Убежище 3/9 (сборник) - Анна Старобинец

Мальчик молча выронил обкромсанную конечность на землю и с полминуты простоял над ней, совершенно неподвижно, молча.

А потом побежал. Выскочил в распахнутую калитку и побежал что было сил – спотыкаясь и падая, не разбирая дороги, совсем ничего не видя из-за тумана и из-за едких слез, залепивших глаза.

– Ваню-ю-ю-ша! – услышал он за собой срывающийся, испуганный голос старухи.

Она бежала за ним, задыхаясь и нелепо прицокивая своей костью. Топ-тук, топ-тук, топ-тук…

– Кто-нибу-у-удь! Остановите его-о-о! Задержите егоо-о! Держите детеныша! Убье-е-ется!

Мальчик оглянулся – ничего, ничего не видно! – и побежал быстрее. Постепенно старуха отстала. Голос ее слышался теперь едва-едва – где-то далеко позади.

А потом, пробежав еще немного, он вдруг наткнулся на что-то и упал, больно проехавшись по земле локтями и коленками и ткнувшись лицом в мокрую густую траву.

– Ну вот и попался! – сказал противный скрипучий голос. Знакомый голос.

Мальчик съежился, свернулся на земле клубочком и застыл.

Чья-то сильная жилистая рука взяла его за шкирку, подняла с земли, грубо встряхнула.

– Давай-ка я тебя все-таки съем, – сказало волосатое существо, дыхнув Мальчику в лицо водочным перегаром.

Топ-тук, топ-тук, топ-тук – снова послышалось совсем рядом.

– Я т-те съем, Лесной! – пыхтя, сказала старуха. – А ну отдай детеныша! Забыл, что ли, чего Бессмертный сказал?

– Да подавись ты! – Лесной неохотно разжал пальцы и выпустил Мальчика.

– Пойдем, Ванюша. – Костяная повертелась в тумане и ловко вцепилась своей когтистой пятерней в безвольно повисшую руку Мальчика.

– Тьфу ты, твою мать! – сплюнул им вслед Лесной.

– А ну не ругайся при детях, – процедила Костяная, не оборачиваясь.

– Баба-Яга, костяная нога! Жопа жилена, манда мылена! – заорал Лесной и захохотал гнусаво и хрипло.

– Алкаш! – сварливо выкрикнула Костяная.

– Я хочу домой, – тихо сказал Мальчик. – Пожалуйста. Я домой хочу.

– Домой?.. Ну так мы и идем домой, Ванюша… Сейчас кушать будем. Я борщик сварила… И пирожки еще остались – с утра. Идем, сынок. Идем.

Топ-тук, топ-тук, топ-тук…

XVI. Путешествие

Он позвонил мне где-то через неделю, директор интерната.

Он позвонил и сказал:

– У меня для вас хорошая новость. Ваш мальчик сегодня вышел из комы.

Может быть, две-три секунды – две-три секунды между этими его словами и следующими его словами – и были моим счастьем? Бесконечным, оглушительным, беспримесным счастьем, которое по-настоящему, которое один раз в жизни?

– Я могу его забрать?

– Да, но… вы должны понимать, что «вышел из комы» – еще не значит «пришел в сознание».

– Что… что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что ваш ребенок теперь может шевелиться, самостоятельно принимать пищу, возможно, даже ходить… Но – по крайней мере, пока – он как бы совсем не воспринимает окружающую действительность.

– Но он… он хотя бы узнает меня, если я приду?

– Боюсь, что нет. Я же объясняю вам: сейчас он ничего не воспринимает.

Мне захотелось повесить трубку.

– Так вы придете? – словно почувствовав это, забеспокоился директор.

– Да, конечно.

– Сегодня?

– Да. Думаю, да.

Я не пришла. Ни в тот день, ни после. Никогда.

Чтобы не видеть, во что он превратился. Чтобы не знать, какое у него стало теперь лицо, и какое выражение – если есть хоть какое-то… – застыло в его глазах, и какие звуки он теперь издает… Чтобы не видеть, какие он строит гримасы, и как он раскачивается из стороны в сторону, и как он теперь улыбается.

Чтобы не видеть. Не знать.

XVII. Детеныш

– Покушал? Ну вот и молодец, – сказала Костяная, после того как Мальчик, давясь и плача, съел суп и пирожки. – А теперь – тихий час. Ложись спать, Ванюша.

– Я не буду спать, – сказал Мальчик.

– Как это не будешь? Почему? – удивилась Костяная.

– Не хочу.

– А чего же ты хочешь?

– К маме хочу.

– К маме, к маме… Вот заладил. Хорошо. Не хочешь спать – не надо. Так уж и быть. Но только сегодня – в порядке исключения. Дальше у нас будет тихий час строго по расписанию.

– Дальше? – переспросил мальчик.

– Ну да. Дальше. Пока ты здесь будешь жить.

– И сколько же я здесь буду жить?

– Ну, – старуха зажмурилась, что-то прикидывая, – по закону до восемнадцати лет.

– По какому закону?

– По вашему, сынок, по вашему. По человечьему… Ладно, рано тебе еще про такие вещи думать. Пойдем лучше. Давай руку.

– Куда пойдем? – отшатнулся Мальчик.

– Познакомлю тебя кое с кем.

– Я не хочу, – сказал Мальчик и вцепился обеими руками в бревенчатый стол.

На всякий случай. Если она вдруг попробует тащить его силой.

– И что же ты будешь здесь делать? – поинтересовалась Костяная.

– Сидеть и ждать маму.

Старуха разразилась противным квакающим смехом:

– Много же лет ты…ык… так просидишь… ык… ой… так насмешил – аж икота напала! Пойдем со мной.

– Не хочу.

Старуха вдруг перестала смеяться. И икать перестала.

– Придется, – сказала она. – А то…

Что-то в ее лице изменилось. Нос, и без того крючковатый, заострился и как-то странно побелел. И губы тоже побелели. И приоткрылись – нет, скорее, оскалились, обнажив длинный гнилой зуб… клык.

– А то сожгу, – прошипела старуха и указала когтем на печь. – Пирожок из тебя сделаю, Ваня… Терпенье мое не бесконечно. Ты меня лучше не зли, сынок. Ну?! Пойдешь со мной?

Мальчик отпустил стол, медленно протянул Костяной свою дрожащую руку и испуганно сказал:

– Пойду. Хорошо, я пойду с вами.

– Не «с вами», Ванюша, а «с тобой», – Костяная мгновенно подобрела и расплылась в беззубой улыбке. – Мы с тобой будем запросто – на ты.

– Пойду с тобой, – послушно повторил Мальчик.

– И еще – называй меня все-таки мамой, а? – елейным голосом попросила Костяная.

– Вы мне… ты мне не мама, – прошептал Мальчик.

– Я же уже говорила тебе – это не важно. Здесь все детишки меня так называют. Ну?

Мальчик молчал.

– Давай я тебе помогу, – затараторила Костяная. – Давай… я тебе говорю: сейчас мы пойдем кое с кем познакомимся, сынок . А ты мне скажи: хорошо, мама. А то…

– Хорошо, мама, – глотая сопли и слезы, сказал Мальчик.

– Ну вот и славненько, – взвизгнула Костяная и погладила Мальчика по мокрой щеке. – Пойдем. Да ты не смотри на меня так, Ванюша… Я же на самом деле добрая… Я редко из себя выхожу… Ну – не бойся…

Костяная слегка подтолкнула Мальчика к массивной темно-коричневой двери.

– Иди. С ним тебе нужно встретиться в первую очередь.

Мальчик сделал несколько шагов и остановился в нерешительности.

– Постучать? – спросил он.

– Необязательно, – сказала она. – Можешь просто войти. Он ждет тебя.

– Он – кто?

– Тот Кто Рассказывает, – ответила Костяная. – Тот Кто не Может Есть.

– А ты пойдешь… мама? – спросил Мальчик.

– Нет. Я подожду тебя здесь.

Мальчик взялся за тяжелое бронзовое кольцо на двери и потянул на себя. Дверь со скрипом открылась. Он шагнул внутрь.

Там было просторно и светло. Через всю комнату тянулся огромный стол, накрытый ослепительно белой скатертью. Он был сервирован на множество персон.

От удивления Мальчик раскрыл рот. На этом столе были все, абсолютно все лакомства, которые только можно было себе представить. Курица-гриль в чесночно-сметанном соусе, утка с яблоками и грецкими орехами в винной подливке, поросенок на вертеле, жаркое, шашлыки и отбивные, сыры с дырками, сыры с плесенью, сыры, истекающие нежными солоноватыми каплями влаги… Салаты, винегреты, рагу… Блины со сметаной, блины с вареньем, блины с черной икрой и блины с красной рыбой. Пирожки с яблоками, с капустой, с картошкой, с черносливом… Торты, пироги, фрукты, пудинги, мороженое, конфеты… Все. А еще в больших хрустальных чашах – жидкий, тягучий, цвета янтаря мед и пиво, темное как нефть. С густой и белой, точно деревенская сметана, пеной.

Во главе стола, на старомодном стуле с изогнутыми ножками и высокой спинкой, сидел человек средних лет. Все остальные стулья пустовали.

– Садись, угощайся, – сказал человек приятным грудным голосом.

Мальчик переступил с ноги на ногу.

– Не стесняйся, – снова позвал тот. – Кушай.

Мальчик сел за стол. Положил себе на тарелку кусок утки, салат и оливки и стал есть, украдкой поглядывая на хозяина.

У него было странное лицо, у этого человека. Очень умное, очень худое, изможденное и неухоженное. Густые неопрятные усы, почти полностью скрывавшие рот, плавно переходили в длиннющую бороду-веник. Буйная растительность на лице была измазана чем-то блестящим и липким. Жесткие кудрявые волоски склеивались в подозрительные застарелые сосульки.

– А вы не будете кушать? – спросил Мальчик.

– Нет, – грустно произнес человек. – Не буду. Я – Тот Кто не Может Есть. Я – Тот Кто Рассказывает.

– Почему вы не можете есть?

– Не могу глотать, – ответил Тот. – Ты, Ваня, бери, бери себе еще. А я пока расскажу тебе одну историю. Вернее, начало одной истории. Называется «Светлый промежуток».