В ад с «Великой Германией» - Ганс Рефельд

3 июня 1944 г. Ночь мы используем для строительства новых укреплений и подготовки к обороне. Когда русские начали с утра атаку с танками и пехотой, мы «аккуратно» остановили их. Но потерпели также серьезные убытки. Я получаю приказ выехать на мотоцикле с коляской в город Яссы, чтобы добыть там боеприпасы. Отправляюсь в сумерках. Коляска — это довольно-таки шаткий прицеп. Когда мы с напарником должны были остановиться на окраине города, я услышал ворчание самолета над нами. «Откуда у нас появилось много самолетов?» — думаю я. Яссы освещают ракеты, словно рождественские елки. Мерцание охватывает всю местность. И все же это не наш! Немецкие зенитные пушки даже не успевают открыть огонь, как вниз уже летят бомбы! Все трещит, блестит и гремит! Мы улеглись в уличном котловане и наблюдали за этим ужасным спектаклем! В городе горят многие дома и учреждения. Взрывная волна сотрясает даже нас. Оборона города очень слаба. Фронтовая газета несколько дней назад писала: «В румынском городе Яссы, поблизости от фронта, жизнь идет нормально. Едут трамваи, население чувствует себя защищенным вермахтом, который продолжает свою каждодневную работу». Эту заметку прочитали, пожалуй, и американцы, которые стартовали с итальянских аэродромов и начали постоянную бомбардировку города. Они намерены бомбить также нефтяные месторождения Плоешти. В городе находится много учреждений вермахта и военные госпитали. Головоломка! Мы поражены! В Яссах паника. Когда бомбардировщики исчезают, мы осторожно выезжаем на городскую окраину. Мы интересуемся складами боеприпасов, но ни муниципальные власти и никто другой не могут нам сказать, где они находятся. Население панически бежит, испугавшись бомбежек и пытаясь спасти все, что еще можно. Эвакуируются и лазареты. Нам, видимо, придется возвращаться, не выполнив поручения. Но ночью боеприпасы вместе с продовольствием были доставлены. Завтра должен последовать мощный удар нашей армии, который призван загнать русских в низменности Прута. Меня зачисляют в руководящий резерв. Таким образом, я не буду участвовать в последнем наступлении. Пока я остаюсь при обозе, который повезет боеприпасы и продовольствие.

2–3 июня 1944 г. Атака на деревню Орсоайя (Румыния). Части 3-го батальона отступают. Русские танки действуют чрезвычайно активно. Но что будет дальше? Вот растет и поднимается высоко в воздух черный дым из люка одного танка — он горит! Второй танк не успевает приблизиться, как тоже вспыхивает. Тогда остальные беспокойно поворачивают. В течение короткого времени было подбито четыре танка Т-34. Причем это сделало то противотанковое орудие, которое располагалось на фланге, откуда хорошо была видна цель.

Теперь на поле боя остались четыре дымящихся бронированных развалины как знак того, что русское наступление провалилось. Я слышу, как кто-то из вояк говорит лаконично: «Остальные дали деру!»

Сбежавшие румыны снова отправляются на указанные нами позиции. Большинство из этих «товарищей», впрочем, сразу же готово бежать в том случае, если русские снова пойдут в атаку. Мой командир обер-лейтенант Шмельтер пошел назад, в покинутые сегодня без приказа окопы. Там перед ним возникают все эти вернувшиеся вояки, у которых страх от пережитого все еще стоит на лице. Штаб батальона расположен в землянке на передовой. Там поблизости есть глубокие пещеры, которые гарантируют хорошую защиту от осколков снарядов. Сегодня иван с его «катюшами» очень активен. А в окопах у него стоят минометы. Мы должны были откопать два трупа солдат, которые оставались здесь вчера. С двумя своими наблюдателями я отправляюсь в заранее выкопанный окоп. По нему вчера прошел танк. Я считал, что хотя бы один из тех, кто вчера занимал здесь укрытие, спасся. Но наблюдатель сказал, что в окопе трое мертвых солдат. Руки они держали перед лицом, как будто бы хотели защититься от обрушившейся земли, но все были погребены под ней. Эти трое мертвецов сегодня вечером будут отправлены в тыл с тягачом. Деревня полна румынскими солдатами. Я узнал, что мы освободили ее сегодня вечером. Это, собственно, должно было произойти раньше, но румынский батальон запоздал. Румынский лейтенант, который был у нас вчера, сказал: «Вы видите, я пришел один, батальона больше не существует. Высшие офицеры и командир еще в деревне! Они не знают, когда будут с вами! У меня больше нет боеприпасов и продовольствия для солдат. Вы же знаете, что враг приближается к нам». Этот последний ответ типичен почти для всей румынской армии! Сами солдаты не плохие, но командование чаще всего держится подальше от грязи окопов! Появляются русские самолеты и бросают бомбы на все возможные цели. Затем они стреляют из бортового оружия по окопам и транспортным средствам. Обычно у них есть еще и ракеты. Поэтому я увожу в укрытие моих наблюдателей. Я получаю сообщения ежедневно. В то время как пытаюсь при постоянном обстреле систематизировать полученные сообщения, обер-лейтенант Шмельтер, сидящий в двух метрах от меня в окопе, изучает карту. Время от времени мы испуганно прислушиваемся к зловещему шуму, раздающемуся снаружи, и спрашиваем себя: «Не „катюши“ ли это Сталина?» Я вжимаюсь во влажную прохладную землю и понимаю, как плохо мы защищены. Теперь я слышу характерный шелест мин. Они должны быть очень большие! И затем «барабанят» целые пакеты ракетных снарядов. Солдаты уже нравственно «готовы» к этому грозному оружию. Каждый боится все же, что среди такой массы снарядов найдется один для него! Земля дрожит; многочисленные мины с грохотом взрываются. По их разрывам я ориентируюсь, не лег ли залп перед нашим окопом. Затем земля содрогается снова и снова. Дым и грязь застревают в горле, мешают дышать. И когда я наконец думаю, глубоко вздохнув: «Ну вот и все», снова раздается оглушительный треск. Взрывная волна давит на уши и грудь! Земля засыпает меня, и я чувствую себя погребенным под всей массой земного шара. Судорожно пытаюсь оставить хотя бы руки свободными, но ничего не получается. Глаза засыпаны землей и песком. С трудом приподнимаюсь. Песок в глазах не дает смотреть. Я мигаю на солнце, которое наконец просвечивает сквозь пыль и чад. Я хочу выйти наружу, хочу быть свободным, однако дела идут плохо. Моя следующая мысль об обер-лейтенанте. Где он? Что с ним? Зову его, и он в конце концов отвечает: «Рехфельд? Выкопайте меня, я частично засыпан». Так, командир еще жив! Мимо проходит санитар, направляющийся к раненым. Он не собирается останавливаться около нас и пробегает мимо. Я кричу: «Беги к раненым, но потом вернешься и откопаешь нас!» Через некоторое время вояка с растерянным лицом подходит к нам с лопатой. Он хватает меня за наручные часы! Я кричу на него: «Парень! Отпусти часы, хватай меня за руки». Санитар сбрасывает с меня песок и глину руками. Наконец он освобождает руки, и теперь я могу помогать ему откидывать землю. Давление на грудь ослабевает. Наконец я свободен! Конечности и спина болят! Но что там делает санитар? Я вылезаю наружу, и теперь мы оба торопимся откопать командира. Вдвоем это идет более или менее быстро! Когда обер-лейтенант, в свою очередь, освобождается, он не находит карты и очков. В это время поблизости опять вздымается вверх земля и песок. «Катюши» ивана снова дают залп. Мы бросаемся низко на землю и ждем! Мина «шипит» где-то близко! Горький вкус пороха чувствуется на языке! Теперь от нас уже ровно ничего не зависит. Впрочем, мины рвутся где-то вдалеке. Мы свободно вздыхаем. «Проклятые проститутки!» — проклинает русских вояка. Как бы в ответ на его слова минометчики направляют огонь прямо на наш окоп! Так как наша пехота выпрямила фронт и в нашу часть прибывают все новые солдаты, штаб нашего батальона оказался слишком далеко, перед позициями тяжелой артиллерии. Командир приказывает мне определить новое место для штаба, где-нибудь подальше. Так как окопы полностью заняты пехотинцами, я оставляю все свое имущество, кроме пистолета-пулемета, лежать на бруствере. Облегчившись таким образом, пробую выбраться из траншеи. Однако румыны поленились и сделали их слишком тесными! Я должен шагать через спящих и лежащих рядом со мной солдат. Это задерживает мою разведку. Я решительно выпрыгиваю из котлована, так как дальше идти было невозможно из-за плотно прижавшихся друг к другу румын. Я мчусь назад, словно бегу по стадиону. Незадолго до деревни нахожу старую, покинутую пулеметную точку ивана. Это могло бы быть подходящим для командного пункта. Теперь я бегу снова по свободному полю. И тащу за собой пулемет. Проклятье! Слева и справа от моих ушей свистят снаряды! «Ничего себе немецкая линия фронта! — думаю я. — Иваны повсюду!» Мне, кажется, удается достигнуть цели, хотя русский пулемет не дает быстро бежать, «громыхая» за мной. Итак, я являюсь с полным боевым комплектом к траншее и прыгаю одному из лежащих там румын прямо на живот. И снова приходится пробираться среди тел. Добравшись до командира, я докладываю ему результат своей разведки, и мы сразу же отправляемся в путь. Но сначала я должен забрать свои «тряпки» (рюкзак, походную флягу, плащ-палатку и планшет). Мой шеф все это хорошо охранял! И теперь мы должны пробираться вдвоем по тесной траншее. Но румыны там еще знают меня и оставляют свободное место, какое только возможно. С конца траншеи мы должны мчаться что есть сил, так как иван может заметить нас и послать пяток мин, что для нас будет вполне достаточно. Мы промчались метров 25, а за нами трещали мины. Таким образом, мы бегали с ними наперегонки! Одна мина попала в траншею. Раздались крики раненых, санитары с носилками бросились к ним.