Победитель остается один - Пауло Коэльо

Ему приснилось, что девушка, торговавшая на набережной, пришла к нему и вместо того, чтобы осудить, — благословляет. Он плачет у нее на груди, просит простить, а она, не обращая внимания на его слова, гладит по голове, утешает. Оливия — великодушие и прощение… И теперь он спрашивает себя, заслуживает ли его любовь к Еве этой жертвы?

И предпочитает думать, что да. Если девушка попалась ему, если дело выгорело легче, нежели он предполагал, стало быть, для всего произошедшего есть какая-то причина.

Усыпить бдительность «друзей» Джавица оказалось нетрудно. Он знал этот тип людей: они натренированы и обучены реагировать стремительно и точно, а помимо того — фиксировать любое подозрительное движение, интуитивно угадывать опасность. Они, без сомнения, поняли, что он вооружен, и долго держали его под наблюдением. Потом решили, что он не представляет опасности, и расслабились. Не исключено даже, что приняли его за своего брата-охранника, высланного вперед проверить обстановку, убедиться, что хозяину ничто не угрожает.

Хозяина у него не было. А угрозу представлял он сам. Войдя в павильон и определив свою следующую жертву, он уже не мог отыграть назад — иначе перестал бы уважать себя. Он заметил, что дорожка, ведущая к этому павильону под парусиновым навесом, охраняется, но ведь ничего не стоит пройти через пляж. И побыв десять минут, он вышел, надеясь, что «друзья» Джавица заметят это. Развернулся, сошел по спуску, предназначенному только для постояльцев отеля «Martinez» — пришлось показать магнитную карту, заменяющую ключ от номера, — и вновь двинулся туда, где происходило «действо». Идти по песку в башмаках было трудно, и Игорь вдруг заметил, как он устал — и от перелета, и от боязливого ощущения, что задумал нечто невозможное, и от напряжения, так и не покинувшего его после того, как он уничтожил мироздание бедной девушки, торговавшей кустарными сувенирами, а вместе с ней — многие и многие будущие поколения. Однако отступать было поздно.

Прежде чем снова появиться под навесом, он достал из кармана бережно сохраненную трубочку, торчавшую из стакана с соком. Открыл маленький стеклянный пузырек, который показывал Оливии, только, вопреки его словам, содержал он не бензин, а совершеннейшую ерунду — иголку и кусочек пробки. В нем он проделал отверстие по диаметру соломинки.

Потом вновь появился на празднестве, в павильоне, уже переполненном гостями, которые, обмениваясь приветственными возгласами, поцелуями и объятиями, бродили там с коктейлями всех цветов радуги — это и руки занимает, и помогает скрасить ожидание той минуты, когда начнется угощение и можно будет наконец поесть — весьма умеренно, впрочем, потому что следует соблюдать диету (особенно после пластических операций), а кроме того — предстоит еще ужин, где, если даже совершенно не хочется, придется есть, ибо так предписывают правила хорошего тона.

Большую часть приглашенных составляли люди среднего возраста. И означало это, что сюда созвали профессионалов. Возраст их играл Игорю на руку, поскольку все они уже были вынуждены пользоваться очками. Здесь никто их, разумеется, не надевал, пугаясь того, как ужасно звучат эти слова — «старческая дальнозоркость». Здесь все обязаны одеваться и выглядеть как подобает людям в расцвете лет, чей дух «вечно молод», а бодрость — завидна. И притворяться, что чего-то не заметили оттого лишь, что не обратили внимания, тогда как на самом деле — попросту не разглядели.

И только двое гостей видят все и вся — «друзья» Джавица. Но на этот раз наблюдают за ними.

Игорь поместил иголку в трубочку и сделал вид, что снова потягивает через нее сок.

Стайка хорошеньких девушек у стола притворялась, что очень внимательно слушает экстравагантные истории уроженца Ямайки, хотя на самом деле каждая из них раздумывала, как бы половчее отбить его у соперниц и затащить в постель — ибо молва приписывает обитателям этого острова необыкновенную сексуальность.

Игорь приближается, вынимает трубочку и через нее выдувает иголку в сторону своей жертвы. И увидев, как Джавиц Уайлд схватился за пораженное место, отходит, чтобы вернуться в отель, подняться в свой номер и попытаться заснуть.

Яд кураре, которым индейцы Южной Америки смазывали перед охотой наконечники своих копий и дротиков, и сейчас применяется в европейских клиниках, чтобы, для облегчения работы хирурга, отключить — под контролем аппаратуры, разумеется, — те или иные группы мышц. От дозы, которая содержалась на кончике иглы, выпущенной из трубочки, птица замертво падает с неба через две минуты, поросенок агонизирует четверть часа, а крупное млекопитающее — такое, как человек, — гибнет через двадцать минут.

Яд парализует окончания двигательных нервов всей поперечно-полосатой мускулатуры, а следовательно и той, что участвует в дыхании, и это приводит к удушью. Самое любопытное — или, если угодно, самое скверное — что жертва, оставаясь в полном сознании, не может ни позвать на помощь, ни остановить медленный процесс своего умирания.

Если индейцам в сельве случится поранить палец об отравленное копье или стрелу, они знают, что пострадавшему надо сделать искусственное дыхание «рот в рот» и дать противоядие, изготовленное из целебных трав: его постоянно носят с собой, ибо такие случаи нередки. А в городе, сколь бы энергичные меры по реанимации ни принимали парамедики, абсолютно никакого эффекта они не добьются, ибо считают, что имеют дело с сердечным приступом.

Игорь шел в отель не оборачиваясь. Он знал, что сейчас один из «друзей» ищет злоумышленника, а другой вызывает «скорую», но та, хоть и прибудет без задержки, все равно ничем не поможет, потому что не поймет, что произошло. Люди в зеленых жилетах обступят пациента, выгрузят из машины дефибриллятор — аппарат, который разрядом тока может «запустить» остановившееся сердце — и портативный электрокардиограф. Но при поражении ядом кураре сердечная мышца страдает в самую последнюю очередь, и сердце продолжает биться даже после того, как происходит смерть мозга.

Они не заметят на ленте никаких признаков патологии, они сделают внутривенное вливание, сочтя, что человеку стало плохо от жары или что он чем-то отравился, и произведут все требующиеся по науке манипуляции и, может быть, даже наложат кислородную маску. А к этому времени двадцать минут уже истекут.

Игорь желает Джавицу, чтобы ему не успели помочь — в противном случае он до конца дней, подключенный к системам жизнеобеспечения, останется на больничной койке в статусе «овоща».

Да, он предусмотрел все. Прилетел во Францию на личном самолете, чтобы можно было провезти с собой пистолет и отравляющие вещества, раздобытые благодаря связям с чеченским криминалитетом, действующим в Москве. Рассчитал по секундам и тщательно отработал, как перед важными деловыми переговорами, каждый свой шаг, каждое движение. Список намеченных жертв он держал в голове: лишь одну из них он знал лично — все прочие должны быть людьми разного возраста, разной национальности, разных социальных сословий. Он месяцами изучал дела серийных убийц, запуская компьютерную программу, пользующуюся большей популярностью среди террористов, потому что не оставляет следов разысканий и исследований. Он принял все необходимые меры к тому, чтобы потом, когда миссия будет выполнена, можно было уйти незамеченным.

Он обливается потом. Нет, дело тут не в раскаянии — Ева, наверно, заслуживает приносимых ради нее жертв, — а в бессмысленности всей его затеи. Да, совершенно очевидно, что женщина, которую он любит больше всего на свете, должна знать, что он способен на все — даже на уничтожение миров, но все же стоит ли? Быть может, наступает миг, когда следует принять свой удел, не становиться против течения событий, и люди тогда сами войдут в чувство и разум?

Он устал. Он не в силах больше рассуждать здраво, — и как знать, быть может, мученичество лучше убийства? Быть может, лучше сдаться, предаться воле судьбы и тем самым принести любви самую большую жертву — собственную жизнь? Не так ли поступил Иисус по отношению к миру, не было ли это самым наглядным уроком людям, которые, увидев Его побежденным и распятым на кресте, подумали, что на этом все и кончится? И расходились тогда, ликуя от одержанной победы, гордясь ею и не сомневаясь, что с этой проблемой они покончили навсегда.

Он сбит с толку. Он собирался уничтожать миры, а не предлагать свою свободу в обмен за любовь. Девушка с густыми бровями похожа на Пречистую Деву, на Богоматерь Скорбящую.

Он идет в ванную, подставляет голову под струю ледяной воды. Должно быть, это все — от недосыпа, нового места, разницы во времени или оттого, что он все-таки сделал такое, на что считал себя не способным. Он вспоминает обет, который дал перед мощами святой Магдалины. И все же — правильно ли он поступает? Ему нужен знак.