Тополиная Роща (рассказы) - Борис Ряховский

- Ну, айда париться!

- Ты меня сильно веником не бей, - сказал просительно Даулет.

- Маленько похлестать надо, - спокойно ответил банщик. - Ты день за днем на ветру, у тебя стужа сидит в глубине, в костях, надо ее паром выгнать. Опять же ты овчарней пропах, навозом, а пар вытягивает из кожи пот и грязь.

Даулет и банщик скрылись за дверью. Псы обошли раздевалку и легли под окном, откуда слегка дуло.

Из-за дверей приглушенно доносились голоса Даулета и банщика, звяканье тазов, шипение и плеск воды.

- Ай, хватит! - донеслось из-за двери.

Куцый узнал голос Даулета, вскочил. В голосе хозяина он слышал испуг.

- Ай, не надо! - вскричал Даулет.

Куцый бросился на помощь. Тяжелая от сырости дверь мгновенно захлопнулась под действием пружины. Пес очутился в пустынном помещении, среди каменных лавок, и стал было в растерянности.

Но тут из двери, врезанной в заднюю стенку мыльни, донесся вопль Даулета:

- Ай, горячо! Ай, хватит!..

Куцый кинулся в распахнутую дверь. Горячий и плотный воздух оглушил его, обжег ноздри. Сквозь слезы, как сквозь туман, Куцый увидел под потолком хозяина и банщика. Его хозяина хлестали веником, он корчился и увертывался!..

Куцый, оглушенный жаром, полез наверх, рявкнул. Обидчик Даулета увернулся, сунул в пасть псу веник. Куцый задохнулся, на миг потерял сознание и скатился по ступеням. Здесь Даулет схватил его за загривок и выволок в мыльню.

Там у входной двери метался Черноголовый, всем своим видом показывая, что в эту историю он попал исключительно по простодушию Куцего. Даулет выгнал их в раздевалку, оттуда на улицу и бегом вернулся в парилку со словами:

- Поддавай!..

- Пошло дело! - одобрил банщик. Рукой, одетой в рукавицу, он откинул дверцу в печи, за ней в глубине краснели раскаленные камни. - Берегись! крикнул банщик, взмахнул тазом, плеснул.

Ахнуло, с шипением ударил пар, затопил парилку.

На холоде псы отряхнулись, отдышались. Куцый, помотав головой, наконец зацепил языком край прилипшего к нёбу березового листа и с отвращением выплюнул его. Шерсть на морде хранила въедливый запах раскисшего березового веника.

Черноголовый, сконфуженный, обошел вокруг него раз-другой. Рявкнул, отскочил - поманил за собой. Куцый угрюмо отвернулся. Вновь рявкнул Черноголовый, извинительно, - дескать, ладно, брось горевать.

Псы прошли задами огородов, выбрались на темную улицу и здесь остановились перед тесовым забором.

Черноголовый злобно зарычал, вызывая врага, и взглянул на Куцего дескать, сейчас увидишь, какие могучие враги у меня и как я с ними расправляюсь.

Из глубины двора ответили злобным лаем ("Проходи мимо, покуда цел!").

Черноголовый прижал уши, стал рычать и задними лапами расшвыривать снег.

С лаем накатился враг, ударил в полотно ворот, заметался. Сверкнул в щели его глаз.

Хрипели псы, сквозь щели обжигали дыханием друг друга, грызли доски, изнемогая, царапали когтями и в новой ярости бросались на забор.

Куцый также бегал вдоль забора. Он понимал Черноголового. Что угрозы! Что лай!.. Только хорошая драка решит, кто сильнее!

Куцый тронул лапой калитку, она чуть подалась. Куцый навалился спиной, уперся всеми четырьмя лапами, напрягся. Раздался скрежет отдираемой вертушки, и калитка распахнулась. Куцый отошел и стал в стороне: "Ну, горлопан, теперь Черноголовый тебя тряхнет!"

Вновь неслись враги вдоль забора, искали выхода злобе, стонали; хрипели. Внезапно оборвалась стена забора, отшатнулись они, оцепенели, увидев друг друга в пустом пространстве калитки. Одновременно прыгнули в сторону и вновь с лаем и криком понеслись вдоль забора, кидались на него и хрипели.

Куцый отвернулся: не понимал он здешней жизни. Постоял-постоял и потрусил искать хозяйский дом.

Пересекая освещенную улицу, он наткнулся на след хозяина. След хранил запах кожи, овчарни, сена; примешивался к этому сплаву запах предбанника.

7

Куцему в сенцах было непривычно, он охотнее бы провел ночь на сене возле хозяйской лошади. Даулет, вернувшись поздно вечером, едва успел открыть двери в сенцы, как истомившийся пес проскочил мимо его ног. Даулет вышел во двор, подозвал Куцего, уговаривал вернуться:

- Говорят, волки наскакивают... схватитесь... Мне придется вставать, помогать тебе. А после бани так спится...

Куцый с неохотой уступил. Даулет запер сенцы изнутри на задвижку и ушел в дом.

В середине ночи Куцего как ударило. В страхе, вздрогнув всем телом, он взвизгнул по-щенячьи. Этот визг заглушил тот угасающий звук, что разбудил его. Собаки тоже видят сны и дергаются в испуге, не у него ли самого вырвался этот хрип?.. Замерев, слушал Куцый. В пуховых снегах лежал поселок, стояли в небе голые тополиные кроны. Успокаиваясь, он зарычал, погрузил нос в шерсть, задышал, и сон затуманил ему голову.

Утром пришел седой, хозяин Черноголового, сказал, что пес пропал. Даулет сказал Куцему "ищи", тот повел людей по следу. За огородами в тополином подросте нашли клок шерсти во взрытом снегу; дальше, в самой чаще, Куцый высмотрел что-то черное, как тряпка. Даулет криком остановил Куцего, подошел, забросал снегом это черное - оно все лезло и лезло из снега, как живое.

- Давно ли мы тех щенков подобрали с твоим отцом, - сказал, спросил ли себя печально седой и побрел прочь.

Даулет было догнал его, да остановился. Глядел с болью, как бредет по сугробам старый человек в фуфайке и валенках с отворотами.

Волчий след, прострочив волны пуховых, искристых снегов, привел погоню к подножию горы. Здесь в каменных расщелинах след пропал, однако Куцый уверенно полез наверх. С перевала стала видна закрытая отрогами котловина. Куцый по прямой, по целине, направился к каменной осыпи, что чернела в дальнем углу котловины. Даулет, дивясь такой уверенности, погнал коня следом. На краю россыпи, в том месте, где она подходила к горе, Куцый нашел волчий след, зарычал.

- Держись рядом с конем, - велел ему Даулет.

Местами ноги у лошади разъезжались на гладких, скрытых под снегом камнях. Звяканье ее копыт о камни далеко разносилось вокруг. Куцый тянул голову, ожидая каждый миг появления поднятых с лежки волков.

Так они пересекли осыпь. По команде Даулета Куцый обежал по краю россыпи, убедился, что уходящих следов волка нет, что звери затаились в камнях.

Куцый вернулся к тому месту, где волчий след входил в россыпь, вновь пошел по нему и вновь потерял его на камнях. Утренний ветерок стер с гладких камней быстрые касания волчьих лап.

В гневе заметался Куцый, и в этот миг его чуткие ноздри поймали легкую, как паутинка, струйку запаха: то был едкий, ненавистный, распаляющий запах волка.

Куцый, вытянувшись и подрагивая всем телом, пошел через россыпь. Его вело верхнее чутье, он ловил в ветре запахи зверя.

Раз, и другой, и третий, теряя направление, он принимался кружить.

Даулет разгадал смысл его кружения и двинулся с края россыпи к ее середине, чтобы не проиграть в расстоянии, когда волки не выдержат и выскочат из своего убежища.

Вскрикнул Даулет, указывая рукой вбок. Куцый оглянулся: из-под камня, из черной дыры выметнулись два волка.

- А-а! - завизжал Даулет, поощряя Куцего, коня и себя.

Волки бросились к тому месту, где осыпь подходила к горе. Ее крутой склон был труден для коня.

Наперерез им выскочил Куцый. Увернулся черный волк. Избегали звери схватки: миг задержки позволил бы Даулету настичь их.

В новом прыжке Куцый вцепился в загривок черному волку, тот полоснул его клыками и стряхнул - как тогда, при первой схватке.

Налетая, диким голосом закричал Даулет, взмахнул дубиной. Волки бросились в разные стороны, погоня разделилась: Куцый преследовал черного волка.

Скрыла гора всадника. Стал черный волк, хлестнул себя хвостом по боку. Не подпустил к себе зверь, прыгнул. Во встречном прыжке Куцый выгнулся - и промахнулся зверь, не поймал горло Куцего. Смял Куцый зверя. В тот же миг волчьи клыки рванули грудь пса, а Куцый поймал волчье горло, вскинул зверя. Бился зверь, неумолимо сжимал Куцый свои страшные челюсти. Смешались в горле зверя клокотанье, хрип и стон. Вспыхнули, расширяясь от боли и ненависти, его зрачки.

Погасли волчьи зрачки, и силы покинули Куцего. Повалился он, притянутый тяжестью волчьего трупа.

Порывался он встать, устремиться вслед за хозяином, туда, где настигнет Даулет второго волка на белой равнине степи и с криком на скаку поразит его ударом дедовской дубины. Но подогнулись ноги у Куцего, и свет померк в глазах.

...Очнулся он в руках хозяина. Держал его хозяин на руках, мчал конь по степи.

8

Плохо зарастали у Куцего порванные внутренности, глубокие раны на груди, на холке. Приходил к нему несколько раз на день Даулет, поглядывал в чашку с молоком, говорил с ласковым упреком: "Ай, совсем не ешь". Гладил по голове, иной раз, забывшись, рука проскальзывала ниже, и Куцый дергался всем телом: шея также была распорота.