Отягощенные злом, ч. 1 - Александр Афанасьев

— Бросай конец! — проорал Островский, когда мы притерлись к борту

— А еще тебе ничего не бросить, салага? Ты кто такой вообще?

Островский явно разозлился. Не хватало терпения и снисходительности к ошибкам других — я неоднократно ему на это указывал. Хотя может второе — это и не недостаток...

— Хрен в пальто! Я адмирала везу! Повыступаешь — понарезаешь у меня круги... Давай штормтрап, пока окончательно не разозлился!

Островский намекал на один из видов наказания, который применялся на судах на стоянке. Проплыть сколько то кругов вокруг судна в форме. Вода в порту грязная, а форму — потом только что новую заказывать...

Сверху — начали спускать штормтрап.

— Что нового?

Бердынский мне понравился. Слишком молодой для капитана, а значит — зубами рвать будет, чтобы доказать что достоин. Это хорошо...

— Пока ничего, господин вице-адмирал. Я отменил все увольнения, объявил боевую готовность. Наш судовой юрист[36] — сидит в полицейском комиссариате, но пока...

Самый лучший способ подружиться с человеком, заставить его признать ваше превосходство — быстро и эффективно решить проблему, которую он решить не может.

— Хотите, ваш человек, тот который в больнице — будет здесь в двадцать четыре часа?

— Вообще то...

— Без условий. Не время честной игры. Хотите или нет?

— Так точно.

— Дайте телефон. И справку по оперативной обстановке в городе.

Зазвонил телефон. Спутниковый. Когда я сидел на авианосце вне зоны подавления — он был включен, потому что мне мог звонить кто угодно и с чем угодно. Друзья. Друзья друзей. Сеть была раскинута, и оставалось только ждать, когда и кто ее потревожит...

— Мистер Воронцов, мое почтение...

Так и есть. Микеле Альвари. Сейчас уже — Дон Микеле, один из некоронованных королей Танжера, бежавший со всей семьей из разгромленного англичанами Нью-Йорка. Семьей... ну вы понимаете, что я имею в виду.

— Мое почтение, дон Микеле. Как поживает Руби?

Мафия — весьма интересная организация, многие считают их преступниками, но на самом деле это криминальные бизнесмены — что все же лучше шакалящих по улицам отморозков с ножами и палками. Мафия так же представляет немалые возможности при проникновении на враждебные территории... я имею в виду агентурное, не военное проникновение. Но в то же время, у них есть правила, Кодекс Чести, которому они следуют. Если не оскорблять их, не делать то, что унизит тебя в их глазах — это лучшие друзья. Дон Микеле стал доном исключительно потому, что за ним по слухам стояли русские. А верны эти слухи или нет — неважно, желающих проверить нет.

— Снова беременна.

— Поздравляю.

— Пока не с чем.

— Надеюсь, это будет мальчик.

— Я тоже на это надеюсь.

У дона Микеле было две дочери — уже две. По меркам итальянцев, тем более сицилийцев — большое несчастье, это все равно, что нет детей.

— Я слышал, в Танжере неспокойно... — перешел я к делу

— Для этого я и звоню вам, чтобы все прояснить. Это не наши.

— Вот как?

Мой вопрос был понятен. Он отражал сомнения в возможностях мафии контролировать город.

— Никто из нас не давал им разрешения на такое.

— В таком случае — накажи их. А если хочешь нам помочь — сделай кое-что другое. Ты же не хочешь стрельбы в городе...

Микеле помолчал

— Вы где?

— Ближе, чем ты думаешь. У твоего порога. Сейчас принимаются решения. И ты знаешь, какими они могут быть.

Я помолчал

— Вы могли бы продемонстрировать свое дружелюбие, отдав нам раненого сержанта, который сейчас в вашем госпитале под охраной полиции.

— Это возможно — быстро сказал Микеле

В самом деле. Связи с полицией есть и неприятности не нужны.

— Я могу послать людей?

— Дай мне шесть часов.

— И еще одно. Я думаю, мы оба знаем, кто это мог сделать, и где он находится. Я не прошу вас разбираться с этими людьми. Это наше дело. Но тебе не кажется, что было бы правильным, чтобы общество выразило им свое мнение по поводу того, что они сделали, какую беду навлекли на город. Как ты считаешь?

— Это тоже возможно — подумав, сказал Микеле.

Микеле, Микеле... Все таки — прекращать надо, завязывать тебе с преступной деятельностью. Ты то думаешь, я просто хочу, чтобы вы, община, мафия — надавили на Касбу, чтобы сделать ее более сговорчивой во время переговоров по освобождению. Ты даже не представляешь, что мы собираемся сделать и лучше тебе этого не знать. Но право — прекращал бы ты эти дела с наркотиками. Выращивал бы скот, оливки...

— Хорошо. Я буду на связи...

Я сбросил звонок, набрал новый номер.

— Зенит на связи...

— Зенит, это первый. Что с птицей?

— Птица взлетела. Идет к вам. Изображение — на двадцать пятом канале, выделенное.

— Хорошо, отбой.

Я отключил телефон

— Вот и все. Мне нужен ваш разведцентр.

12 января 2015 года.

Танжер, Испанское Марокко.

Район Шарф

Если мафия хотела с кем-то разобраться в Танжере — она делала это тихо, быстро и эффективно...

Рано утром, когда солнце только — только осветило старые стены Танжера — у одного из зданий в дорогом районе Шарф остановились две машины. Серо-стального цвета, «четырехглазый» британский Даймлер с двенадцатицилиндровым мотором и сопровождавший их Данжель-504, пикап с двойной кабиной, переделанный из легкового универсала Пежо. Визит был явно недружественный — но сторож на воротах старого двухэтажного дома — безропотно открыл ворота. Он знал — кого следует гнать пинком и проклятьями, кого угрозами — а кому следует открыть, пока не стало хуже. Приехавший человек относился именно к такой, последней категории.

Проехав короткой, мощеной брусчаткой дорогой, похрустывая брусчаткой под широкими шинами, Даймлер остановился на поворотном круге у старой виллы — поворотный круг образовывал здесь старинного вида фонтан, в котором воды не было лет пятьдесят. Данжель остановился на подъездной дороге — и из него совершенно открыто выбрались люди с автоматическими винтовками и помповыми ружьями.

Высокий, благородного вида старик, чьи поседевшие бакенбарды выдавали французское происхождение — держа себя как на военном параде, с достоинством поднялся на три ступеньки к двери и постучал по ней тростью, набалдашник которой представлял собой голову орла. После небольшой заминки — дверь открылась.

Молодой человек, можно даже сказать мальчик — черноглазый, с босыми ногами, одетый в черную безрукавку и белые свободные штаны — поклонившись, повел человека анфиладой комнат. Когда то эта вилла была построена для европейца — но сейчас в ней жил мусульманин, правоверный. Дом был перестроен с тем, чтобы отделить женскую половину от мужской, и чтобы женщины — могли существовать в этом доме, лишний раз не пересекаясь с мужчинами, тем более что с гостями. Отчего — большой дом превратился в некий лабиринт, в котором даже живущим в этом доме с трудом можно было сориентироваться...

Мальчик — привел гостя в комнату, в которой ничего не было, кроме натертого воском пола и киблы на стене — указателя направления на Мекку. Луч света медленно полз по навощенному паркету пола к голому по пояс, лысому человеку, который совершал сейчас намаз, истово совершая поклоны, и бормоча слова какого -то по счету раката...

Мальчик — оставил их одних.

Гость огляделся — но присесть было некуда, в комнате совершенно отсутствовала мебель. Тогда он прислонился к стене и постучал тростью по полу.

— Твои грехи не замолить, Мухаммед, как бы ты не пытался, слышишь?

Хозяин дома не ответил — он продолжал молиться.

Северная Африка — место, где ислам побеждает традиционные верования африканских народов, в основном примитивно — анималистические. На севере Африки — негритянская кровь мешается с арабской и с кровью египтян — загадочного и древнего народа, давая миру как великих мореплавателей, купцов, воинов — так и великих подонков. Человек, который сейчас столь усердно просил Аллаха о прощении — безусловно, относился к числу последних. В той же Франции ему бы грозила гильотина совершенно определенно. Наркоторговля, работорговля, детская проституция, разбирательство людей на органы, незаконная торговля драгоценными камнями — полный набор, в общем. Но здесь, в свободном городе Танжере ему не грозило ничего — но только до тех пор, пока он и его люди соблюдали правила игры. Если нет — суд мафии более скор и жесток, чем суд государства. И гость прибыл в этот дом, чтобы напомнить хозяину об этом.

Наконец, произнеся заключительные слова молитвы и дважды совершив символическое вуду — омовение — хозяин дома поднялся. Несмотря на возраст — он вовсе не производил впечатление дряхлости, и четверо его жен с многочисленным, постоянно пополняющимся выводком детей — подтверждали это. Он был лыс, крепок, суров и чем-то напоминал янычара. Или палача султана...