней. А если тебе твоя доля не нужна, Веселый, отдай ее мне.

— Ага, как же, — под общий хохот возмутился Торстейн. — Тебе палец в рот не клади.

До поместья добрались через несколько дней. Хильдрид не решилась ждать вблизи имения до утра, чтоб напасть на рассвете, когда особенно хочется спать, когда не выдерживают даже дозорные, и не рискнула ночью идти на корабле по незнакомому фарватеру. Ее чутье и знание моря с годами стали только глубже, но одновременно пришло понимание того, что в жизни бывает всякое. И лучше не рисковать, если есть такая возможность. Смирившись с тем, что внезапного нападения, скорее всего, не получится, она решила — пусть все идет, как идет.

Равнереде располагалось между двух невысоких скал, защищавших поместье от ветра и штормов. В широкой ложбине, достаточно высокой, чтоб ее не затопляли соленые морские волны. Должно быть, земля здесь была весьма плодородна. В полусвете сумрачного, ненастного дня, под легким дождиком, моросящим с неба, таким слабым, что он казался скорее туманом, деревья, теснящиеся на узких полосах скальных подножий, казались темно-серыми.

На пологом берегу не было ни одного корабля. Хильдрид нисколько не удивилась. Праздник Зимней Ночи уже миновал, в это время мало кто решался пускаться в путь. Да и была ли в том необходимость? Временем войны считалось лето, торговли — тоже. Зимой все прятались по своим теплым домам и подсчитывали прибыль, да готовились к следующему году. Должно быть, корабли местного «вольного ярла» уже давно в корабельном сарае. Вот и он, кстати, едва выглядывает — приземистое, но широкое строение, на крыше — черная от времени дранка. Чуть дальше был виден и длинный дом — солидное строение, окруженное сараюшками и лофтами. На севере Ранрике зима не так уж и сурова, даже в лютые холода вполне можно ночевать в неотапливаемых кладовых, особенно если одеяло взять потеплее.

Хильдрид махнула рукой. Еще утром она велела надеть доспехи и вооружиться, а теперь по ее жесту викинги натянули шлемы, подняли оружие, подхватили щиты. Ветер был переменчивый, и другой кормчий из осторожности мог бы посадить всех на весла. Но дочь Гуннара прекрасно понимала — всегда лучше, если воины вступают в бой отдохнувшими и полными сил. Она верила в себя. И «Лосось» повиновался ей с охотой, будто живое существо. Распустив парус, будто крылья, он летел по волнам, словно чайка, высматривающая рыбу. Кормчие оставшихся двух драккаров не решились подражать Хильдрид — рифов и подводных камней здесь было множество, это сразу заметно опытному глазу. А кораблем, который идет под парусом, куда труднее управлять, чем во время гребли, особенно если ветер меняется.

«Лосось» ткнулся носом в гальку, и с борта сразу посыпались викинги. Они прыгали в воду и выскакивали на берег в молчании, слышен был лишь звон металла о металл, скрежет выхватываемого из ножен оружия, хруст гальки под сапогами и скрип корабельного дерева. Катящаяся на врага молчаливая лавина, пожалуй, пугает даже больше, чем боевые вопли и грохот.

Впрочем, в имении Равнереде жили не робкие крестьяне (таких и вовсе-то не бывало в Скандинавии). Еще когда первый драккар был в воде, на берегу кто-то предостерегающе закричал. Когда же викинги Хильдрид выбрались из воды, со стороны поместья уже бежали первые вооруженные мужчины. В большинстве они похватали, что попало — топоры, часто не боевые, дубинки, копья — и ни на одном не было доспеха. Оно и понятно, чтоб натянуть пусть даже самую обычную кольчугу, пусть даже на первую попавшуюся куртку или рубашку (ткань после этого, само собой, придет в негодность, но под угрозой жизни о рубашке думать не станешь), нужно время. С кожаной броней еще больше возни — надо затянуть все многочисленные ремешки по бокам и на плечах.